Поиски синтеза: П. Рикёр

Я уже не раз отмечал раньше, что общей (во всяком случае превалирующей) характеристикой западной философии со второй половины XIX века была борьба с традиционной «метафизикой» платоновского типа.

Однако философские концепции, в которых выразилась эта тенденция, были настолько различными, когда речь заходила о позитивных программах дальнейшего развития философии, что свои критические стрелы они направляли друг против друга не в меньшей степени, чем против этого общего противника.

Маркс выразил это весьма рельефно и достаточно адекватно уже тогда, когда писал о «разложении» гегелевской школы.

Поистине классическую форму тогдашние отношения в философском мире получили в марксистском же тезисе о борьбе «линии Демокрита» с «линией Платона», материализма с идеализмом как основной закономерности развития всей истории мировой философии.

В целом же «антиметафизическую» тенденцию в ее начале можно конкретизировать как стремление «приземлить» философию, связав ее с жизнью, с человеческими проблемами, с практикой.

В этом направлении двигались не только критики, но и наследники прежней «метафизики», в частности гегелевской.

Среди них были К. Маркс, В. Гумбольдт, B. Дильтей. Они занимались либо ревизией гегелевских идей, либо их «коренной переработкой».

Были и такие, кто призывал отбросить как негодный хлам или вредные заблуждения либо рационалистическую метафизику в стиле Гегеля, либо вообще всякую метафизику (среди них наиболее заметными фигурами были А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, C. Кьеркегор и, конечно же, позитивисты).

Преемственность с предыдущим этапом в развитии философии, разумеется, сохранялась как в первом, так и во втором случае, хотя это происходило в разных формах, явной для первого случая и скрытой, косвенной для второго.

Немаловажным следствием совершавшегося «приземления» философии было разрушение прежнего понимания философии как учения «о мире в целом», хотя далеко не всегда явное и не всегда осознававшееся самими авторами новых философских идей.

Существенно менялось содержание фундаментальных понятий прежней философии — таких, как «мир», «реальность», «бытие». Философы разных школ и направлений ХХ столетия стали трактовать их по-разному, и уж во всяком случае не так, как это делали их классические предшественники.

В этих переменах, впрочем, тоже можно зафиксировать нечто общее, — а именно определенную «субъективизацию» того мира, о котором шла теперь речь у философов, в отличие, если не в противоположность «миру» как объекту исследования естествознания, который полагался как сущий «сам по себе», независимый оттого, познает ли его человек или нет и безразличный к самому существованию человека.

«Субъект» также преобразился: это понятие означало теперь прежде всего человеческого индивида. Даже в марксистском философском материализме мир как «физическая реальность» был отодвинут на периферию внимания: в фокусе теперь оказался «практический мир» человека.

Еще более радикальными были изменения этих понятий в онтологических\Если гегелевского «абсолютного Субъекта» с полным правом можно было трактовать как вариацию платоновской «Идеи» и усматривать «тайну» гегелевской философии в христианской религии, то «конкретный субъект», реальный человек или человеческое сообщество могли трактоваться как субъект (буквально «то, что лежит в основании») уже не того мира, не той реальности, которая существует независимо от человека и человечества, а другого мира, очеловеченного, предметного, жизненного и т.п.

Поэтому «субъективизация» мира, которая происходила в послегегелевской философии, была также и его «антропоморфизацией», причем совершенно сознательной. Соответственно философия проявляет тенденцию превращения из «науки о мире в целом» в «учение о человеке в целом», в философскую антропологию.

Следы этого процесса заметны во всех философских учениях постклассической философии, даже когда их авторы и не объявляют прямо свои учения «антропологической» философией, как это было в случае Л. Фейербаха.

Маркс, к примеру, предпочитал обозначать свою позицию терминами «гуманизм» или «реальный гуманизм» (который он противопоставлял фейербаховскому, считая его «абстрактным»).

Весьма наглядно весь этот процесс «антропологизации» постклассической философии можно представить, воссоздав спектр разных трактовок человека, которые предлагают философские концепции этого периода.

Среди этих трактовок (и даже в каждой из них) мы, кстати, без труда найдем не только такое содержание, которое оппозиционно прежней «метафизике», но и множество моментов преемственности с прежним, «классическим» мировоззрением.

Так, Маркс справедливо зафиксировал преемственность философской антропологии Фейербаха с прошлой «метафизикой», когда отметил, что человек Фейербаха «не рожден женщиной», а появился из Бога монотеистических религий, подобно тому как бабочка появляется из куколки.

Преемственность с прошлой «метафизикой» рационалистического идеализма можно заметить и в учении В. Гумбольдта о языке как «субстанции» мира культуры.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)