Онтология и логика смысла Ж. Делёза

Теперь, после этой затянувшейся преамбулы, мы можем обратиться и к «онтологии смысла» Жиля Делёза, в которой некоторые важные черты информационного общества нашли выражение в виде своеобразной онтологической философской конструкции (т.е. такой, которая, подобно гегелевской феноменологии Абсолюта, соединяет некую «картину мира» (онтологию) с представлением работы мысли, логикой.

По причинам, изложенным выше, дальнейшее изложение этой темы тоже можно было бы сделать имперсональным — если только согласиться с философами постмодерна относительно их тезисов о «смерти автора» и «конце человека».

Однако же сами лидеры постмодернистской мысли — такие, как Лакан, Лиотар, Делез, Кристева (не говоря уж об «отцах-основателях», Барте и Фуко, авторах вышеупомянутых тезисов), представляли свои труды на суд читателей или слушателей не анонимно, а как раз «от первого лица»; и этот факт свидетельствует либо об известном конфликте их теорий с их же собственной практикой, либо о том, что вышеупомянутые тезисы сами суть не более чем теоретические утверждения.

Как бы то ни было, но в курсе истории философии мне тоже придется использовать имена некоторых авторов эпохи постмодерна и названия текстов, которые, на мой взгляд, наиболее репрезентативны при разговоре о «духе культуры» постмодерна.

Ничуть не желая преуменьшить вклад в философию и идеологию постмодерна Лакана, Лиотара, Кристевой, а также физиков Сокала и Пригожина и множества литераторов, журналистов, киноведов и прочих — имя им, воистину, легион, я все-таки счел возможным, во-первых, сделать полномочным представителем философского постмодерна Жиля Делёза и, во-вторых, сосредоточить внимание на одной из работ, отнюдь не последней в достаточно длинном списке его трудов и к тому же не самой популярной (в смысле предмета дискуссий). Это «Логика смысла», книга, увидевшая свет еще в 1969 г.

Нет также и особого профессионального языка, который все-таки использовало философское сообщество даже после того, как философия была «приземлена» и обратилась к «человеческим проблемам» и «жизненному миру».

Автор почти нацело отказался и от стремления, подобно ученым, доказывать то, о чем он пишет, и потому материал его книги бывает зачастую трудно разделить на принципиальные тезисы и иллюстрации этих тезисов.

Наконец, ассоциации, которые возникают у читателя при чтении, сплошь да рядом не менее важны, чем имперсональное содержание текста.

Отсюда первая специфическая трудность, которая возникает при чтении этой книги: традиционный набор терминов, философский словарь, с которым мы свыклись и который во многом определяет наше видение предмета, делает наше восприятие «апперцепированным», создает в нашем сознании то, что современный французский философ Г. Башляр назвал «эпистемологическим препятствием».

Надеюсь, что мое введение в философию постмодерна поможет читателю преодолеть это препятствие (во всяком случае, представляя свое понимание культуры постмодерна, я преследовал именно эту цель, а вовсе не пытался, как это делают многие мои коллеги, обращаясь к постмодерну, раскритиковать в пух и прах саму идеологию этой культуры.

В «Логике смысла» меня привлекло также то, что содержание этой книги ближе всего к «изначальному» пониманию философии как «чистой науки», которая не ставит себя на службу ни классу, ни идеологии, ни даже человечеству: она стремится только к истине и ради нее существует.

Под таким углом зрения, эта книга, пожалуй, близка к теоретическим построениям классического структурализма и отличается от ряда других сочинений Делёза, а также от трудов «франкфуртских психоаналитиков» и их французских последователей, и даже от сочинений М. Фуко, которые ближе всего к позиции, выраженной в этой книге.

У всех вышеперечисленных философов главной темой была отнюдь не тема «смысла» и вовсе не тема отношения сознания к подсознанию и культурным архетипам, даже если эти темы иногда объявлялись непосредственными предметами исследования.

Их главной темой был вопрос о власти в современном мире. Кстати, тема власти сделала философов постмодерна политически ангажированными людьми и объединила «поздних» психоаналитиков и «поздних» структуралистов с марксизмом.