Поворот

Примерно в 1930 г. в мышлении Хайдеггера происходит «поворот». Если в «Бытии и времени» была поставлена задача прояснить вопрос о смысле бытия, отталкиваясь от понимания бытия Dasein, то теперь речь идет не о смысле бытия, а о самом Dasein, которое делает возможным понимание бытия, о тех способах, в которых оно выводит себя из состояния сокрытости (прежде всего от самого себя); сокрытости в его объективациях, в предметности, в конкретных ситуациях и событиях его собственного бытия.

Это (к сожалению, обычное) состояние человека в послегегелевской философской традиции обычно называли «отчужденным» и потому «неподлинным».

Таким «неподлинным», конечно же, следует считать не те реальности природы и культуры, которые оказываются «пред-данными» человеку и в качестве таковых его волей и сознанием не определяются, но выступают как условия его жизни и деятельности.

Они образуют некую неизбежную подоснову предметного мира человека, если угодно, некий плацдарм его деятельности, которая может быть и его самореализацией.

Человек (свободный человек) не творит себя (собственное бытие) на пустом месте и в некоем пустом пространстве: он изначально «заброшен» в природу и культуру — например, родился мальчиком, а не девочкой, в Норвегии в середине XX века, а не в средневековой Японии, в семье мелкого лавочника, а не премьер-министра, к тому же с наследственным пороком сердца, а не с отменным здоровьем.

Что делать, как говорится, такова его доля. Конечно, «доля» еще не «судьба» — в противном случае не имело бы смысла говорить, что любой человек стремится найти свое счастье или свое место в мире.

К тому же это последнее выражение не слишком удачно в том смысле, что, по большому счету, «место» для человека, который пришел в мир, вовсе не существует уже как нечто наличное, и все дело в том, чтобы его найти и занять.

Такое «место в мире» — объект в большей мере «виртуальный», чем реальный, а «найти» его не значит «занять». Скорее речь идет о том, что перед человеком стоит задача и открывается возможность самоосуществиться в том или ином качестве при данных начальных условиях.

Нет никакой гарантии, что даже «теплое местечко», заботливо приготовленное благополучными родителями своему обожаемому чаду, окажется достаточным условием его безбедного и тем более «подлинного» бытия (даже если оно дает гарантии его жизненного успеха — мы ведь теперь знаем, благодаря телевидению, что «богатые тоже плачут»…).

Важнейший, судьбоносный вопрос для человека, согласно Хайдеггеру, в том, находит ли он в своей «доле» свою собственную «сущность», которая соответствовала бы этой «доле».

Человек, таким образом, самим своим бытием оказывается «заброшенным» в истину бытия. Это значит, что искать-то свою «сущность», свое «предназначение», свое «место в жизни» где-то далеко, пытаться «делать жизнь» с кого-то чуть ли не заведомо значит осуждать себя на бытийную «неподлинность»!

Правда, как именно оказывается он «этим», появляются ли для него, и как именно, в бытийном озарении Бог и боги, история и природа, как они наличествуют или их нет — это решает не сам человек. «Пришествие» того или иного сущего в его бытие — это «участь» человека.

Но для человека остается вопрос, находит ли он себя в том, что ему судьба посылает, соответствует ли он своей «участи»?

Эк-зистировать, по Хайдеггеру — значит «находиться в бытийном озарении». И тут же поясняет: озарение (Lichtung) следует связывать не только со «светом» (Licht), но и с прилагательным «легко» (leicht); и потому состояние «озарения» характеризуется тем, что оно сопровождается ощущением легкости, открытости. Экзистировать поэтому — это значит жить «легко», «открыто».

Отношение между бытием и человеком «поддерживается» самим человеческим бытием (не «сущим», которое «приходит» к человеку как его «участь»!).

Таким образом, оно, бытие, «некоторым образом «конденсирует» Dasein, как «место», в котором совершается озарение: это момент, ситуация, когда внезапно все становится ясно. Сохранить эту ясность, поддержать эту легкость — вот это уже зависит от самого человека.

Тот способ, которым является сущее, меняется в ходе бытийной истории. Истинность сущего — это его несокрытость. Поэтому для того, чтобы добраться до истины (здесь — до подлинности сущего как «моего»), не нужны никакие посредники и никакие операции опосредования!

«Только озарение дарит и обеспечивает нам, людям, выход к сущему… Благодаря этому озарению сущее в известной и меняющейся мере оказывается несокрытым».

К несокрытости, однако, относится и качество сущего «скрываться», когда сущее в целом ускользает от постижения. Сущее «скрывается» от нас, не высвечиваясь в озарении: оно перед нами, но мы его, так сказать, «в упор не видим».

Это и есть экзистенциальные границы нашего познания. Это происходит тогда, когда сущее прикрывает сущее (феномены «моего» заблуждения и «моей» ошибки, когда я, например, заблуждаюсь относительно близкого мне человека, не замечая его гнусных поступков, хотя сами эти поступки мне известны. То же, разумеется, частенько касается и моих собственных поступков).

Вообще-то человеку свойственно ошибаться: он склонен придерживаться того, что кажется близким, т.е. сущего, — и потому забывать то, что «дальше», что скрывается, — бытие.

Назначение человека как экзистенции состоит в том, чтобы оставаться открытым «для несокрытости самого озарения», что вовсе не просто. Но ведь «Истина бытия — это когда совершается озарение, которое несет все высвеченное сущее».