Культурная специфика текста

Тест является проявлением культуры. Ю. М. Лотман отмечал, что культура живёт в своих текстах. Общепринято утверждение, что текст имеет план содержания и план выражения. Рассмотрим, культурно маркированные аспекты текста.

В плане выражения текста культурно значимыми являются особенности архитектоники.

Например, форма текстов документов отличается национальной спецификой.

Это касается особенностей расположения реквизитов, их набора (он может меняться от эпохи к эпохе).

К формальным проявлениям культурной специфики мы относим и вербальные элементы текста.

Например, этикетные формулы (приветствия, обращения, прощания) и др. В. И. Заика отмечает: «Язык, на котором написан текст, очень много может сказать о культуре и истории народов, говоривших на этом языке».

Лингвокультурология рассматривает текст как культурный факт.

Характеризуя данный аспект исследования текста, В. В. Виноградов отмечал: «Художественное произведение может и должно изучаться, с одной стороны, как процесс воплощения и становления идейно-творческого замысла автора и – с другой – как конкретно-исторический факт, как закономерное звено в общем развитии словесно-художественного искусства народа.

Изучение художественного произведения, его языка, содержания должно опираться на глубокое понимание общественной жизни соответствующего периода развития народа, на разностороннее знаниекультуры, литературы и искусства этой эпохи, на ясное представление о состоянии общенародного разговорного и литературного языка и его стилей в то время, на глубокое проникновение в творческий метод автора и в своеобразие его индивидуального словесно-художественного мастерства».

Культурная специфика плана содержания проявляется в нескольких аспектах. Она отражается в тематическом пространстве текста. Выбор темы текста связан с актуальными для культурной эпохи установками, эталонами, ценностями.

Поэтому темой можно назвать сферу актуализируемого для перерестраивания опыта».

Культурно значимым является то, о чём принято говорить, как об этом надо говорить и о чём следует молчать. Тем самым культурно-специфичными являются нарративная программа и схема, то есть культурно установленная последовательность нарративных программ.

Героями громовских книг обычно бывали красные директора или председатели колхозов, солдаты, вернувшиеся с фронта, вдовые женщины, сохранившие любовь и гражданское мужество, пионеры и комсомольцы – решительные, весёлые, готовые к трудовому подвигу.

Добро торжествовало с мучительным постоянством: в рекордные сроки поднимался металлургический комбинат, недавний студент за полгода заводской практики превращался в закалённого специалиста, цех перевыполнял план и брал новое обязательство, зерно по осени золотыми реками текло в колхозные закрома.

Зло перевоспитывалось или упекалось в тюрьму.

Концептуально характеризуя культурные особенности русской литературы, Н. Ю. Желтова отмечает: «Русская классическая словесность пошла по пути познания души русского человека, а не его характера.

Она сосредоточилась на изображении национальной рефлексии, а не национального действия. Мысли, чувства, слова более занимали воображение писателей, а не поступки, практические – гражданские и государственные – деяния, движущие силы национального характера мало занимали русскую литературу, видевшую свою задачу в заботе о духовном бытии нации, в поиске путей её бессмертия, а не в живоописании материально-плотского, а значит – смертного и тленного».

В. В. Колесов указывает на необходимость изучения культурно маркированных деталей: «Культурный текст конкретен, насыщен деталями, которые необходимо распознать и выявить как доступные нам и необходимые для исследования данные».

И. Ю. Токарева отмечает: «Культурно-семиотический подход позволяет систематизировать разнообразие лингвокультурных деталей.

В основе данного подхода лежит семиотическая теория Ч. Пирса. Как известно, учёный выделял три типа знаков: индексы, иконы и символы. Иконы основаны на фактическом подобии означаемого и означающего, индексы – на реально существующей смежности, символы – на условности.

Культурно маркированные художественные детали также могут быть представлены как иконические, индексальные, символические. Этот подход применительно к тексту реализован в учебном пособии В. А. Лукина.

Иконические лингвокультурные детали придают тексту реальность, очевидность. Сюда включаются многообразные элементы, которые формируют денотативно-сигнификативное пространство текста: предметы экстерьера и интерьера, особенности одежды, пищи и много другое».

Детали, связанные с русской культурой, делают акцент на особенностях ведения хозяйства. «Дорога к дому шла паровым, только что вспаханным черноземным полем».

Паровым называется поле, оставляемое на один год не засеянным. Подробно описывается помол зерна: «Когда бабы и девка пришли на гумно, ток был расчищен, деревянная лопата стояла воткнутой в белый сыпучий снег и рядом с нею метла прутьями вверх, и овсяные снопы были разостланы в два ряда, волоть с волотью, длинной веревкой по чистому току. Разобрали цепы и стали молотить, равномерно ладя тремя ударами.

Старик крепко бил тяжелым цепом, разбивая солому, девка ровным ударом била сверху, сноха отворачивала».

Прорисованы особенности устройства жилища: мазаные, беленые стены сакли, в гостевой комнате войлочный пол, подушки и т. д.

Сакля делится на отделение для своих (комната, в которой живёт вся семья) и гостей – кунацкая. «Закрыв ставни сакли и затопив сучья в камине, Садо в особенно веселом и возбужденном состоянии вышел из кунацкой и вошел в то отделение сакли, где жило все его семейство».

Текст насыщен чеченскими антропонимами и топонимами, отражающими национальную традицию номинации: Элдар, Садо, Бата, ХанМагому, Ханефи, Гамзало, Аминет, Гаджи-Aгa, Ахмет-Хан (имена людей), Гехи, Нуха (название местностей).

Ряд деталей позволяет представить традицию богослужения. Упоминается пение муэдзина – служителя мечети, приглашающего на молитву, имам – духовное лицо, заведующее мечетью.

Описан ритуал вечерней молитвы: «…Хаджи-Мурат рассчитал, что было далеко за полночь и что давно уже была пора ночной молитвы.

Он спросил у Ханефи кумган, всегда возимый с собой в сумах, и, надев бурку, пошел к воде. Разувшись и совершив омовение, Хаджи-Мурат стал босыми ногами на бурку, потом сел на икры и, сначала заткнув пальцами уши и закрыв глаза, произнес, обращаясь на восток, обычные молитвы».

«Другая была совсем молодая девочка в красных шароварах и зеленом бешмете, с закрывавшей всю грудь занавеской из серебряных монет. На конце ее не длинной, но толстой, жесткой черной косы, лежавшей между плеч худой спины, был привешен серебряный рубль».

При описании одежды русских людей обращает на себя внимание сословная дифференциация: «Старик, одетый в новую шубу и кафтан и в чистых белых шерстяных онучах, взял письмо, уложил его в кошель и, помолившись богу, сел на передние сани и поехал в город».

«Сам Воронцов, в золотых эполетах и аксельбантах, с белым крестом на шее и лентой…».

Отдельная группа воссоздаёт особенности национальной кухни: «Жена Садо несла низкий круглый столик, на котором были чай, пильгиши, блины в масле, сыр, чурек ‒ тонко раскатанный хлеб ‒ и мед».

Индексальные детали косвенно характеризуют эпоху и её героев.

Для объяснения элементов этого типа необходимы обширные фоновые знания, позволяющие интерпретировать тексты. В основе индексального лингвокультурного знака лежит смежность. Видимая, образная часть знака является своеобразным свидетельством культурного факта.

Приведём пример. Так, при описании мусульманской культуры Л. Н. Толстой прибегает к иконическим знакам, позволяющим представить картину устройства быта: «В холодный ноябрьский вечер Хаджи-Мурат въезжал в курившийся душистым кизячным дымом чеченский немирной аул Махкет».

Символы выступают своеобразными ключевыми знаками культурной парадигмы. Они в сжатой, компрессированной форме хранят программу той или иной культуры.

Так, сказка «Марья Моревна» пронизана символами культуры, которые для человека выполняли прогностическую функцию. Так, туча, гроза предвещают беду. Вдруг находит на небо туча черная, встает гроза страшная. Только пришли во дворец – как грянул гром. В сказке отражена примета дарить своим близким серебро.

Оставь здесь на всякий случай свою серебряную ложку: будем на нее смотреть, про тебя вспоминать. Серебро является символом чистоты, священности.

На Руси считалось, что серебряные вещи выполняли функцию оберега, темнеющее серебро свидетельствовало о присутствии в доме нечистой силы.

Символическим веществом выступает живая и мёртвая вода: Орел бросился на сине море, схватил и вытащил бочку на берег, сокол полетел за живой водою, а ворон за мертвою. Это фантастическое вещество связано с представлениями о воде как источнике жизни.

Символическую функцию выполняют двенадцать шестов, стоящих вокруг избушки Бабы Яги. Они символизируют годовой солярный круг.

Побрел голодный, шел, шел – стоит дом бабы-яги, кругом дома двенадцать шестов, на одиннадцати шестах по человечьей голове, только один незанятый.

Непокрытая голова и расплетённые косы Алёны Дмитриевны обыгрываются М. Ю. Лермонтовым в поэме «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» как символ бесчестья:

В художественном мире А. С. Пушкина также формируется ряд символов.

Один из них символ творчества ‒ чернильница: «Опять беру чернильницу с бумагой…» («Монах», 1813, «К моей чернильнице», 1821).

В синонимические отношения вступают символы перо, чернила, свирель, арфа, лира. «…Оставишь ли свирель, умолкнешь или нет?..» («К другу стихотворцу», 1814). «Почто на арфе златострунной Умолкнул радости певец?» («К Батюшкову», 1814). («Уныние», 1816).

Камин, халат – символ домашней жизни и уединения: «…Вот мой камин; под вечер тёмный, Осенней бурною порой, Люблю под сению укромной Пред ним задумчиво мечтать…» («Послание к Юдину», 1815), «…Татарский сброшу свой халат…» («К Галичу», 1815).

Рейтузы, эполеты – символ светской жизни: «Надену узкие рейтузы, Завью колечки в гордый ус, Заблещет пара эполетов…» («К Галичу», 1815).

Кубок, кружка, чаша, бокал – символ дружбы и лицейского братства: «…Тебя зовут досуг ленивый, И друг ни скромный, ни спесивый, И кубок, полный через край» («К Галичу», 1815), «…Устрой гостям пирушку; На столик вощаной Поставь пивную кружку И кубок пуншевой» («К Пущину», 1815).

Океан, море, звезда, пустыня – символ романтического бытия.

«Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан» («Погасло дневное светило», 1820). «Приветствую тебя, свободный океан» («Завидую тебе, питомец моря смелый», 1822), «К морю», 1824).

«Звезда печальная, вечерняя звезда, Твой луч осеребрил увядшие равнины…» («Редеет облаков летучая гряда», 1820).

«Ты живо впечатлел в моём воображеньи Пустыню мрачную, поэта заточенье» («К Овидию», 1821).

Денотативный аспект текста включает в себя культурно-исторический контекст его создания.

Культурно маркированным является сигнификативное пространство текста. Сигнификативный компонент семантики текста отражает особенности интерпретации положения дел.

К. Чуковский по этому поводу писал: «У каждой эпохи есть свой стиль, и недопустимо, чтобы в повести, относящейся, скажем, к тридцатым годам прошлого века, встречались такие типичные слова декадентских девяностых годов, как настроения, переживания, искания, сверхчеловек.

В переводе торжественных стихов, обращённых к Психее, неуместно словечко сестрёнка. Назвать Психею сестрёнкой – это все равно что назвать Прометея братишкой, а Юнону – мамашей».

Культурная маркированность текста проявляется в интертекстуальных связях. Каждый текст является своеобразным ответом на предшествующий текст. Упомянем здесь классические примеры связи романов «Дон Жуан» Байрона и «Евгений Оненин» А. С. Пушкина, «Госпожа Бовари» Г. Флобера и «Анна Каренина» Л. Н. Толстого, «Чайка» А. П. Чехова и Б. Акунина и др.

Культурно значимой является рефлексия на текст, то, как его понимают и интерпретируют.

Таким образом, текст является формой сушествования культуры, а значит, он детерминирован ценностями своей эпохи.