Социальные изменения и экологическая политика

Потенциально экологически ориентированное общественное мнение и проэкологическая социальная активность суть факторы глубоких социальных перемен в российском обществе. Однако ввиду отсутствия общей теории социальных изменений применительно к «переходному периоду» и ряда других причин проэкологические социальные изменения остаются наименее разработанной сферой экосоциологии.

Для оценки вероятности и глубины «экологического поворота» в России важно знать расстановку социальных сил в системе координат «экологические ценности ориентация на экономический рост» и «ориентация на социальные изменения сохранение статус-кво»; четырех главных, по мнению автора, сил: экологического авангарда, членов Системы, «работников» и «жителей».

Экологический авангард составляют приверженцы инвайронментальных ценностей и сторонники социальных изменений. «Профессионалы+граждане + активисты» такова формула авангарда. По нашим подсчетам, в период самой высокой экологической «волны» (в 1988-89 гг.) в СССР было около 8% городского населения старше 14 лет, которые относились к этой категории.

«Члены Системы» приверженцы противоположных ценностей, они выступают за экономический рост любой ценой и не стремятся к социальным переменам. «Члены Системы» совокупность групп (элит), занимающих ключевые позиции в отношении распоряжения всеми видами ресурсов в обществе.

«Ядро Системы» держатель и распорядитель ключевых дефицитных ресурсов и главный антагонист экологического авангарда. У «Системы» есть обширная «периферия», состоящая из двух категорий людей: тех, кто составляет ее распределительный механизм и тем самым обеспечивает устойчивость Системы, и тех, кто от нее зависим (военнослужащие, работники большинства отраслей добывающей промышленности, в особенности кочевых профессий, а также люмпенизированные слои города и деревни).

«Работники» и «жители» занимают маргинальное положение между двумя названными выше группами. Хотя между ними много общего (и те и другие вне ядра Системы, между ними много связей семейных, соседских, общая субкультура), типологически они все же различны. «Работники», включенные в индустриальное производство, более ориентированы на экономический рост и поддержание политического статус-кво. Они также более рационалисты и технократы.

«Жители», связанные со средой обитания, более проэкологически и гуманистически ориентированы. «Работники» видят в результатах своей деятельности средство доступа к природе, к лучшей жизненной среде, для «жителей» эта среда имеет самостоятельную ценность, они вкладывают личные ресурсы в ее поддержание и воспроизводство.

«Работники» это, главным образом, занятые в сфере индустриального производства, на крупных государственных предприятиях, а также сельские мигранты в городах, особенно в первом поколении. «Жители» это городская интеллигенция, часть молодежи, молодые матери, пенсионеры, больные и одинокие, мелкие служащие государственных учреждений, а также работники тех сфер обслуживания, которые тяготеют к жилой среде.

«Жители» стремятся к контактам с учеными, поскольку независимая экспертиза и консультации профессионалов это те немногие средства, которые позволяют местным группам протеста противостоять действиям Системы, разрушающей среду обитания. Среди «жителей» есть и профессионалы, периодически становящиеся лидерами гражданских инициатив.

Различно и их политическое поведение: первые тяготеют к участию в профсоюзном движении или в политических партиях национал-патриотической ориентации, вторые в акциях демократического протеста, других формах внепарламентской борьбы, а также в работе местных органов власти. Исследование, повторенное автором через пять лет, показало, что «Система» постепенно поглощает все проэкологические силы.

Более детально деятельность властных структур социологическими методами (контент-анализ) изучалась лишь в 1989-90 гг. Хотя «охрана природы» была включена КПСС в систему политических приоритетов еще в середине 1970-х гг., ни тогда, ни в годы перестройки государство не имело экологической политики. Декларированный в 1986 г.
М. Горбачевым поворот к ресурсосберегающей экономической политике остался на бумаге.

Устойчивость экономической системы и уровень жизни населения продолжали находиться в прямой зависимости от экспорта нефти и других невозобновимых ресурсов. Ни Чернобыль, ни землетрясение в Армении, ни серия последующих экологических аварий не привели к экологической модернизации экономики и общества в целом. В союзных и республиканских органах власти (а сегодня на федеральном уровне) продолжало действовать мощное антиэкологическое лобби, состоящее из представителей ресурсодобывающих отраслей, государственного сектора индустрии, военно-промышленного комплекса и местных властей.

«Мощные партии корпоративных интересов, пишет В. Ярошенко, экономическая основа тоталитаризма, не исчезли ни в России, ни у ее соседей. Более того, монополистические структуры, сложившиеся в системе плановой экономики, продолжают определять жизнь реформированных обществ, направляют реформы в удобные для сохранения этих монопольно-корпоративистских структур направления». Как отмечается, «мы являемся единственной в мире страной, где строительство сверхдальних линий электропередач… является самоцелью».

В 1989 г. в парламент СССР было избрано не менее 300 экологически ориентированных депутатов, что составляло 15% от всего депутатского корпуса. Сорок признанных лидеров экологического движения стали народными депутатами СССР. Это было многообещающее начало. Однако, как вскоре выяснилось, большинство кандидатов в депутаты центральных и местных органов власти использовало экологические лозунги лишь в целях победы над своими политическими противниками.

За три года своего существования парламенты СССР и Российской Федерации не приняли ни одного закона, который бы определил экологическую стратегию государства и общества. А. В. Яблоков, видный экополитик, депутат союзного парламента, вынужден был признать: «Мы не выдержали испытания властью». Как показали исследования, реальной силой для проведения проэкологической политики снизу стали комитеты общественного самоуправления.

Однако фактическое введение в России президентского правления, предоставление чрезвычайных полномочий мэрам Москвы и некоторых других городов все эти формы власти «сильной руки», а фактически, авторитарной, привели к возврату антиэкологической политики доперестроечного периода.

Важной темой экосоциальных исследований является структура и характер процесса принятия экологических решений. Как показала И. Халий, на местах конфликты между представителями президента, областными и городскими комитетами охраны природы и Советами народных депутатов усиливались.

Лидеры экологических групп и движений, ставшие в 1990-93 гг. депутатами местных советов или работниками государственных и муниципальных природоохранных служб, были единодушны в том, что советы как социальный институт были абсолютно экологически некомпетенты.

Однако, поскольку некомпетентных было большинство, при принятии решений преобладал принцип: сначала политика, потом экономика, потом экология. Поэтому вхождение инвайронменталистов в органы законодательной и исполнительной власти отнюдь не означало институционализации их экологических требований.

Однако различия в характере упомянутых контактов и внутренняя дифференциация семи названных выше типологических групп движения предопределили специфику тактики и репертуара действий последних. Как показал автор, для консервационистов тактической задачей является усиление влияния на органы исполнительной власти, стратегической создание глобального сообщества зеленых. В их взаимоотношениях с властями сочетаются кооперация и конфликт, репертуар действий: инфильтрация в органы исполнительной власти, исследования и разработки, экспертизы, консультирование.

Альтернативисты стремятся радикализировать само экологическое движение и вовлечь в него новых членов путем массовых кампаний и других форм прямой демократии; не чужды для них краткосрочные соглашения с местными властями. Однако стратегически альтернативисты все более сближаются с первой группой, приступив к практической реализации своей идеи альтернативных поселений. Альтернативисты чаще других вступают в открытые столкновения с местными властями.

Традиционалисты, напротив, приверженцы конвенциональных форм социального действия. Их главная цель изменение системы ценностей человека путем экологического воспитания и просвещения, пропаганды экологической этики. С властями у них нет прямых контактов. Напротив, группы гражданских инициатив были сторонниками прямых действий и открытой конфронтации с властями. Но власть взяла верх, и они распались.

Экополитики ставят своей ближайшей целью блокирование разграбления природного достояния России, а также экологически опасных проектов и решений (например, организации новых международных хранилищ радиоактивных отходов на территории страны). Стратегически это властно ориентированная группа, имеющая своей целью восстановление института местного самоуправления.

Репертуар действий экополитиков весьма широк: законодательные предложения, разработка местных экологических стандартов, судебные тяжбы, расследования экологических преступлений, обучение экоактивистов. Экопатриоты прямо ориентированы на максимальный перевес своих сторонников в центральных и местных органах власти. Их репертуар действий разнообразен от инфильтрации и лоббирования до митингов и демонстраций.

Наконец, экотехнократы, которые сегодня все более дистанцируются от движения (и даже являются организаторами контрдвижения), входят в различные экспертные группы, формирующие государственную политику в отношении среды обитания. Технократы составляют ядро технобюрократической структуры функциональной основы всей управляющей нашим обществом Системы.

Лидеры движения и его исследователи сходятся во мнении, что движение переживает кризис. Среди его причин утеря массовой социальной базы (гражданские инициативы), исчерпание привычных источников ресурсов, утеря поддержки со стороны средств массовой информации, отсутствие контактов с другими социальными движениями, которые могли бы быть союзниками инвайронменталистов.

Возросло сопротивление и со стороны государства, которое, обвинив лидеров нынешнего движения в романтизме и некомпетентности, в ходе предвыборной кампании 1993 г. сформировало из числа государственных чиновников, профсоюзных деятелей и представителей малого бизнеса контрдвижение.

Перейдем к проблеме взаимосвязи экодвижения с другими социальными движениями 1990-х гг. Сегодня на арене экологической политики сложилась, как показывают исследования, сложная система сдержек и противовесов. Действительно, экодвижение как таковое в качестве самостоятельной силы на политической арене никогда не выступало.
Однако именно при его помощи пришли к власти нынешние «демократы».

В отличие от ситуации на Западе, в России экодвижение практически не имеет контактов с жилищным, женским и некоторыми другими движениями и неполитическими союзами, скажем Конфедерацией защиты прав потребителей, с которыми у них, по сути, много общих позиций.

Вместе с тем устав Социально-экологического союза и других крупнейших организаций движения не запрещает своим членам быть членами других движений и партий, если последние не выступают с откровенно расистскими, националистическими или сепаратистскими лозунгами. Такое перекрестное членство размывает политическое лицо экологического движения, тем более, что фиксированного членства в нем нет.

С рабочим движением у инвайронменталистов сложные отношения. Рабочее движение до сих пор достаточно автономно, и свои весьма скромные экологические требования адресует непосредственно государственным органам. Его лидеры долгое время не допускали интеллигенцию к работе над своими программными документами.

Вместе с тем экологисты никогда не включали в свои программы задачу поддержки рабочего движения, предпочитая привлекать отдельные группы рабочих или их коллективы к конкретным акциям протеста. Что касается профсоюзов, как прошлых, официальных, так и нынешних, независимых, то у экологического движения с ними не было и нет никаких связей.

Между тем именно национальный вопрос, а точнее рост националистических настроений, может серьезно подорвать инвайронментальное движение как снаружи, поскольку его интернационально ориентированных лидеров нетрудно обвинить в антипатриотизме, забвении национальных интересов, так и изнутри, поскольку его группы и организации, действуя в локальной, следовательно, определенной этнокультурной среде, не учитывают ее специфики.

Попытки создания единой российской зеленой партии пока не имели успеха. Российская зеленая партия была зарегистрирована в октябре 1993 г. Члены этой и других зеленых партий часто одновременно являются членами экологического движения, выступая по отношению к нему в качестве радикализующей силы.

Все же, по мнению социологов и ряда лидеров самого движения, его нынешний кризис, точнее глубокая функциональная и идеологическая перестройка, порожден кардинальными изменениями в способе мобилизации ресурсов. Раньше главным ресурсом были люди, их моральное одобрение и массовое участие в акциях протеста.

Теперь главным ресурсом являются деньги, получаемые в форме грантов от зарубежных и российских фондов. Как отмечал С. Фомичев, на смену объективным интересам экологически обеспокоенных граждан пришли субъективные интересы распорядителей финансовых ресурсов.

Это повлекло за собой организационную иерархизацию движения, формирование грантораспределяющей бюрократии, приоритет исследований, разработок, воспитательной, пропагандистской и иной рутинной деятельности, общее усиление реформистской направленности движения. Вместе с тем грантосоискательство как форма мобилизации ресурсов ослабило единство движения, усилило конкуренцию за ресурсы между его ячейками.

Наконец, в условиях отсутствия массовых кампаний и акций протеста, важно было понять, как функционирует «каркас» рассматриваемого движения система входящих в него организаций.

Изучение 250 российских неправительственных экологических организаций привело автора к следующим выводам: инвайронментальные ценности могут воспроизводиться в посттоталитарном обществе с незавершенной индустриализацией; эти организации суть прежде всего внелокальный социокультурный и гражданский феномен, имеющий глубокие корни в укладе мышления и жизни российской интеллигенции; эти организации специфическая для нынешних условий форма духовного производства и существования гражданского общества; вместе с тем совокупность этих организаций есть способ существования альтернативного, т. е. экологически ориентированного, сообщества внутри российского общества.