Человек — существо нравственное
Что значит «существо нравственное»? Почему человек есть «существо нравственное»? Без ответов на эти вопросы рассуждения о нравственности и ее связи с культурой будут носить поверхностный, формальный характер. Собственно, этим и занималась по преимуществу этика, вследствие чего превратилась в этику морализирующую, поучающую. То же можно сказать и о словарно-энциклопедических определениях нравственности и морали.
Все та же «Краткая философская энциклопедия» говорит нам, что нравственность «…заключается в добровольном самодеятельном согласовании чувств, стремлений и действий членов общества с чувствами, стремлениями и действиями сограждан, их интересом и достоинством, с интересом и достоинством всего общества в целом.
Добровольность и самодеятельность отличают всякое явление нравственности. Согласно Канту, нравственное чувство является “некоторой ощущаемой зависимостью частной воли от общей”» (курсив мой. — Э.П.).
Объяснить нечто, чтобы и другим было понятно, — дело, при- знаться, весьма сложное и требует большого искусства и навыка, тем более когда речь идет о таких понятиях, как нравственность, любовь, ревность, ненависть, добро, зло и т.п. На втором слове споткнетесь, а тут энциклопедия выдала нам целый абзац, хотя и мало- вразумительный, но все же содержащий некоторые слова, за которые можно зацепиться.
Зацепимся за слово «добровольность», без коей, по мысли автора цитировавшейся статьи, нравственности нет. Оставим, однако, это слово «на потом», поскольку идее «добро- вольности» соблюдения нравственных норм посвящен чуть ли не целый параграф. Пока же вернемся к вопросам, поставленным в начале.
.Нравственное же чувство, по Канту, есть «некоторая ощущаемая зависимость частной воли от общей». Такую зависимость каждый может чувствовать на самом себе. Но одновременно есть и ощущение неполноты кантовского определения. Нет в них этого самого differentia specifica (специфического отличия), которое расставило бы все на свои места и принесло бы нам философское удовлетворение.
В самом деле, а разве, скажем, у муравья или пчелы как существ общественных нет такой ощущаемой ими зависимости их частной воли от воли общей, и притом не «некоторой», а, можно сказать, абсолютной? Но тогда по аналогии можно сказать, что всякое общественное существо ввиду своей зависимости от общей воли есть существо нравственное. Однако такого вывода никто не делает, и не без оснований.
Здесь могут заметить (тоже не без оснований), что мое сравнение некорректно. Согласен, но польза моих, возможно, не совсем научных рассуждений и параллелей в том, что они показывают, что понятие нравственности отнюдь не вытекает прямо и непосредственно из общественной организации живых существ.
Что там пчела и муравей! — Они ведь в некотором роде существа неразумные, да и воли у них, скорее всего, никакой нет (хотя Шопенгауэр в этом от- ношении придерживался другого мнения).
Отсюда как минимум следует, что суждение типа: «человек есть существо нравственное, потому что он существо общественное» не работает, ибо прямой связи тут нет. Можно сказать так: пчела, муравей, обезьяна и т.п. — существа общественные, но не нравственные.
В то же время есть все основания утверждать, что нравственность как таковая, как особый феномен есть специфическое свойство, при- сущее исключительно человеку. Оно как бы заложено в природе человека (в его архетипе) и конкретно раскрывается в общении с себе подобными.
Однако и эти утверждения не дают нам ответа на поставленные в начале главы вопросы. Начнем с выяснения вопросов: что делает человека нравственными и в чем критерий этой самой нравственности? Чтобы ответить на них, нам, воленс-ноленс, придется еще раз обратиться к библейскому эпизоду.
Как было показано в первых главах книги, человек как таковой, как существо, отличающееся от других живых существ, начинается, по сути дела, с набедренной повязки («опоясания»), которую изготовили Адам и Ева. Этот эпизод был прямо связан с появлением у человека дара воображения после вкушения им плода от «древа познания». Первым же результатом этого «вкушения» стало осознание им своей наготы и желание прикрыть ее. Вот этот момент и знаменует появление у человека чувства стыда. Библия так и говорит: Адам и Ева устыдились («убоялись») своей наготы, вследствие чего даже не посмели предстать пред очами Господа Бога — можно сказать, отца своего родного.
Это чувство стыда и есть, на мой взгляд, первое проявление нравственного чувства и его же критерий. Если чувство стыда отсутствует, то ни о какой нравственности вообще не приходится говорить. В свою очередь, чувство это не только неотделимо от дара воображения, но есть его естественное следствие и проявление.
Однако, чтобы до конца понять суть нравственности, сказанного еще недостаточно. Ведь боги тоже существа, обладающие даром воображения, притом во многом превосходящим человеческий. Тем не менее мы не относим их к существам нравственным или имеющим чувство стыда. Такие чувства богам вообще не присущи. Как отметил Шеллинг:
«Боги сами по себе ни нравственны, ни безнравственны: они изъяты из этой альтернативы и абсолютно блаженны».
Человек в этом смысле оказался существом межеумочным, то есть чем-то средним между богами и животными. От богов он имеет дар творческого воображения, возвысивший его над животными; с животными человека роднит все, что связано с плотью и конечностью его существования. Благодаря дару воображения человек осознает свою конечность, что он существо смертное, и вот с этим он не может смириться.
В этом, собственно, вся трагичность его существования. Раздвоенность, межеумочность человека должна была каким-то образом компенсироваться. Такой компенсацией стали отчасти чувство стыда и основанное на нем нравственное чувство как некое общее осознание человеком границы дозволенного и недозволенного — границы между тем, «что такое хорошо и что такое плохо».
К этому добавим и осознание им границы между своим божественным началом и началом тварным, ибо стыдиться он мог только последнего. Стыдиться же тварного начала человек может лишь благодаря одновременному наличию в нем и начала божественного. Вот эта раздвоенность, так резко выделившая его из остального живого мира, и легла в основу нравственности, став причиной многих его мук и страданий.
