Человек — существо говорящее
Общепризнанно, что язык есть основа, фундамент культуры. В то же время язык — самое таинственное явление, столь же таинственных, как и сам человек. Одно неотделимо от другого, и, разгадывая одну тайну, мы одновременно разгадываем и другую.
Над этой тайной билось немало умных голов — философы, лингвисты, антропологи… Предпринято немало попыток для ее раскрытия, но ясности нет и поныне, как, собственно, и в остальных областях, связанных с природой человека и культуры.
Я не собираюсь здесь рассматривать специальные лингвистические проблемы — это не моя задача, к тому же не считаю себя в них компетентным. Главное внимание здесь сосредоточено на общефилософских проблемах языка, на его связи с воображением, мышлением, мифологией и в целом — с культурой.
Итак, человек как таковой начинается с языка.
«Когда и где бы мы ни обнаруживали человека, — отмечает Э. Кассирер, — мы обнаруживаем его уже обладающим речью…»
Ему как бы вторит известный русский философ-лингвист А.А. Потебня.
«Никто не встретил еще до сих пор существ, создающих орудия и не говорящих».
В свою очередь, выдающийся немецкий философ и языковед В. Гумбольдт, внесший неоценимый вклад в философию языка, подчеркивал:
Язык «…заложен в самой природе человека и необходим для развития его духовных сил», притом возникновение языков обусловливается теми же причинами, что и возникновение духовной силы.
«Язык и духовные силы развиваются не отдельно друг от друга и не последовательно один за другим, а составляют нераздельную деятельность интеллектуальных способностей».
Приведенные высказывания — а их можно было бы продолжить и дальше — подтверждают, в общем, известный факт, который никто не оспаривает.
Тот же Гумбольдт утверждает:
«Человек является человеком только благодаря языку. А для то- го чтобы создать язык, он уже должен быть человеком».
Вывод замечательный, и он подводит нас все к той же вечной дилемме «яйца и курицы» — что первым появилось на свет? Это за- ставило того же Кассирера заявить:
Нет, я вовсе не собираюсь пускаться тут в сомнительные рассуждения о происхождении языка — эта проблема и в самом деле вне пределов наших возможностей познания, как, собственно, и вопрос о происхождении самого человека. Однако кое-что сказать все-таки можно, в частности, о близости, я бы даже сказал, о принципиальном совпадении двух событий, а именно: появления языка и создания человеком своего первого творения в виде «опоясания».
Для объяснения того и другого в распоряжении человека нет ни- чего, кроме мифов. Но будем исходить из присказки: «Сказка ложь, да в ней намек — добрым молодцам урок». Во многих мифических сказаниях говорится, что человек выучился языку от Бога или же с помощью божественного промысла. Это побуждает нас вновь обратиться к Библии.
Начнем с вопроса: когда библейский Адам произнес первые ос- мысленные слова? Ведь до вкушения от пресловутого «древа по- знания» не только он, но даже Ева помалкивала, хотя оба внимали словам Бога.
А вот после вкушения произошли сразу два неотрывных друг от друга чуда: Адам с Евой заговорили и сотворили себе «опоясания». Ева, надо думать, от осознания своей вины помалкивала, а вот Адам, прячась за кустами, произнес целый «спич», оправдываясь и объясняя Богу, почему они с Евой укрылись от его взоров.
Из совпадения этих двух фактов правомерно сделать вывод, что они оба были обусловлены одной и той же причиной. Здесь буквально: post hoc, ergo propter hoc*. Другими словами, оба этих факта произошли после вкушения Адамом и Евой от древа познания. Как мы выяснили, в сладком соке райских яблочек содержался дар творческого воображения.
Отсюда следует логический вывод, что язык неотрывен от способности творческого воображения. В самом деле: нельзя себе представить, чтобы Адам и Ева сделали свои «опоясания», не обсудив предварительно это непростое дело, не выработав фасона и не придя к какому-то согласию.
Как бы то ни было, лично я убежден в том, что появление дара творчества и языка — акты одновременные, когда бы, где бы и каким бы образом они ни произошли. Их нельзя разделить, по- скольку суть их едина. И вне всякого сомнения: как язык, так и дар творчества невозможны без наличия дара воображения — этого поразительного феномена, свойственного одному лишь человеку.
Гумбольдт прав, называя язык деятельностью (Energeia)6 — деятельностью творческой, предполагающей наличие воображения, поскольку без воображения никакой свободной творческой деятельности не может быть в принципе. В цитировавшемся выше от- рывке он прямо утверждает, что язык и духовные силы развиваются не отдельно друг от друга и не последовательно один за другим, а составляют неразделимую деятельность интеллекта.
Я уже имел возможность отметить неопределенность таких понятий, как «дух», «духовная деятельность», «интеллект» и т.п., к которым философы питают особенные слабость и пристрастие. Чаще всего они прибегают к ним в тех случаях, когда нечего сказать по существу или же когда не имеют точного эквивалента того, о чем ведут речь.
Поэтому еще раз повторю, что «дух» и все производные от него понятия и словосочетания на самом деле — не что иное, как творческое воображение человека. Никакого другого «духа» или чего-то мистического эти понятия не содержат, хотя, должен заметить, что само воображение — вещь достаточно мистическая.
Лишь с этой поправкой слова Гумбольдта о том, что возникновение языка обусловливается теми же причинами, что и возникновение «духов- ной силы», приобретают реальный смысл.
Для объяснения феномена языка я вынужден был обратиться к библейскому эпизоду с целью придания наглядности своим рас- суждениям. Разумеется, ни я, ни кто-либо другой, не знаем, как все происходило на самом деле, но в то же время мы имеем все основания утверждать, что язык и творческое воображение — вещи не только неразделимые, но и сам язык, его появление и дальнейшее развитие целиком обязаны этому дару.
Об этом свидетельствует простой факт: поскольку воображение присуще исключительно человеку, то и язык присущ только ему. В этом смысле можно согласиться с тем же Гумбольдтом, что язык как бы изначально «заложен в человеческом рассудке», что он есть «интеллектуальный инстинкт разума» и что его невозможно просто придумать.
Нам хорошо известна судьба «придуманных» языков («волапюк» или «эсперанто») — они умерли, едва успев родиться.
