Мораль, политика, психология – соотношение

Моральные аспекты политики приобретают в наше время редкостно заметную актуальность, активно обсуждаются и в СМИ, и в научной литературе. Нередко ставится вопрос: совместимы ли вообще понятия политики и нравственности, не являются ли эти категории взаимоисключающими? Проблема соотношения политики и морали особенно обостряется во время избирательных кампаний, борьбы за власть, посты, должности, противоборства с политическими противниками. А в борьбе за политическую власть, дескать, все средства хороши… Именно тогда политические действия развертываются в конкретном «поле напряжения» между политикой и моралью. И все это – теневая сторона политики, изнанка, подрывающая ее нравственный авторитет. Соотношение политики и морали, естественно, напрямую зависит от политического режима. В странах с антидемократическими, реакционными режимами, где процветают насилие, террор, злоупотребление властью, бюрократизм и коррупция, происходит разрыв морали и политики. Напротив, в условиях демократического режима политика реализуется в рамках законности, пронизывается принципами гуманизма и нравственности. Еще Макиавелли утверждал, что право и мораль разные и не соприкасающиеся сферы человеческой деятельности. Его взгляды и рекомендации, кстати, находят сторонников и сегодня. По этому поводу русский философ В.С.Соловьев в конце XIX в. писал: «Полное разделение между нравственностью и политикой составляет одно из господствующих заблуждений и зол нашего века. С точки зрения христианской и в пределах христианского мира эти две области – нравственная и политическая – хотя и не могут совпадать друг с другом, однако должны быть теснейшим образом между собой связаны»!

Современная политическая и психологическая ситуация в России сложна, противоречива и трудно предсказуема. Основная причина тому – глубокий социально-экономический и духовный кризис во всем мире и в стране, обостряющийся накануне выборов президента (2012 г.). В этих условиях обострились противоречия между политикой и моралью, чему во многом «помогают» крупные ошибки политического руководства, которые усиливают безнравственность российской политики, углубляют духовный кризис в обществе. Опасность такого пути очевидна. Назрела жизненная необходимость повернуть российскую политику в русло подлинного гуманизма и нравственности. Без этого не может начаться духовное возрождение общества.

И мораль, и политика представляют собой организационные, регулятивные, контрольные сферы общества, но их существование и функционирование существенно различаются.

В отличие от известных организационно-контрольных сфер, мораль и психология не имеют вещественных форм, не материализуются в аппаратах управления, институтах власти, лишены центров управления и средств связи и объективируется лишь в языке, речи, эмоциях, волевых проявлениях и т.д., и, прежде всего – в отражении, в признаках и свойствах практически всех общественных явлений. Вместе с тем, они присутствуют, охватывают управляющие обществом сущности, все феномены политики. Эта специфика морали и психологии существенно отличает их от этики (политической). Если мораль и психология могут так или иначе характеризовать политическое действие, но стоять при этом вне его и лишь отражать те или иные отношения, то этика присутствует в политике, она неотделима от нее как одно из направляющих начал. Поэтому и политическая философия, и политическая психология, и нормативные теории, касающиеся политической сферы, так или иначе связаны с поисками ответа на вопросы, поставленные еще политической этикой и учениями о морали. Уже древнегреческое искусство исследует основную проблему политической этики. Это императивные требования полиса к гражданам, с одной стороны, и, с другой стороны,  семейно-правовые и общечеловеческие обязательства отдельного человека, связанные с заповедями нравственности, психология личности, втянутой волей богов в противоборство сторон. Возникает противостояние нравственной автономии человека и притязаний на универсальность любого рода политических образований.

История политических и этических учений позволяет выделить три основных варианта взаимодействия морали и политики:

• полное подчинение моралью политики;
• полный разрыв между политикой и моралью;
• попытка сохранить аутентичность политики и морали с поддержанием их напряженного взаимодействия.

Психология своеобразно перекрывает все эти три аспекта, врываясь в «зазоры» между ними.

Каждый из названных вариантов взаимодействия предполагает свою аргументацию. Во-первых, это двойное подозрение в аморализме и иррационализме. Задача заключается в выяснении всех аспектов отношений политики и морали, дабы их интеграция исключила взаимные несоответствия. Во-вторых, возможно гиперморализирование политики, согласно которому последней приписывается большее право в решении сомнений и раздумий, вытекающих из моральных принципов индивидуального сознания. В-третьих, феномен политизации морали нередко ведет к попыткам оправдания политических преступлений.

Одним из центральных критериев моральности традиционно признается справедливость суждений и действий. В христианской философии средневековья справедливость рассматривают как основу и критерий моральности политики. Классические тексты различают политические объединения и их действия, пользуясь критерием наличия или отсутствия в них справедливости. С этим связана легитимация компетенций в сфере предписаний либо выяснение отсутствия таковой с вытекающими отсюда последствиями. Следует принимать во внимание историческое содержание и полисемантичность категории справедливость и связанной с ней категории равенство. Аристотель различал распределительную и уравнительную справедливости. Первая основана на геометрическом, или пропорциональном, равенстве, а вторая – на арифметическом, или нумерическом. Оба вида способны войти в конфликт друг с другом. Конфликты в политическом поле возрастают оттого, что оба вида справедливости могут быть определены как содержательно, так и формально. Содержательные представления о справедливости подвержены историческому изменению. Вопрос о масштабе формируется следующим образом: если справедливость должна быть масштабом политического действия и политических состояний, то каким должен быть масштаб справедливости? Раннеевропейское мышление, исследуя состояние напряжения между моралью и политикой, в то время как Аристотель проводит различие между хорошим человеком и хорошим гражданином, непрестанно подчеркивает несовпадение мира нравственного и мира политического. Средневековая мысль говорит о соподчинении морали и политики (Августин, Лютер и др.). Политической сфере приписывается относительная автотомия, связываемая с теологически интерпретируемым царством добродетелей. В Новом времени в отношениях между моралью и политикой наступает определенный разрыв. Его связывают с понятием государственной выгоды и с именем Макиавелли, хотя последний и не применяет это понятие. Государственная выгода охватывает всеобщее. И, напротив, все частное сводится только к партикулярному интересу. Всеобщее истолковывается различным образом: технически – в той степени, в какой государственная выгода в корреляции с учением об интересах предлагает рациональные нормы, в соответствии с которыми можно вычислить волю и исполнение институциональной власти; экзистенциально – постольку, поскольку существование государства мыслится как предварительное условие всего того, что в состоянии использовать или пожелать его подданные, что может быть упрочено или усилено; нравственно – поскольку государство может служить универсальным воплощением того, что для отдельного гражданина является частным интересом. Тем не менее, мы понимаем, что отдельный человек, душа его и порывы ее не волнуют уже ни государство, ни политику – психологии отдельного человека не существует вовсе либо она полностью включается/поглощается властью и власть предержащими.

Немецкий идеализм, исходя из допущения о государственной выгоде, определяет государство в образе нравственности. Выдающийся немецкий философ Гегель (1770-1831) пишет: «В недавние времена активно обсуждалась противоположность морали и политики и формулировалось требование, согласно которому второе должно соответствовать первому… Мнение о мнимой несправедливости, согласно которой политике следует всегда пребывать в состоянии мнимой противоположности морали, покоится… на поверхностном представлении о моральности, о природе государства и его отношении к моральным воззрениям».

Казуистическое выражение, согласно которому цель оправдывает средство, имеет своим истоком аналитическое отношение целей и средств. Кто желает цели, желает использовать и необходимое средство, имеющееся в его распоряжении. В Новое время, по мере отдаления политики от морали, формируется деятельная максима, согласно которой фиксированные цели достигаются любыми эффективными средствами. При этом допускается, что используемые средства теряют значение в процессе оправдания цели. Последние, соответственно, получают приоритет по отношению к средствам.

В понятии целерациональности, введенном М.Вебером, эта проблема обнаруживается достаточно очевидно. Имеет место рациональное соотношение целей и средств, целей и побочных последствий и, наконец, целей. Мотивация? Но соотнесенность целей и средств теряет критерий по мере инфляции самой идеи разума. Любые средства отнюдь не ведут к одной и той же цели, способной к тому же не только меняться в зависимости от набора средств, но и взаимопревращатъся. И цели не реализуются иначе, нежели через соответствующие средства, которые завоевывают благодаря этому опасную самостоятельность, превращаясь в цели. Моральный нейтралитет средств оказывается сомнительным допущением. Последний момент нигде не проявляется столь отчетливо, как в отношении к проблеме насилия, Безоговорочный отказ от насилия, вытекающий из христианских или любых гуманистических убеждений, предполагает возможность претерпеть и худшие виды зла. Отказ в таком случае носит индивидуальный характер. Легитимация применения насилия заключается в понимании его как ответного насилия, как средства, используемого в процессе угрозы и имеющего тенденцию превращения в единственно возможное. Право личности на насилие, согласно современным взглядам, допускается лишь в случае необходимой самообороны.

Война и ее оправдание представляют особую сложность для оценки моральности политики. Ее преодоление, еще со времен размышлений Августина, привело к созданию учения о справедливой войне, примечательного тремя моментами:

• авторизованная компетенция ведения войны (исключение частной войны);
• легитимирующая причина;
• правовой умысел, опирающийся на содержание и восстановление мира и права.

В последние десятилетия складывается интеллектуальная и инструментальная традиция рассматривать права человека в качестве универсального фундамента взаимоотношения политики, психологии и морали. Права человека образуют ту границу, о которую разбивались бы возможные посягательства самых различных политических сил. На международно-правовом уровне основные положения изложены во Всеобщей Декларации прав человека, принятой ООН в 1948 году и кодифицированной в ряде позднее заключенных конвенций. Моральную значимость указанных документов трудно переоценить. Диалектически взаимосвязанными теперь являются распространение и признание универсальной ценности прав человека и готовность следовать им в практической политике. Постановка требования о правах человека восходит к традициям европейского Просвещения и поначалу охватывало европейское социокультурное пространство. Здесь необходимо различать права человека как право защиты от притязаний государства (человеческие права) и как право участия в политическом процессе (гражданские права). В рамках политического объединения они становятся действенными и реальными только в том случае, если закреплены институционно и, соответственно, в случае их нарушения санкции осуществляются незамедлительно и институциональными средствами. Дилемма прав человека заключается в том, что их гарант – государство выступает одновременно кандидатом в обвиняемые в их нарушении. В условиях слома тоталитарных структур и формирования гражданского общества одним из основных моментов выступает идея единственного права – права вообще иметь права. Все другие права лишь объективируют это право человека.

А чувства, эмоции и прочее, прочее? Ответственность, долг, правдивость, вера, доверие, престиж (власти), благо человека и общества и вообще все, составляющее культурную и общественную, а также эмоциональную основу политической нравственности? Это все усиливается: сложившейся в обществе системой культурных норм, правил, традиций, настроений, комплексом эмоциональной жизни общества; актуальными потребностями общества, которые обычно связаны с процессами обновления, введения инноваций (пусть даже нежелательных), нуждающихся в моральных обновлениях и оценках. Наконец, устранение из политики моральных суждений – это определенная, хотя и негативная, нравственная установка, иллюзорная по самой своей сути и ошибочная по существу ориентация на полную автономность политики. Попытки обосновать полную автономность политики от других организационных и регулятивных систем общества оказываются неубедительными. Подобно тому, как политика связана с идеологией, правом, экономикой, культурой, наукой, она не может избежать контактов и с психологией, и с моралью. Подчас, это самые слабые места политики и власти, отсюда и попытки уклониться от морали и моральных оценок.

Нам ясно, что политическая психология составляет единое исследовательское поле с такими основными научными областями человеческого знания как общая, социальная, историческая, этническая, экономическая психология, с одной стороны, и политология, социология, политическая экономия, политическая социология – с другой. Чтобы выделить ее специфический предмет в континууме социальных реалий, необходимо разобраться с пониманием феноменов «политика», «политическая активность», «политические отношения» и другими. Особую актуальность приобретает уточнение психологических признаков взаимоотношений внутри самой политики и между политикой, психологией и моралью.

Наши обыденные представления о политике чаще всего ограничиваются обозначением ее как сферы, достаточно далекой от повседневной жизни (что-то, чем занимаются там, «наверху»), и эпитетом «грязная», который чаще других соседствует со словом политика. Но если отойти от поверхностных стереотипов, то следует признать, что, хотя политика действительно включает в себя борьбу за власть, она не сводится только к грубому выяснению отношений между политиками, в котором любые средства хороши. Это все же, в основном, цивилизованная форма отношений в области власти.

Одни исследователи акцентируют в политике ее управленческие функции, говоря, что политика – это искусство управлять обществом, другие подчеркивают ее связь с властными отношениями, причем, имеют в виду, прежде всего, силовые методы осуществления власти. Третьи указывают на связь политики с правом. Есть и немало других точек зрения. В целом, политическая психология рассматривает политику как многомерный континуум, в котором можно выделить систему, процесс, совокупность детерминант, моделируемых политических связей и отношений (политические игры), систему ценностей, область субъектной самореализации человека и, наконец, интегративный социально-психологический феномен.

Политика как система моральных и правовых отношений – это, прежде всего, политика как система государственных институтов. Действительно, говоря о политике, следует иметь в виду государство как систему политических институтов, куда входят президент и парламент, армия и система безопасности, министерство внутренних и министерство иностранных дел, финансы и социальное обеспечение и др. Собственно, политологи изучают, как устроено то или иное государство, как оно регулирует отношения граждан и власти, отношения властных структур между собой. Зрелая политическая система предполагает, что разные институты выполняют различные функции и между ними существует разделение труда: внешняя и внутренняя политика имеют свою специфику, а для обеспечения эффективного управления нужны профессионалы, знающие свое дело. Многие проблемы в осуществлении власти возникают тогда, когда происходит смешение разных видов, или, как их принято называть, ветвей власти. Принцип разделения властей предполагает, что независимо друг от друга и с равной степенью ответственности перед обществом действуют законодательная, исполнительная и судебная власти. В современном обществе к ним принято добавлять и четвертую власть – средства массовой информации, которые освещают жизнь общества и служат каналом обратной связи между гражданами и политиками, а главное, обладают собственным и подчас уникальным инструментарием психологического воздействия.

Важной частью политической системы являются политические организации, партии, общественные объединения и движения. Граждане объединяются в них, чтобы защищать свои права, отстаивать свои интересы. Политические партии, число которых в нашей стране в начале XXI века, по данным ИТАР-ТАСС, превышало две сотни, с одной стороны, отражают разнообразие политических интересов, с другой – в силу своего различного социального статуса, состава, политического опыта – оказывают различное влияние на ход политического процесса.

Вторым важнейшим измерением политики является динамика функционирования системы политических институтов. Политический процесс – это генезис политических институтов, субъектов политики, политических ценностей, правил и непосредственно политических связей и отношений. В мире происходят войны и революции, реформы и стагнации. Политические процессы бывают мирными и насильственными, постепенными и скачкообразными, но, в любом случае прямо или опосредованно влияющими на психологическую составляющую участников процесса. Важно то, что, изучая политику только как набор законов, правил, как ту или иную конфигурацию институтов, необходимо помнить: эта система [очень] подвержена изменениям. Современная политика быстро и драматично изменяется, порождая множество сложностей как для самой системы, не успевающей приспособиться, так и для конкретных людей, теряющих почву под ногами, нуждающихся в специальных механизмах ориентации в неустойчивом политическом мире. В последние десятилетия психологическая наука стала все чаще обращаться к анализу политического процесса, который не всегда превращается в форму устойчивых политических институтов. Среди проблем, которые интересуют и теоретиков политики, и тех, кто принимает решения, назовем, например, проблему формирования политических взглядов граждан и профессиональных политиков, культурный и национальный контекст политического процесса, становление новых политических движений, вхождение человека в политику и ряд других, включающих прямые взаимодействия морали, нравственности, политики и психологии участников.

Сегодня часто становится все труднее самостоятельно разобраться в смысле происходящих процессов, определить, какие события могут стать значимыми для каждого из нас, а какие окажут влияние лишь на верхушку политической пирамиды. Ряд исследований выявил, например, что некоторые важные политические события (например, перестроечные процессы и распад СССР, перераспределение собственности и сфер политического влияния в России, военные акции на территории СНГ и в мировом сообществе, капитальные изменения в современной геополитике, глобальный мировой кризис и др.) оказали на политический процесс и на сознание целого поколения граждан определяющее воздействие, вполне, скажем так, диагностируемое и поддающееся специальному анализу.

Еще один важный аспект понимания политики – систему правил политической игры. Как и любая другая социальная система, политика подчиняется регулирующим ее законам. Эти законы бывают как писаными (нормы права), так и неписаными (традиции, обычаи, правила поведения), совпадающими или нарушающими функционирование законов человеческой психики. В эпохи перемен практически всегда и едва ли не в первую очередь подвергаются изменению официальные нормы и предписания. Пишутся новые конституции, принимаются своды законов, призванные регулировать официальные отношения между властвующими и подчиненными. Из опыта повседневной жизни мы хорошо представляем себе, как непросто добиться исполнения даже давно существующих законов, осуществить гарантированные ими права, пробиться сквозь частокол всевозможных бюрократических инструкций. Конечно, представители исполнительной власти сетуют на то, что законы не исполняются. И слишком частая смена «правил игры» приводит к появлению правового нигилизма, к неуважению к законам, которые меняются так часто, что нет смысла принимать их в расчет. В такие периоды общество начинает управляться не столько писаными, сколько неписаными правилами, устанавливаемыми не официальной политикой, а группами, имеющими реальную силу (в том числе, и грубую силу, и силу денег). Именно они и «заказывают музыку». Нередко эти теневые структуры  становятся реально более эффективными в осуществлении политических функций, чем те, кто формально считается властью. На рубеже 2-3-го тысячелетий в России с особой силой заявили о себе формирующиеся олигархия, бизнес, предпринимательство и маргинальные феномены, такие, как криминал, девальвация социальных ценностей, политическая отчужденность масс от реальной власти и др. Фамилии «героев» известны…

Между тем, в эпохи перемен неформальные политические ценности и правила игры диктуют не только те, у кого есть сила или деньги.  Нередко именно люди, олицетворяющие неподкупность, справедливость и правду, моральную силу, задают тон в политической игре. Так было в первые годы перестройки, когда на волне борьбы с несправедливыми привилегиями на политическую авансцену вышли Б.Громов, Б.Ельцин, А.Лебедь, А.Сахаров, А.Тулеев и др. Такие фигуры, олицетворяющие представление людей о справедливости, особенно заметны на фоне общего отношения граждан к официальной политике. При этом в обновляющейся России заметна тенденция неустойчивого отношения граждан к представителям официальной власти. Так, согласно данным, полученным летом 2010 года, подавляющее большинство респондентов (89,1%) недовольно тем, каким образом действует власть в России. Частично это объясняется тем, что власть воспринимается как коррумпированная и малоэффективная сфера, закрытая для всего общества: более 61% опрошенных уверены, что те, кто сегодня стремятся к власти, делают это для укрепления своего статуса и материального благополучия, 47% – для самоутверждения как властной элиты в обществе. Лишь 23,6% российских граждан сохраняют надежду на то, что политики идут во власть, чтобы принести пользу обществу!

Сложные зависимости между официальными и неофициальными политическими нормами складываются не только по поводу отдельных функций политической системы (охраны правопорядка, выдвижения лидеров, управления). В любой сфере политической жизни эти два свода правил действуют постоянно. Вопрос только в том, в каком они находятся соотношении. Если неофициальные правила преобладают, это приводит к деградации государства, утрате моральных ориентиров, изменения психологического настроя всех живущих в данном обществе, государстве, и, в конечном счете, к упадку системы. При другом варианте дисбаланса официальные ценности вытесняют неписаные правила, не оставляя места выражению личных и групповых интересов, контролируя все проявления деятельности граждан. Такой тип политического устройства известен как тоталитарный. Он ведет к обеднению всех структур гражданского общества и враждебен проявлению индивидуальности каждого отдельного человека.

Еще одна сторона политики, как считают отечественные ученые, проявляется как система ценностей, мнений, установок граждан. Такое понимание политики выделяет в ней не только психологический компонент, но и уровень осознания доктринального, идеологического характера. У каждого человека есть свое понимание политики, свои оценки того, как работают ее субъекты и что происходит в политических институтах. Эти мнения носят, как правило, достаточно противоречивый характер, складываясь в пеструю мозаику «обыденного сознания». Такие политические ориентиры почти всегда складываются под влиянием многих воздействий: от чтения свежей газеты и просматривания интернет-сайта до разговора с соседом.

Некоторые из этих установок мимолетны, иные, сохраняясь в психологической структуре личности всю жизнь, принимают форму убеждений. И без этих психологических образований в головах людей никакое государство, партия или лидер не могут воздействовать на поведение граждан. Даже для того чтобы выполнить простейшую политическую роль – в качестве избирателя – необходимо определить приоритеты в предлагаемых политических ценностях.

Как показывают исследования, в самых разных политических системах большинство граждан не имеют четко формулированной, согласованной системы политических взглядов. Их политические установки запутаны, противоречивы, не всегда рациональны и совсем не обязательно соответствуют их объективному политическому интересу. Однако осознание своих интересов и консолидация ценностей лидерами, политическими партиями и движениями приводит к созданию политических доктрин, идеологических конструкций. Политическая доктрина – систематизированный, относительно (!) непротиворечивый набор политических ценностей. Главная цель политической доктрины – помочь каждому, кто разделяет эти ориентации, более полно отождествить себя со своей политической группой.

Еще одно измерение политики – понимание ее как вида человеческой деятельности. Данная трактовка политики связана с представлением о том, что политику делают люди, а, следовательно, их поступки и есть главный объект изучения политической науки. При таком подходе необходимость в привлечении психологических инструментов наиболее существенна. Еще в начале XX века немецкий психолог Э.Шпрангер выделял среди других человеческих типов тип человека политического. Действительно, политики-профессионалы обладают рядом психологических характеристик, предопределяющих притягательность для них этой сферы жизни. Стройная система деятельности субъектов политики выстраивается на основе реализации деятельностного подхода, который предложили  С.Л.Рубинштейн, А.Н.Леонтьев и другие отечественные психологи. Примечательно, что в современном обществе не только профессионалы, но и все дееспособные граждане включены в политический процесс, являются его неотъемлемой частью. Отсюда актуальность усиления интереса политических психологов к поведению и деятельности лидеров и рядовых граждан, роль которых в политике неизмеримо возросла.

Признание политики в качестве неотъемлемой части человеческой жизни, психологии человека – идея, уходящая своими корнями глубоко в историю. Еще античные мыслители задавались вопросами о природе политической жизни. Аристотель доказывал, что заниматься политикой человека побуждает его собственная природа. «Государство, – подчеркивал великий мыслитель, – принадлежит тому, что существует по природе, и человек по природе своей есть существо политическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных обстоятельств, живет вне государства, – либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо сверхчеловек». Заниматься политикой человека подталкивает его природный инстинкт. По-этому логично, что Аристотель называет человека политическим животным, не придавая, кстати, этому словосочетанию обидного смысла. Ведь в самой нашей психологии заложены такие естественные потребности, как потребность властвовать и подчиняться. И последующая история политической мысли обогатила представления о политике как системе разнообразных человеческих потребностей, приобретенных и врожденных. Среди них благородство и жадность, любовь и ненависть, стремление к доминированию и солидарность, потребность в свободе и желание быть частью группы.

Таким образом, политика в рамках политической психологии предстает как совокупность моральных и психологических отношений между большими социальными группами (макрогруппами): этносами, нациями, сословиями, классами, конфессиональными общностями, партиями, государственными образованиями и т.д. Соответственно, политическими в рамках психологии можно считать действия, в которых практически воплощаются формальные или неформальные межгрупповые отношения. При этом сфера политической активности включает огромное разнообразие и социальных, и конкретно психологических событий – от индивидуального лидерства до государственного регулирования жизнедеятельности общества, публичных акций, гражданских и международных взаимоотношений, конфликтов, войн и т. п. Все они образуют ту реальность, которая интересует политическую психологию как науку.

Признание важности изучения психологии как движущей силы политического поведения в наши дни получило уже не только общефилософскую, но и конкретно-научную форму. Именно политическая психология во второй половине XX века приступила к исследованию тех факторов, которые мотивируют включение человека в политику и участие в различных ее формах. Психологическая наука, используемая для понимания политических феноменов, диктует и свой подход к исследованию, свой угол зрения на человеческое измерение политики.

Добавим: одна из наиболее перспективных концепций в современной политической психологии исследует процесс принятия политических решений как во внутренней, так и во внешней политике. Моральность этих решений на основе экспериментов, эмпирических исследований и теоретических разработок политическими психологами рассматривается с точки зрения конкретных технологий эффективного политического управления, достижения поставленных политическим руководством целей. Правда, следует заметить, что, какими бы совершенными ни были научные разработки, рациональные расчеты не дают стопроцентного успеха. Как, согласно не совсем проверенным легендам выразился в свое время бывший председатель Правительства России B.C.Черномырдин: «…хотели как лучше, а вышло как всегда». Это высказывание звучит как формула соотношения рациональных и иррациональных факторов, воздействующих на политический процесс. Для политической психологии в равной степени важны оба ряда феноменов: психологически и нравственно осознанное политическое участие граждан, рациональная постановка ими политических целей и проявления иррациональных импульсов, неосознанная политическая активность. Чтобы более предметно представить себе, чем занимается политическая психология, важно выделить и другие качественные стороны политических явлений, которые привлекают особенно пристальное внимание исследователей. Все они образуют интегральный психологический феномен.

Здесь обращает на себя, прежде всего, непосредственно психологический феномен в политическом процессе. Откройте свежую газету или включите программу телевизионных новостей. О чем в первую очередь сообщают нам информационные агентства? Боевые действия в Чечне и на Балканах, волнения в Азии и Африке, чрезвычайные ситуации, демонстрации протеста, выборы, сообщения о принятых правительством решениях, скандалы, затрагивающие ту или иную партию или конкретного политика. Попробуйте самостоятельно проанализировать, что в этих текущих политических событиях определено объективными политическими или экономическими законами, а что результат усилий конкретных людей или партий. Провести границу между этими двумя рядами факторов очень нелегко. Однако сегодня уже ни у кого из серьезных политических психологов, политологов и политиков не вызывает сомнения факт, что психологический компонент происходящих событий необходимо специально выделять, изучать и учитывать при принятии решений.

Другой проблемой, над которой работают современные политические психологи, являются насилие и агрессия в политике. Появились целые отрасли знаний, получившие название биополитика и вайленсология. Биополитика – раздел политической психологии, исследующий проявления альтруизма, насилия, агрессии, защитных реакций, доминирования и других фундаментальных свойств природы человека в политике. Вайленсология (от английского слова violence – насилие) – раздел биополитики, который изучает природу человеческой агрессивности вообще и ее политические проявления в частности. Среди ученых нет единодушия в понимании природы насилия и агрессии в человеческом обществе. Одни убеждены в том, что агрессия – это естественная реакция индивида на фрустрацию и изначально необходима человеку – следовательно, избежать ее нельзя, хотя можно найти безопасные для самого человека и его окружающих каналы отвода агрессии (например, спорт). Другие авторы делают акцент на роли воспитания в проявлении насилия и агрессии.

Остановимся еще на одном любопытном психологическом феномене: восприятие партнерами друг друга. Многие национальные лидеры не замечают угрозу своей стране на международной арене в силу того, что их внимание сфокусировано на проблемах внутриполитической борьбы. Другой причиной неверного восприятия своих международных партнеров и последующих ошибок политиков является искажение их образа стереотипами, действие которых усиливается состоянием стресса. Руководители государств должны быстро отреагировать на ситуацию, в силу чего стресс усиливается. Одним из характерных примеров осложнения отношений стран НАТО и других ведущих держав мира является приверженность их принципу «двойного стандарта». Это было правилом и в отношениях с СССР и в отношениях с современной Россией, где сопрягаются национальные интересы. Непосредственно это проявилось в Кубинском кризисе, в чехословацких событиях 1968 года и в процессе решения проблем СНВ и ПРО, в ходе военных действий в Афганистане, Югославии и Чечне, при оценках двусторонних и многосторонних отношений с участием России, например, по вопросам Ирака, Китая, Северной Кореи, Югославии, Палестины и других экономико-политических эпицентров современного мирового сообщества. Причиной того, что политические лидеры стран и движений шли на прямую конфронтацию, были неверные представления о возможных действиях друг друга. Риск был усилен феноменом группового мышления. Советники каждого из вождей по отдельности давали более осторожные рекомендации. Собравшись в группу, они пришли к гораздо более рискованным выводам.

Человек всегда пристрастен в своем отношении к миру, и без учета данного факта ни одно социальное событие (складывающееся из совокупности целенаправленных человеческих действий) не может быть ни понято по существу, ни, тем более, предвосхищено или подвергнуто сознательному регулированию. Наивный субъект, не отягощенный опытом психологической рефлексии, склонен считать собственные восприятия и действия естественными, единственно разумными при данных обстоятельствах и замечает наличие «психики» у другого человека только тогда, когда тот реагирует на ситуацию необычно с точки зрения наблюдателя. Особенно часто такое происходит при контакте представителей различных культур, исторических эпох. Здесь существенное влияние оказывают не только внутренние, но и внешние детерминанты экономического, политического и непосредственно психологического характера.

Исследования кризисных ситуаций демонстрирует, насколько значимость психологического контекста способна перекрывать значимость экономических и прочих «объективных» обстоятельств. Последние воспринимаются сквозь призму неудовлетворенных ожиданий. Фрустрация порождает аффективные состояния, которые усиливаются механизмом эмоционального резонанса (заражения) и, в свою очередь, упрощают образ мира, примитивизируют мышление и деятельность (аналогичная зависимость наблюдается психологами и в лабораторных экспериментах). Несвоевременный подвоз продуктов в магазины оценивается как «голод», попытки властей восстановить порядок на улицах – как невыносимые репрессии. Упрощенный, аффективно окрашенный образ ситуации ориентирует на поиск самых простых решений и энергичных лидеров, люди «обманываться рады» и охотно идут в сети более или менее добросовестных агитаторов. При этом радикально упрощаются образы не только настоящего и будущего, но и прошлого. В обыденном сознании отчетливо проявляется феномен, названный ретроспективной аберрацией: воспоминания, окрашенные в мрачные тона актуальных настроений, рисуют прошлое как бесконечную череду тягот и унижений, т.е. в некотором смысле «с точностью до наоборот». Потом с неизбежным разочарованием приходит ностальгия. Но летописцы и историки, особенно ангажированные, фиксируют преимущественно слухи, анекдоты и лжевоспоминания…

Политическая психология как отрасль психологической науки и практики изучает и активно влияет на когнитивные и поведенческие, моральные, нравственные аспекты психологии субъектов политики, все многообразие политических феноменов и процессов, происходящих в обществе, их механизмы и факторы, а также всемерно содействует достижению политических целей с учетом принятых в обществе моральных и правовых принципов и норм.