Первые шаги психоанализа. Фрейдизм

Возникновение психоанализа связывают с именем Зигмунда Фрейда (1856—1939), австрийского врача-психиатра, психолога и культуролога. Более того, классический психоанализ очень часто называют фрейдизмом.

Начну с того, что постараюсь ответить на вопрос, почему психоанализ нельзя считать только (или прежде всего) ответвлением психиатрии, что кажется интуитивно очевидным и как это и до сего времени полагают многие, знакомые с психоаналитической практикой.

С ним, кстати, связан и другой вопрос, едва ли не более важный с точки зрения истории философии: была ли сама психиатрия в истории Запада в то время, когда жил и работал 3. Фрейд, только, или даже прежде всего, разделом медицины?

Обратим внимание на тот факт, что психиатрия (буквально: лечение души) в конце XIX и начале XX века еще не стала органической частью медицинской науки и практики, чем-то аналогичным пульмонологии, хирургии, офтальмологии, урологии или разделам медицины, посвященным лечению инфекционных заболеваний.

Ее специфическим предметом была душа, которая тогда все еще представлялась человеку западной культуры противоположностью тела.

Но природа души, долгое время бесспорный предмет метафизики, уже стала спорной проблемой (прежде всего философской и мировоззренческой) в связи с антиметафизическим, антигегелевским переворотом в мировоззрении, который к этому времени в Европе завершался и главным итогом которого было массовое увлечение позитивизмом.

Под сомнение был поставлен тезис о божественной, и вообще метафизической природе духовного начала в человеке, как и о природе идеального вообще.

Это выразилось в различных про- ; граммах приземления этого начала, его обезбожения и вочеловечения, или, по максимуму, его толкования не в качестве особого, отличного от телесности человека и даже противоположного ему, сверхприродного начала, а только как свойства телесной субстанции.

Один из первых философских дуализмов, от которых стремились избавиться как философы, так и естествоиспытатели (включая, прежде всего, медиков) как раз был дуализм души и тела.

Следствием и проявлением победы над старыми мировоззренческими иллюзиями было то, что целители человеческой плоти — медики стали посягать на монополию священников, духовных пастырей, делом которых было не только спасение душ на том свете, но и исцеление их на этом.

Естественно, что в ходе развития успехов практической медицины и душа, если даже она и не всегда выглядела в глазах образованных людей пустым фантомом, продуктом невежественного массового сознания, вымыслом своекорыстных священников и т.п., все же становилась все более отличной от метафизического духа и все более связанной с физической реальностью.

Другой колонной армии, которая вела наступление на поредевших защитников метафизики и прочих носителей старых предрассудков, были те, кого Конт называл позитивными священниками — воспитанные на идеях французского Просвещения учителя, литераторы, актеры, популяризаторы науки, деятели культуры. И, конечно же, позитивистски мыслящие философы.

Для первых мировоззренческим основанием их претензий и их надежд на успех стало предположение о материальном, природном, естественном субстрате всех без исключения процессов в индивидуальном человеческом существе, на который можно целенаправленно воздействовать, коль скоро процессы эти отклоняются от нормы.

Сформировалось представление о душевных болезнях, которое мало-помалу заместило прежнее — одержимости бесом.

Для позитивных медиков психика теперь — прежде всего качество конкретного человека, которого они понимали реалистически, т.е. как телесное живое существо. По их мнению, психическая болезнь — это сбой в работе человеческой машины: тела, нервов, может быть, центрального органа нервной системы — головного мозга.

Когда речь заходила о феноменах общественного сознания (например, о массовых предрассудках, о распространенных мнениях и т.п.) то они, в конечном счете, большинству тех, кого эта тема интересовала, представлялись результатом взаимодействия отдельных сознаний, и значит, совокупным продуктом индивидуальных мозгов.

Как для позитивной, опытной науки было бы странно признавать существование особой сущности, яблока вообще, в роли субстанции отдельных яблок, так и для позитивного исследователя психики постпросвещенческой эпохи было ясно, что не существует души вообще или сознания вообще как особой базисной субстанции.

Вышеупомянутые колонны антиметафизической армии не во всем соглашались друг с другом, и даже так или иначе контактировали в общем пространстве исследования феноменов культуры и человеческого сознания.

Например, И.П. Павлов, великий русский физиолог и психолог, весьма высоко оценивал свою идею о слове как второй сигнальной системе действительности.

Но в ней совсем нетрудно найти немало общего с концепциями таких философов, как В. Гумбольдт и В. Дильтей, которые, связывая человеческую духовность, культуру, со словом, о физиологических механизмах сознания и не помышляли.

У Гумбольдта и Дильтея словесная материя мира культуры предстает как земной субститут гегелевского абсолютного духа, т.е. все еще является скорее особой идеальной субстанцией, миром смыслов, нежели системой звуковых сигналов или сигналов иной природы, которые несут информационную нагрузку, на чем делал акцент И.П. Павлов.