Отражение культурной информации в денотативно-сигнификативном блоке лексического и фразеологического значения

Лексический фонд языка называют верхним слоем лингвокультуры. Это связано с тем, что культурные смыслы в первую очередь покрывают лексическую и фразеологическую семантику и характеризуются относительной ясностью при их выявлении.

Лексические и фразеологические способы хранения культурной информации являются наиболее изученными. Это связано прежде всего с тем, что слово и фразеологизм, в отличие от фонемы, имеют очевидный план содержания, а культурная информация отражается прежде всего в семантике языковых единиц.

Кроме того, слова, фразеологизмы, в отличие от текстов, отличаются компактностью, что, несомненно, упрощает их лингвокультурологическое описание.

Культурная маркированность лексического и фразеологического значения, значимости проявляется в том, что данные семантические величины способны как отражать те или иные культурные смыслы, так и интерпретировать универсальные кванты знания в соответствии с действующими культурными установками, стереотипами.

Рассмотрим эти процессы. Решение поставленной задачи требует описания структуры лексического и фразеологического значения, отражающей процессы семантической категоризации.

Интересно
Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров определяют пространство значения как «реальное таксонимическое отображение эмпирического и теоретического (абстрагирующего) знания о мире, в которое вплетается культурно-языковой опыт данной языковой общности».

Лингвокультурологический подход к языку характеризуется пониманием значения как определённым образом категоризованной информации.

В настоящее время является общепризнанным представление лексического значения как системы, состоящей из двух блоков: денотативно-сигнификативного и прагматического.

Денотативный компонент значения объективирует объём того или иного понятия, иными словами, указывает на класс явлений, в который входит данный референт, тем самым денотативный компонент показывает, с какой лексико-семантической группой соотносится то или иное значение.

Из сказанного следует, что денотативный компонент значения отражает процессы структурирования языковой картины мира. Данные процессы культурно маркированы, поскольку соотнесение явления с тем или иным лексико-семантическим классом слов может быть обусловлено идеологемами.

Проиллюстрируем это положение. Слово предприниматель “капиталист – владелец промышленного и торгового и т. п. предприятия” входит в лексико-семантическую группу «Общественный класс», на что указывает сема ‘капиталист’.

Лексико-семантическая категоризация отражает советские идеологемы, направленные на чёткую классовую дифференциацию общества.

В постсоветское время значение данного слова меняется: “тот, кто имеет своё дело, владеет предприятием или на свой риск занимается какой-либо экономической деятельностью, приносящей личный доход” [ТСЯИ].

Данное словозначение включено в лексико-семантическую группу «Характеристика лица по способу осуществления трудовой деятельности». Если учесть, что объём понятия находит своё отражение в архисеме, то можно сделать вывод, что ряд значений имеет культурно маркированную родовую лексическую сему (архисему).

Нетрудно заметить, что изменения в экстенсионале обусловлены модификацией интенсионала, воплощённого в сигнификативном компоненте значения.

Сигнификативный компонент включает в себя часть признаков понятия (представления) о реалии. Он объективирует не все признаки, а только те, с помощью которых возможно отличить одно явление от другого.

Очевидно, что набор существенных признаков для той или иной лингвокультурной общности в определённое время может быть разным.

Выбор существенных признаков находится в зависимости от системы актуализированных в данное время ценностей.

Так, слово кулак в XIX в. включало в сигнификат признаки ‘скупой’, ‘крепкий’, ‘перекупщик’ [СД]. Приведённые признаки отражают хозяйственный статус зажиточного крестьянина.

В советское время смена культурных установок, парадигмы ценностей привела к актуализации иных признаков ‘богатый’, ‘собственник’, ‘эксплуататор’, указывающих на социальный статус.

Интенсионал находит своё отражение прежде всего в дифференциальных семах. Из чего следует, что культурно маркированными могут быть дифференциальные семы.

Приведённые примеры иллюстрируют интерпретирующую функцию архисемы и дифференциальных сем. Архисема и дифференциальные семы могут отражать культурную информацию и иным способом.

Данные семы способны репрезентировать не имеющие эквивалентов, присущие только этой культуре смыслы. Семы, выполняющие подобную функцию, мы находим в составе значений безэквивалентной лексики: барщина ‘даровой принудительный труд крестьян на помещика при крепостном праве’, трудодень ‘единица учёта труда в колхозах, определяющая долю колхозника в доходах’ и др.

Интересно
Культурно маркированные аспекты значения в словарной статье могут маркироваться идеологическими пометами ‘устар.’, ‘антинародн.’, ‘ненаучн.’ и др.

Помимо сигнификативного в денотативно-сигнификативный блок входят образный, оценочный, интенсивный компоненты.

Содержание образного компонента (внутренней формы) отсылает говорящего к тому или иному гештальту, сцене, сценарию, фрейму.

Например, внутренняя форма фразеологических единиц рот на барщине соотносится с фреймом «барщина», снимать пенки – сценарием снятия пенок, раз плюнуть – сценой плевка, на холостом ходу – гештальтом «станок».

Образность строится на развёртывании одного или нескольких сигнификативных признаков. Внутренняя форма номинации определяется тем признаком, который выбирается в качестве различительного и кладётся в основу наименования».

Например, значение фразеологической единицы воротить горы включает в себя следующие сигнификативные признаки: ‘делать большое дело, требующее огромных усилий’.

Внутренняя форма данной языковой единицы основана на развёртывании признаков ‘большой’, ‘огромные усилия’. Образ становится своеобразной скрепой языка и культуры. Именно через него культура входит в пространство языка, с другой стороны, образ ‒ это своеобразное окно, через которое можно изучать культуру.

Процедура определения внутренней формы состоит в буквальном прочтении той или иной единицы. Д. О. Добровольский сравнил мир внутренних форм с «сюрреалистическим миром, обитатели которого толкут воду в ступе, бьются головой о стену».

Совокупность однотипных внутренних форм позволяет реконструировать базовый образ, языковую репрезентацию концептуального гештальта, фрейма, скрипта и др.

Например, буквальное прочтение языковых единиц: один и дома горюет, а двое и в поле воюют; один в поле не воин; отбомбиться, трудармия, труддесант – указывает на базовый образ «война».

Базовые образы отражают тот или иной культурный код. Так, например, указанный базовый образ соответствует акциональному культурному коду, продуктивному во все периоды развития концепта «Труд», что, вероятно, обусловлено содержанием данного концепта.

Внутренние формы объективируют сложившиеся в лингвокультурной общности представления, вербализуют стереотипы осмысления тех или иных явлений.

«Имя (слово, тело знака) – это та культурная рамка, которая накладывается на культурный опыт каждого человека, прошедшего социализацию в определённой культуре», – отмечает Н. В. Уфимцева.

Так, русское сознание представляет работу в цветовой гамме: работа черна, да денежка бела; тёмное дело; белопашенный, чернопашенный. Стереотипом честной и вместе с тем выгодной работы является белый цвет; нечестной, тяжёлой, неприбыльной – чёрный.

Такие стереотипы основывались на символическом значении белого и чёрного цвета: белый цвет был символом красоты, чистоты, света, в противоположность ему чёрный – символом безобразия, печали, ненависти, смерти, грязи.

В. фон Гумбольдт подчёркивал важность внутренних форм в объективации когнитивных процессов: «Мы видим тут подлинную картину хода мысли и сцепления идей».

Выбор внутренней формы культурно значим. Так, в русском языке лиса выступает квазистереотипом хитрости, в португальском – зла.

В русском языке свинья – грязный человек, в корейском – ленивый и обжорливый. Русские назвали смородину по обонятельному признаку (от смердеть), белорусы – по локальному (произрастает на реке: парэчкі).

Образ русской идиомы когда рак на горе свистнет соответствует английскому когда свиньи полетят, киргизскому – когда хвост ишака коснётся земли, болгарскому – когда свинья заберётся на мечеть.

М. Л. Ковшова считает, что «значимость тех или иных реалий для человека в его повседневной практике, служащей упорядочению мира, в его ритуальных действиях, создающих окультуренный ход жизни, послужила вовлечению этих реалий в систему культурных смыслов, и реалии стали носителями культурных смыслов. Именно это обусловило “попадание” образов данных реалий в тропеическую основу» языковой единицы.

С сигнификативным и образным тесно связан интенсивный компонент. Содержание этого компонента можно представить в виде шкалы, контрпунктами которой будут точки со значением ‘очень’ vs. ‘не очень’.

Интенсификация обусловлена фоновыми знаниями членов лингвокультурной общности или внутренней формой. Это означает, что интенсификация связана со сложившимися в данной культуре представлениями и стереотипами, то есть интенсивная сема культурно маркирована, а также что интенсивность может иметь как концептуальную, так и языковую природу.

Так, в русском языке существует около 40 фразеологических единиц, характеризующих различные степени интенсивности выполнения работы: засучив рукава, до упаду, высунув язык, без передышки, хоть разорвись и др. Степень интенсификации определяется содержанием внутренней формы, положенной в основу фразеологической номинации.

Интересно
Наибольшей интенсификацией обладают фразеологизмы, внутренние формы которых объективируют физическую «надорванность»: до кровавого пота, семь потов сошло и др. Интенсивная сема данных языковых единиц имеет языковую природу и входит в зону коннотаций.

Интенсификация значений перетрудиться ‘продолжительной работой, трудом сильно утомиться’, предобросовестный ‘очень добросовестный’ и др. [МАС] определяется коррелирующим с значением концептуальным содержанием.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)