Социальная экология города

В ее изучении социологи и биологи шли навстречу друг другу. Социологи изучали воздействие физической (природной и искусственной) среды на сознание и поведение человека, а биологи накапливали материал о воздействии городского населения и городской застройки на природные экосистемы. Однако все же центром исследовательского интереса было поведение человека и групп в социальной среде городов.

Как выяснилось, несмотря на повсеместную реализацию «Парадигмы Системной исключительности» (государство как единственный субъект формирования городской среды, отсутствие частной собственности на жилище и землю, проектирование среды в расчете на «среднего жителя», отсутствие функциональной дифференциации этой среды в соответствии с потребностями и образом жизни различных социальных групп, ее низкое эстетическое качество, отсутствие публичного пространства, возможность идентифицировать себя только с приватным миром), жители советских городов всеми силами сопротивлялись этому нивелированию.

Они постепенно обживали эту стандартизированную среду, формировали свое персонализированное пространство, создавали малые группы и территориальные сообщества.

Представляется, что персонализированное пространство есть пространственное выражение того, что можно назвать первичной экоструктурой. Она есть организационная форма жизненного процесса, посредством которой индивид приспосабливается к городской жизни, а затем постепенно изменяет ее в соответствии со своими потребностями.

Социально-экологическая структура города в целом понимается здесь как эффективная форма организации непосредственной жизненной среды индивидов, в которой они, в рамках нормы жизненного процесса, получают возможность максимизировать свои жизненные ресурсы и, следовательно, отвечать требованиям, которые предъявляет к ним общество. Как показано автором, даже в суперстандартизированной и отчужденной среде горожанин постепенно формирует свою «социально-экологическую нишу».

Однако этот процесс шел чрезвычайно медленно. Поэтому жители советских городов уже с начала 1980-х гг. стали выдвигать требования своего участия в проектировании и оценке градостроительных решений, разрабатываемых государственными организациями. Фактически, это было начало волны так называемых гражданских инициатив (грасрутс), которые впоследствии явились ячейками формирования новых социальных движений и органов общественного самоуправления.

Для советских условий, как показал В. Глазычев, были характерны также «импульсные» инициативы, когда инициативная группа из некоторого центра пыталась стимулировать и организовывать социальную активность населения провинциального города, а социологи стремились зафиксировать результат этого импульса после того, как воздействие «центра» заканчивалось.

С момента своего возникновения в середине 1960-х гг. советская урбансоциология постоянно сопротивлялась навязыванию ей государственными органами роли дисциплины, существующей лишь для обслуживания градостроительного процесса (формула «социологическое обоснование градостроительных решений» была общей позицией официальных властей и градостроителей).

С конца 1970-х гг. претензии градостроителя на роль главного организатора городской экосоциальной среды все более стали оспариваться расширяющимся «клубом профессионалов» (социологи, биологи, психологи), реально вовлеченных в процесс ее формирования.

Единый субъект этого процесса постепенно уступил место междисциплинарному «коллективу» с весьма конфликтными внутренними отношениями. В конечном счете, идея интеграции наук в деле формирования городской среды была отвергнута, уступив место принципу кооперирования усилий представителей различных дисциплин.

По справедливому замечанию В. Глазычева, городская среда является сложнейшим объектом, целостное представление о котором традиционные процедуры научного исследования и проектирования удержать не способны. Отсюда постановка проблемы адекватного понимания природы городской среды является мощным импульсом к развитию неклассических форм знания.

Показательно, что за 10 лет работы по программе сколько-нибудь интегрированной междисциплинарной концепции экогорода не было создано. Д. Кавтарадзе и другие биологи, бывшие лидерами программы, ограничились лишь повторением известных «императивов природы», без попытки их интерпретации в контексте быстро меняющейся экономической, политической и социальной ситуации предперестроечного и последующего периодов. Удалось лишь выполнить серию частных исследований по воздействию города на состояние городской флоры и фауны. Что касается социологов, то их интересовало «движение» от интегративной концепции экогорода к ее практической реализации.

Выделив три основных уровня интеграции знаний (культурно-исторический, социально-функциональный и пространственный) и пять последовательных ступеней этого «движения» (фундаментальные и прикладные исследования, проектирование, строительство и формирование городской среды), О. Н. Яницкий показал, что в условиях существовавшей в стране системы централизованного создания городов реализация концепции экогорода невозможна в принципе.

К тому же, при главенствующей роли архитектурно-строительной системы, любая, даже хорошо разработанная междисциплинарная концепция обязательно редуцируется до уровня двухмерной репрезентации (архитектурный проект). Потери экосоциального содержания концепции при этом неизбежны. Другим ограничивающим реализацию концепции экогорода фактором было отсутствие обратной связи с формирующимся территориальным сообществом. Следовательно, нужны иные методы — моделирование, разработка сценариев.

Не будучи нигде реализованной даже наполовину, программа «Экополис» оказала тем не менее огромное воздействие как на научное сообщество, так и на группы экоактивистов населения многих городов. Вo многих поселениях были созданы неформальные группы поддержки программы, а в некоторых из них возникли гражданские инициативы по реализации собственных программ экологизации городской среды. «Экополис» (как замысел и междисциплинарная программа) имел также серьезный международный резонанс.

Наконец, важным направлением социально-экологических исследований является изучение социальных конфликтов и социально-пространственной дифференциации в городской среде.

Исследованиями в области дифференциации городской среды, в том числе ее качества, традиционно занимались специалисты по социальной географии. Однако в последние годы социологи стали активно исследовать вопросы социальной дифференциации и сегрегации в простанстве города.

Так, О. Трущенко, используя историко-социологические методы и опираясь на теоретические разработки французских социологов П. Бурдье, М. Пэнсон, М. Пэнсон-Шарло, Э. Претесея и др., на примере Москвы показала, что городская сегрегация есть продукт социальной стратегии практического использования символически ценных пространств, который воплощается в характере расселения господствующих социальных групп и сословий.

Сегодня дефицит экологически чистых городских сред является растущим по важности фактором аккумуляции символического капитала именно в немногих, еще относительно экологически чистых зонах города. С возникновением рынка земли, жилья и вообще городской недвижимости социально-экологическая дифференциация и сегрегация, а за ними и конфликты на этой почве неизбежно усилятся.