Структурный марксизм: школа Альтюссера
«Симптоматическое прочтение» Луи Альтюссером Маркса составляло часть широкого возрождения структурализма во Франции в начале шестидесятых годов.
Клод Леви-Стросс был первым из тех, кто перенес структуралистский лингвистический анализ на общество, а психоаналитик Жак Лакан и в немалой степени Мишель Фуко пользовались структурным методом в своем анализе подсознательного и развития науки.
Все это провоцировало изменения в трактовке марксизма коммунистической партией. В партии ведущим теоретиком был Роже Гароди, и он долгое время был близок эксистенциальному марксизму.
Сам Альтюссер как философ работал при «Высшей нормальной школе», и вместе с двумя молодыми социоантропологами, Морисом Годелье и Люсьеном Себагом, он осуществил в начале шестидесятых годов структуралистское прочтение Маркса.
Это прочтение и структуральный марксизм вообще были направлены прежде всего против представления гуманного и феноменологического марксизма о том, что философские основы Маркса следует искать в его юношеских работах, прежде всего в «Экономико-философских рукописях».
Но одновременно альтюссерианцы были критичны по отношению к старой философии диамата, и Альтюссер взялся за реконструкцию марксистской философии на основе тщательного прочтения «Капитала» Маркса.
Важнейшим в понимании Альтюссером философии Маркса было его утверждение о том, что в «Капитале» Маркс придал историческому материализму статус науки.
Возникновение этой науки строилось на том, что Альтюссер назвал эпистемологическим переломом у Маркса еще до того, как он в 1845—46 гг. разработал свою теорию истории.
Благодаря этому познавательно-теоретическому перелому (которого сам Маркс не осознавал) Маркс открыл «новый континент», а именно историю, в том же понимании, как в области научного познания Фалес открыл «континент математики, а Галилей — континент физической природы».
Здесь Альтюссер имеет в виду, что научный объект, будь то математика, наша физическая вселенная или история человечества, нужно конституировать как объект науки.
Наука обладает своей особой практикой (теоретической практикой), и эта практика, согласно Альтюссеру, отделена от прочих общественных практик, то есть экономической, политической и идеологической.
Но таким же образом, как у людей в производстве имеется сырье, которое благодаря обработке превращается в продукцию, так и научная практика обладает своим сырьем, идеологическими представлениями, возникающими в обычной жизни; она обрабатывает их и превращает в продукцию науки.
Именно это и проделал Маркс, когда превратил младогегельянские идеологические представления о «человеческой сущности» и ее отчуждении в такие научные понятия, как производительные силы, производственные отношения, способ производства и классовая борьба.
К тому же от Альтюссера и его течения пошло отбрасывание тезиса русского марксизма о решающей роли экономики для прочих общественных условий.
Экономика, политика, идеология и научная теория — это все независимые друг от друга структуры, которые лишь «в последнюю руку» (выражение, взятое Альтюссером у Энгельса) определяются экономикой.
Самый большой вклад Альтюссер внес в философию и идеологический анализ. Другие ученые, входившие в круг Альтюссера, например, Этьен Балибар и Никое Пуланцас, развивали структурно-марксистские теории относительно истории и политической структуры.
Балибар полагает, например, что история обнаруживает различные комбинации разных элементов. В способе производства элементами являются непосредственные производители, орудия труда и неработающие, присваивающие результаты труда.
Эти инвариантные элементы можно затем комбинировать двумя способами, как отношения собственности и как отношения присвоения, и различные эпохи человеческой истории различаются именно тем, как эти элементы сочетались друг с другом.
Например, при капитализме наблюдаются отношения владения между неработающими и орудиями труда, в то время как при феодализме наблюдались отношения собственности между непосредственными производителями и средствами производства.
Этим показано, как строится структуралистский взгляд на исторический материализм: элементы существуют во всех мыслимых обществах; их отличает способ их сочетания.
Переход от одного способа производства к другому происходит из-за противоречий в структуре, но (что важно для структуралиста) это не вопрос намеренных изменений, проводимых сознательными субъектами.
Для альтюссерианцев было очень важно очистить марксизм от влияния Гегеля. Хотя они, как и марксисты-гегельянцы (Лукач, Франкфуртская школа и т. д.) работали с понятием всеобщности, оно сильно отличалось от этого понятия у других.
И у Гегеля, и у марксистов-гегельянцев категория всеобщности выражала существо исторической эпохи, и всеобщность была прежде всего исторически изменчивой всеобщностью.
В школе Альтюссера всеобщность воспринималась как выражение господства структуры над отдельными элементами, и потому они говорили о структурном детерминировании как входящих в общество «частичных структур», так и отдельных элементов.
За несколько лет, начиная с середины шестидесятых годов, теории Альтюссера получили широкий отклик в университетах стран Запада, в том числе и в Швеции, где центром альтюссерианства стал в первую очередь Лунд.
Во Франции Альтюссера признали после определенных колебаний (первые студенты Альтюссера, объединившиеся в группу под названием Ульмский кружок, входили в студенческое объединение коммунистической партии, но были исключены в 1966 г.) и после того, как сам Альтюссер покритиковал себя за «научные ошибки».
Поскольку наука, по мнению Альтюссера, стояла отдельно от политики и идеологии (в школе Альтеюссера было очень важно отделять, науку от идеологии), это означало, что интеллигенция в партии с точки зрения знаний стояла, так сказать, выше остальных членов.
То, что Альтюссер имел столь большой успех, как и марксисты-экзистенциалисты в пятидесятые годы и философы-практики в Восточной Европе в шестидесятые, можно в значительной мере объяснить притоком студентов и их восстанием к концу шестидесятых годов.
В связи с этим марксизм вновь стал актуален, хотя Альтюссер придавал большое значение в своих теориях свободной от политики интеллектуальной работе. Однако к концу семидесятых годов значение альтюссерианства стало» убывать.
