Первые шаги структурализма. Структурная лингвистика

Признанным отцом-основателем структурализма был швейцарский ученый Фердинанд де Соссюр (1857—1913). Он не только не считал себя философом, но, по большому счету, и в самом деле им не был — во всяком случае в традиционном смысле слова.

Предметом его исследования была лингвистика, и здесь он сделал очень многое: с его именем связано даже создание нового направления в науке о языке — структурной лингвистики.

Но занявшись исследованием языка в последнюю четверть XIX века, он погрузился в такой предмет, который в это время оказался в центре философских споров. В самом деле, как мы уже знаем, язык еще раньше, в период универсальной критики метафизики, предстал перед взором философов как клубок философских проблем.

Именно он стал первым претендентом на престол Духа после того, как философы занялись «приземлением» духовного начала.

Язык был и в самом деле подходящим кандидатом на эту роль. С одной стороны, он обладал несомненным идеальным, духовным содержанием: он каким-то образом включал в себя нечто явно сверхчувственное — ведь высказанные или написанные слова, которые можно было чувственно воспринимать, содержали смыслы, которые органам чувств недоступны.

С другой стороны, язык не был метафизической сущностью, поскольку слово — человеческое слово — было вполне очевидной реальностью повседневной жизни.

И при этом слова, обладающие чувственной материей (будь то звуки, будь то созерцаемые формы), были способны иметь смысл — иногда один и тот же, а иногда разный.

Слово, таким образом, без всякой мистики предстало как единство материально-чувственного и идеально-духовного «начал».

Собственно, это было открыто не в XIX веке. Начиная с глубокой древности люди выделяли способность говорить (и тем более писать) среди других человеческих качеств, не говоря уж о других природных явлениях.

В языке всегда видели что-то сверхъестественное, считая его «даром богов», делающим человека привилегированным созданием по сравнению со всеми другими живыми существами, не говоря уж о прочих природных объектах.

Однако сначала такое толкование языка принималось как простая констатация факта, в нем не видели никакой проблемы, подлежащей разрешению, — ведь античные боги, будучи бессмертными, обитали на земной горе Олимп, ссорились и мирились друг с другом, устраивали пиршества и бывали благосклонны к дочерям человеческим.

Что касается описания языковых феноменов, то здесь в прошлом уже было сделано кое-что, и даже немало: грамматика и синтаксис как предметы изучения имеют очень давнюю историю.

Но мировоззренческие установки, заложенные эпохой Просвещения, а также тот высокий статус, который обрели в общественном сознании «позитивные» науки, имели следствием то, что язык увидели в новом свете — не как звено, связывающее и даже роднящее человека с Богом, а как мостик между материально-вещественном и идеально-духовным началами в самом «земном», т.е. в основе своей «природном», человеческом существе.

В языке теперь усмотрели не столько божественное, сколько подлинно человеческое, каким-то образом «надстроенное» над телесной, биологической природой.

Как это происходило и к чему привело, мы и увидим, если обратимся к истории структурной лингвистики, начало которой связано с именем Фердинанда де Соссюра.

На его глазах уже не было тех идеологических шор, которые заставляли видеть в языке прежде всего идеальное начало — ведь, согласно Библии, «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».

И начинает Соссюр свои рассуждения об этом предмете с констатации, которая теперь кажется настолько очевидной, что она вряд ли даже заслуживает упоминания в научном труде профессионального лингвиста: он обращает внимание на то, что язык имеет «материю», что он прежде всего представляет собою некое множество звуков.

Но это не все: «Языковое явление», таким образом, для начала, есть не что иное, как материальное, «акустическое единство», которое отличается от других звуковых комплексов тем, что оно в то же время есть «артикуляционное единство»: звуки языка рождаются в акустическом аппарате человеческого организма. В таком виде «языковое явление» и существует как объект, «само по себе».

Однако «звучащее» слово, сказанное человеком, в качестве слова существует не просто как «сотрясение воздуха»: оно делается специфическим человеческим орудием, функционирует как «знак».

Тем самым оно предстает как нечто большее, нежели акустическое и артикуляционное образование: оно оказывается сложным «физиолого-мыслительным единством с понятием».

Далее, если обратить внимание не то, что слова определенным образом соединены в речи (что вполне очевидно), то язык предстает как такая целостная система, в которой соединены индивидуальная и социальная стороны, «речение» и «общение». К тому же система эта развивается.