Фуко как теоретик современного общества
Когда Мишель Фуко умер в июне 1984 г., его коллега профессор Поль Вейн писал в опубликованном в «Монд» некрологе, что работа Фуко являет собой важнейшее явление в мышлении нашего столетия *. Возможно, это и преувеличение.
Но нет никакого сомнения в том, что мир потерял оригинального, влиятельного и вызывающего епоры мыслителя. Карьера Фуко стояла в зените, с 1970 г. он возглавлял кафедру «истории мыслительных систем» в «Коллеж де Франс» (престижной академии для профессоров, получивших известность в различных научных дисциплинах), и он был в разгаре работы над обширной программой по истории сексуальности.
По профессии Фуко был историком и философом, но областей, в которых он работал, слишком много и они слишком обширны, чтобы можно было вместить их в эти традиционные обозначения. Его труды охватывают историю безумия, рождение современной медицины, правила образования знаний в разные эпохи, появление системы тюрем, историю сексуальности, формы саморегуляции в античное время и в первые столетия нашего летоисчисления, формы власти и ее исполнения и т. д.
В лице Фуко мы встречаемся не с историком, пытающимся понять прошлое в свете настоящего, но философа, рисующего историю современности. Он выискивает и обнажает точки пересечения, из которых вырастают новые формы знаний, властные отношения и формы социальной практики.
Он анализирует те моменты, процессы и последовательности в истории, которые являются решающими для нашего теперешнего способа мышления и восприятия самих себя, организации и сортировки нашего опыта, оформления социальных отношений и строения образцов общественных формаций будущего. И он делает это совершенно по-своему.
Он исследует такие области, которые большинство историков никогда и не открывали, или пренебрегали ими как областями господства грязи и второстепенными. Под известной нам историей Европы бегает колдун, утверждали Макс Хоркхеймер и Теодор Адорно2, история как процесс цивилизации вытеснена на периферию и извращена.
Именно в этой исторической навозной куче роется Фуко, охотясь за основами нашего сознания среди руин старых моделей мышления и форм познания, социальной практики, властных отношений и социальных институтов. Его любимой эпохой была, по его словам, «классическая эпоха, простирающаяся с XVI века до конца XVIII, но он также бессчетное число раз обращается к Ренессансу и ко времени непосредственно после французской революции.
В последних работах он делает несколько широких шагов назад, чтобы исследовать условия возникновения желания в античное и римское время.
Его источниками служат в первую очередь не известные работы и ссылки на другие труды, но теперь забытые анналы, как, например, забытые тексты медицинской библиотеки, правила распорядка старых застенков и тюрем, регистры и записи из сумасшедших домов, старые педагогические рекомендации, литература по толкованию снов первого столетия после рождества Христова или часто пропускаемые другими пассажи у античных философов.
Его стратегия оригинальна. Он пользуется археологическими методами, чтобы раскопать, исследовать и поставить проблемы в историческом изложении безумия, сексуальности, преступлений, отклонений от нормы, познания и власти, как субъекта — но также и человека в том же качестве.
Что же тогда превращает Фуко в один из самых популярных и влиятельных интеллектуальных образов нашего времени? Какие взрывоопасные проблемы он ставит перед нами? Как он это делает? В этом коротком ознакомительном очерке я попытаюсь ответить на некоторые вопросы, подняв ряд важных тем в его творчестве. Следует подчеркнуть, что богатство творческого наследия Фуко дает возможность рассматривать его под различным углом и акцентируя разные вещи. Его можно прочитать разными способами.
Поэтому мое изложение предлагает только некоторые из этих возможностей. Я следую правилу пропитывания и понимания его на его собственных условиях. И я настоятельно рекомендую читателю поступить так же: смириться с чуждым, неясным, переходящим все границы и попытаться избежать бессмысленного наклеивания ярлыков и сведения в категории (типа: структуралист, пост-структуралист, антимарксист, пост-модернист, антигуманист, ницшеанец и т. д.).
Комментарии и вторичная литература, посвященные Фуко, уже изобилуют такими упражнениями. Напротив, его собственные тексты свободны от полемики и риторики. Однако изучать его надо, учитывая специфический фон французской культуры. Особенно важна здесь реакция на экзистенциализм и феноменологию, проявившаяся в шестидесятые годы и представленная такими персонами, как Клод Леви-Строс, Жак Лакан, Ролан Барт, Луи Альтюссер и другие.
И Фуко принадлежал к этому кругу. Он ставил «вопросы времени», проблемати- зировал теории субъекта, языка, речи, литературы, познания и т. д. Но он не очутился ни на какой полке, а освободился от «измов» и построения систем. Да, он казался великим пионером построения теорий. Но он не был изолирован и неподвластен влияниям.
Это мы отмечаем, когда он понемножку выражает мысли, сходные с мыслями, например, Жиля Делеза и Жана- Франсуа Льотара, и, как и они, рассматривает власть и желание в качестве основных тем, и делает четкой критику просвещенческого идеала разума, показав, что она являет собой смирительную рубашку теории познания в наше время.
Но если Льотар считает себя постмодернистом, то Фуко спрашивает: «Что мы называем постмодернизмом? Я не в курсе». В этой связи важно также иметь представление о жизни парижской интеллектуальной элиты, при этом учитывая узы дружбы и соперничество между учениками лучших школ, например, Высшей нормальной школы (Эколь нормаль сюпериер).
Особое положение философии в высшем образовании и развитие ею своего особого языка и определенного стиля при обучении — вот еще черты, накладывающие определенный отпечаток на академические имена знаменитостей. Для тех, кто достиг вершины Парнаса, интриги, споры и личный стиль в подаче средств массовой информации являются неизбежным спутником карьеры.
