Социальная психология дискуссия конца 50-х начала 60-х годов

В конце 50-х начале 60-х гг. развернулся второй этап дискуссии о предмете социальной психологии и вообще о ее судьбе в советском обществе. Два обстоятельства способствовали новому обсуждению проблемы. Во-первых, запросы практики. Решение экономических, социальных и политических проблем требовало более пристального анализа психологической стороны этих процессов.

Механизмы конкретного взаимодействия общества и личности должны были быть исследованными не только на социологическом, но и на социально-психологическом уровне. «Запросы» на социально-психологические исследования поступали буквально из всех сфер советской действительности: от промышленного производства, системы коммунистического воспитания, массовой информации и пропаганды, демографической политики, борьбы с антиобщественным поведением, спорта и проч.

Во-вторых, произошли изменения и в общей атмосфере духовной жизни общества, что было связано с некоторым смягчением идеологического пресса, начинавшейся «оттепелью» и позволяло обсуждать судьбу социальной психологии (так же, впрочем, как и социологии) уже не в качестве «буржуазной науки».

Характерно, что дискуссия вновь началась в рамках психологии, хотя в ней приняли участие и социологи. Опять сыграл роль такой фактор, как большая защищенность психологии от идеологического давления по сравнению с социологией. Да и сама социологическая наука переживала свое второе, официальное рождение, в то время как психология достаточно прочно стояла на ногах, располагая солидными теоретическими работами и разветвленной экспериментальной практикой.

Немаловажным обстоятельством явилось и то, что контакты с зарубежной наукой получили в психологии значительно большее развитие, что обусловило знакомство ученых с ситуацией в области «психологической социальной психологии» на Западе.

Интересно
Дискуссия началась в 1959 г. статьей А. Г. Ковалева, опубликованной в журнале «Вестник ЛГУ», после чего была продолжена на II Всесоюзном съезде психологов в 1963 г. Почти одновременно дискуссия шла и на страницах журнала «Вопросы философии». Основная полемика касалась не только кардинального вопроса «быть или не быть» социальной психологии, но и более конкретных о предмете социальной психологии и ее «границах» с психологией и социологией.

Несмотря на обилие точек зрения, все они могут быть сгруппированы в несколько основных подходов. Впрочем, общим для всех было абсолютное «амнистирование» социальной психологии, то есть признание ее права на существование и в условиях социалистического общества.

Отдельные рецидивы опасений, пришедшие из первой дискуссии 20-х гг., проявлялись лишь в том, что некоторые авторы стыдливо заменяли термин «социальная» психология на термин «общественная», что, вероятно, рассматривалось как характеристика ее благонадежности. Что касается конкретных вопросов, то при их обсуждении обозначились, как это имело место и в западной социальной психологии, две ветви: «психологическая социальная психология» и «социологическая социальная психология».

Хотя определения эти и не употреблялись, различие подходов проявилось в толковании как самого предмета, так и границ между социальной психологией и родственными дисциплинами. В определении предмета социальной психологии сложились три подхода. Первый, получивший преимущественное распространение среди социологов, утверждал социальную психологию как науку о «массовидных явлениях психики».

В рамках этого подхода разные исследователи выделяли разные явления, подходящие под определение. Иногда больший акцент делался на изучение психологии классов, других больших социальных общностей, и в этой связи на отдельные элементы общественной психологии больших социальных групп (традиции, нравы, обычаи).

В других случаях больше внимания уделялось формированию общественного мнения, таким специфическим массовым явлениям, как мода и пр. В рамках этого же подхода согласно говорилось о необходимости изучения коллективов. Плехановский термин «общественная психология» был интерпретирован как определенный уровень общественного сознания, в то время как термин «социальная психология» был закреплен за названием науки.

Второй подход, представленный преимущественно психологами, видел главным предметом исследования в социальной психологии личность. Оттенки проявлялись здесь в толковании контекста исследования личности то ли с точки зрения типологий личности, ее особенностей, положения в коллективе, то ли, главным образом, в системе межличностных отношений и общения. Часто в защиту этого подхода приводился довод, что он более «психологичен», что и дает большие основания рассматривать социальную психологию как часть психологии.

Наконец, в ходе дискуссии обозначился и третий «синтезирующий» подход к проблеме. Социальная психология была рассмотрена здесь как наука, изучающая и массовые психические процессы, и положение личности в группе.

В этом случае проблематика социальной психологии представлялась достаточно широкой: практически весь круг вопросов, исследуемых в различных школах социальной психологии, включался в ее предмет. По-видимому, такое понимание более, всего отвечало реально складывающейся практике исследований, а значит и практическим потребностям общества, поэтому оказалось наиболее укоренившимся.

Но согласие в понимании круга задач социальной психологии еще не означало согласия в понимании ее соотношения с социологией и психологией. Что касается первой, то, поскольку в социологии шла довольно острая дискуссия относительно предмета, сколь-нибудь однозначного ответа на вопрос о границах найдено не было.

Эти границы, впрочем, довольно рыхлы до сих пор как в мировой, так и в отечественной социальной психологии. На протяжении длительного времени несколько проблемных областей Просто пересекались: например, социология личности и психология личности, социология малой группы и социальная психология малой группы и т. п.

Вместе с тем, если сегодня эта ситуация не кажется драматичной, то в дискуссии 50-60- х гг. ей придавалось порою именно такое значение. Вопрос о границах социальной психологии и общей психологии также не был разрешен полностью, хотя какие-то ориентиры и были выстроены; в частности, предполагалось, что основной водораздел проходит по линии личность личность в группе, хотя конкретное содержание этой оппозиции толковалось по-разному, в зависимости от приверженности автора к той или иной психологической школе.

Интересно
Несмотря на недосказанность во многих вопросах, дискуссия на втором ее этапе имела огромное значение для дальнейшего существования и развития социальной психологии. В целом она означала конституирование социальной психологии как относительно самостоятельной дисциплины, на первых порах утвердившейся в качестве таковой в составе психологической науки.

Такое решение имело два следствия: оно определяло специфику институционализации советской социальной психологии и специфику решения ее методологических проблем. Первое следствие дало знать о себе по тому, где и как были созданы первые научные и учебные «единицы» этой дисциплины.

Социальная психология отныне заняла прочное место в структуре научных конгрессов по психологии (начиная с 1963 г.). В 1962 г. в Ленинградском университете образуется первая в стране лаборатория социальной психологии, а в 1968 г. кафедру с таким названием возглавил Е. С. Кузьмин (в МГУ такая кафедра была создана позже, в 1972 г. под руководством Г. М. Андреевой).

Обе кафедры возникают на факультетах психологии по той простой причине, что социологических факультетов тогда просто не было. В то же время создаются многочисленные социально-психологические лаборатории и центры, также тяготеющие к психологическим учреждениям или непосредственно «в практике», например, на промышленных предприятиях.

В 1972 г. создается сектор социальной психологии в системе Академии Наук СССР, т. е. по целой совокупности причин психология институционализируется как психологическая дисциплина. Второе следствие касалось решения методологических проблем социальной психологии. Коль скоро она «проходила» по рубрике психологических дисциплин, ее взаимоотношения с марксизмом строились по иной модели, чем в социологии.

Марксистский подход не выступает здесь в качестве прямого идеологического диктата, но заявляет о себе преимущественно как преломленный в общепсихологической теории некоторый философский принцип. Это не освобождало от идеологических «вкраплений» в проблематику социальной психологии.

Наиболее ярко они проявлялись в оценке западных школ социальной психологии, хотя и здесь довольно редко в форме прямых политических «обличений», но скорее как критика «ложной методологии» (впрочем, пропорции того и другого варьировали у разных авторов).

Апелляции к идеологии присутствовали и в освещении некоторых конкретных проблем, например, коллектива, «психологии социалистического соревнования» и пр. «Идеологический диктат» не насаждался извне или каким-нибудь прямым вмешательством со стороны государственных органов или партии скорее, он проявлялся как «внутренняя цензура», поскольку основная масса профессионалов была воспитана в традициях марксистской идеологии.

Гораздо важнее опосредованное «влияние» марксизма на социальную психологию через философские основания общей психологии. В данном случае необходимо назвать, прежде всего, психологическую теорию деятельности, разработанную на основе учения Л. С. Выготского о культурно-исторической детерминации психики. Теория деятельности, развитая в трудах С. Л. Рубинштейна, А. Н. Леонтьева, А. Р. Лурия, была принята большинством представителей психологической науки в СССР, хотя и в различных ее вариантах.


Наиболее полно она была интернализована социальной психологией московской школы, на психологическом факультете МГУ (где деканом был А. Н. Леонтьев). Кардинальная идея теории, заключающаяся в том, что в ходе деятельности человек не только преобразует мир, но и развивает себя как личность, как субъект деятельности, была воспроизведена в социальной психологии и «адаптирована» в исследованиях группы.

Содержание названного принципа раскрывается здесь в понимании деятельности каксовместной, а группы как субъекта, что позволяет изучать ее характеристики в качестве атрибутов субъекта деятельности. Это, в свою очередь, позволяет трактовать отношения совместной деятельности как фактор интеграции группы. Наиболее полное выражение этот принцип получил позже в психологической теории коллектива.

Принятие принципа деятельности фундаментальным в значительной степени обусловило весь «образ» социальной психологии как науки. Во-первых, это предполагало акцент не на лабораторные, но на реальные социальные группы, поскольку лишь в них присутствуют действительные социальные связи и отношения; во-вторых, принятый принцип определил логику построения предмета социальной психологии.

Описанный подход охватывает практически все традиционные области социальной психологии. Его специфика лишь в трактовке и последовательности изложения проблем, диктуемых принципом деятельности.

Преломленная таким образом марксистская методология отгораживала советскую социальную психологию от развития мировой науки. Некоторые следствия из приложений теории деятельности оказываются весьма близкими современным поискам, особенно европейской социально-психологической мысли с ее акцентом на необходимость учета «социального контекста».

Определенную роль в таком содержательном оформлении социальной психологии сыграла и общекультурная традиция российской мысли, задавшая большую, чем, например, в американской социальной психологии, ориентацию на гуманитарный характер знания или, как минимум, на примирение сциентистских и гуманистических принципов (например, наследие M. M. Бахтина).

С таким багажом советская социальная психология пришла к моменту начала радикальных социальных преобразований, получивших импульс вместе с «перестройкой»: подобно тому, как в истории этой науки на Западе общественные потрясения 1968 г. дали основания для ее глубокой рефлексии, социальные изменения в СССР не могли не заставить советскую социальную психологию также переосмыслить и путь своего развития, и свои реальные возможности, причины успехов и слабостей.

Коренные преобразования в экономической структуре общества, характере политической власти, во взаимоотношениях общества и личности сказались на изменениях в самом предмете исследований и должны были быть осмысленными в терминах науки. Еще рано говорить о подлинном осмыслении социальной психологией новой реальности, но кое-какие выводы можно сделать и в этой связи обрисовать некоторые перспективы.

Как отмечалось, накопленный советской социальной психологией опыт, ее теоретические и экспериментальные разработки, несмотря на то, что создавались в марксистской парадигме, не выводили отечественную социальную психологию из русла развития мировой науки. Во всяком случае, одна общая черта, несомненно, присутствует: социальная психология любой школы на любом отрезке ее истории всегда апеллировала к стабильному обществу.

Собственно, такая переменная, как «стабильность нестабильность», практически не фигурировала в исследованиях. В этом смысле социальная психология значительно отличается от социологии, где проблема социальных изменений давно включена в общий контекст науки.

В социальной психологии, во многом за счет того, что эталоны ей на международной арене задавала американская традиция с ее позитивистски-эмпирическим креном, эта проблема явно возникает лишь в последние годы в рамках зарождения европейской «оппозиции» американскому образцу. Так, в работах А. Тэшфела был остро поставлен вопрос о недопустимости игнорирования в социально-психологических исследованиях социальных изменений, происходящих в обществе.

В советской традиции эта идея присутствовала в лучшем случае на уровне деклараций, в исследовательской же практике она оказалась безоружной перед лицом глобальных общественных трансформаций, и одна из причин этого доминирование не социологической, а психологической версии предмета. Аппарат социально-психологического исследования, его средства не адаптированы к изучению феноменов изменяющегося мира.

Поэтому, если социальной психологии приходится существовать в этом мире, ее первая задача осознать характер происходящих преобразований, построить собственную программу трансформирования сложившихся подходов в связи с новыми объектами исследований, новыми типами отношений в обществе, новой ситуацией.

Радикализм преобразований, осуществляемых в России, настолько глубок, что многие из их проявлений просто не могут быть «схвачены» в рамках разработанных социально-психологических схем: самая существенная черта современного российского общества нестабильность исключает его анализ методами и средствами, приспособленными для анализа стабильных ситуаций. Соображение о том, что социальная психология изучает «сквозные» проблемы человеческих взаимоотношений, их общие, универсальные механизмы, не может поправить дело.

Интересно
Хотя идея включения в социально-психологические исследования социального контекста принципиально давно принята наукой (что нашло отражение в работах С. Московиси, А. Тэшфела, Р. Харре и др.), теперь в нашей стране «контекст» этот настолько сложен, что требует специального осмысления. Уже сегодня можно обозначить те процессы, с которыми сталкивается массовое сознание в ситуации нестабильности и которые требуют пристального внимания социальных психологов.

К ним можно отнести глобальную ломку социальных стереотипов, обладавших глубокой спецификой в нашем обществе: исключительная «длительность» их утверждения (практически в течение всего периода существования советского общества), широта их распространенности (внедрение в сознание самых разнообразных социальных групп, хотя и с разной степенью интенсивности), наконец, поддержка их не только силой господствующей идеологии, но и институтами государства.

Изменение системы ценностей второй блок социально-психологических феноменов, требующих внимания исследователей. Это касается соотношения групповых (прежде всего, классовых) и общечеловеческих ценностей.

Воздействие идеологических нормативов было настолько велико, что идея приоритета классовых ценностей принималась в массовом сознании как сама собой разумеющаяся, и напротив, общечеловеческие ценности трактовались как проявления «абстрактного гуманизма». Неготовность к их принятию обернулась в новых условиях возникновением вакуума, когда старые ценности оказались отброшенными, а новые не воспринятыми.

С этим связан и третий блок проблем, сопряженных с кризисом идентичности. Инструмент формирования социальной идентичности процесс категоризации в значительной мере модифицируется в нестабильном обществе: категории, фиксирующие в познании устоявшееся, есть порождения стабильного мира.

Когда же этот мир разрушается, разрушаются и социальные категории, в частности те, которые обозначают социальные или этнические группы (как быть сегодня, например, с такой категорией, как «советский человек»?). Последствия этого для многих людей довольно драматичны. Перечень такого рода проблем может быть продолжен, однако вывод уже напрашивается: социальная психология сталкивается с новой социальной реальностью и должна ее осмыслить.

Мало просто обновить проблематику (например, исключить тему «психологические проблемы социалистического соревнования»); недостаточно также просто зафиксировать изменения в психологии больших и малых социальных групп и личностей (в той, например, области, как они строят образ социального мира в условиях его нестабильности), хотя и это надо сделать.

Вместе с тем кое-какие шаги в этом направлении уже делаются, например, в исследованиях ломки стереотипов, кризиса идентичности и др. Необходим поиск принципиально новых подходов к анализу социально-психологических явлений в изменяющемся мире, новой стратегии социально-психологического исследования.

Возможно, они приведут к совершенно новой постановке вопроса об общественных функциях социальной психологии. Хотя в принципе такие функции определены и изучены, их содержание может существенно изменяться, если социальная психология сумеет избавиться от нормативного характера, который был присущ ей в предшествующий период, то есть в меньшей степени будет считать своей функцией предписание должного и, напротив, в большей степени предоставлять человеку информацию, оставляющую за ним право на самостоятельный выбор решения.

Все это делает абсолютно ясной ту истину, что традиционные формы социально-психологического исследования и «вмешательства» в общественную жизнь становятся недостаточными и требуют обогащения. Формирование иного статуса этой дисциплины в обществе дело будущего.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)