Синтез как изначальная форма познавательной активности

Первоначальной формой активности сознания (каковая, собственно, и делает его трансцендентальным), по Гуссерлю, является синтез.

В самом деле, почему мы воспринимаем игральную кость, которая оказывается повернутой к нам то шестеркой, а то единицей, как «одну и ту же»? Разве не «очевидно», что игральная кость в тот момент, когда мы видим на ее поверхности одно светлое пятнышко — это один образ, а когда мы видим шесть пятнышек, совсем другой?

Почему же мы не сомневаемся в обычном случае, если не отвлекались во время игры, и если наш партнер не шулер, — что это одна и та же кость?

Только потому, что в нашем сознании совершается синтез многообразия в целостность, «синтез отождествления». То же происходит вообще с любым «свойством» кости, который можно рассматривать тоже в качестве особого предмета (например, с ее цветом, ее кубичностью и пр.).

Отождествление — это вообще основной «механизм» синтезирующей работы сознания. Оно, как нетрудно заметить, прежде всего происходит как синтез «во времени»: к интенциональному предмету, образованному в сознании в начальном акте восприятия, потом «присоединяются» все новые и новые моменты, как моменты именно этого, «одного и того же», предмета.

Таким образом, предмет в качестве целостности, как подчеркивает Гуссерль, «не приходит снаружи», он заключен в самом сознании как «смысл» того, что в настоящий момент непосредственно наличествует в созерцании; а ведь это непосредственно наличное — вовсе не целостный предмет (например, игральная кость), а именно чувственное восприятие того, что мы сейчас видим.

То, что мы видим одну сторону игральной кости, включает в себя момент понимания это уже восприятие «со смыслом».

Универсальной формой синтеза предметов, таким образом, является внутреннее сознание времени : только поэтому, как было уже сказано, моментальные и односторонние впечатления в «потоке сознания» превращаются в целостные и стабильные предметы опыта.

Тот же механизм объединяет и все предметное многообразие во всеобъемлющую целостность, в «предметный мир».

Время, таким образом, вовсе не аналог «пустого ящика», в котором «размещено» множество субстанциональных процессов — таких, как появление морщин на женском личике, выпадения волос на мужском черепе, истирание подметок у башмаков, сгорание пасхальной свечи, разрушение горного кряжа, разбегание звездных систем и т.п. — причем, даже если все это содержание исчезнет, время все-таки все равно останется.

Но оно, время, также и не абстрактная изменчивость, которая получается, если сначала сделать акцент на изменении того, что меняется, а потом мысленно отвлечься от «субстанции» меняющегося: продукт такой операции, конечно же, существует только в мыслящем сознании.

Оба эти варианта толкования времени, по Гуссерлю, равно имеют своей предпосылкой естественную установку — не трансцендентально-
феноменологическую.

Только последняя радикальным образом избавляет философа от объективизма — вместе с субстанциализмом; с такой точки зрения, к примеру для того, чтобы человек «оставался тем же самым», сознавал себя как того же самого, вовсе не нужно, чтобы в его организме сохранялась неизменной хотя бы часть клеток, образующих его мышцы, органы или скелет, на его голове, хотя бы один волос от прежней юношеской шевелюры, а в голове, хотя бы одна из тех мыслей, которыми голова эта была переполнена совсем недавно или очень давно.

Не составляет для феноменологического трансцендентализма никакой проблемы ни смысл такого выражения, как «одно и то же решение математической задачи», ни требование «повторить физический эксперимент» — причем в другое время, на другом оборудовании и в другом месте.

Для «субстанциалиста» и «объективиста», по зрелом размышлении, последнее требование выглядело бы вообще как совершенно невыполнимое в строгом смысле слова — ведь, как говаривал Гераклит, «нельзя дважды войти в одну и ту же реку».

Трансценденталистский подход — во всяком случае, пока он соединен с феноменологическим — с подобными трудностями просто не встречается, поскольку речь в нем идет только о предметах сознания.

Под таким, трансцендентально-феноменологическим, углом зрения временность, естественно, также должна «принадлежать» сфере сознания, и ее Функция, как было показано выше, есть прежде всего синтез предметов.

Наряду с синтезом предметов как целостностей происходит также и синтез самого сознания в качестве всеобъемлющей «непрерывной» целостности, которая «вмещает» как свое содержание все и всяческие интенциональные предметы как действительные, так и возможные.

Только в результате этого синтеза оно, аналогично любому предмету, предстает и для самого себя как «одно и то же».

Необходимым коррелятом внутреннего сознания времени, осуществляющего предметный синтез, предстает внутренняя временность (ее можно называть и «внутренним временем»). Благодаря ей любые переживания предстают в сознании как временные, т.е. имеющие свои начало и конец, как одновременные, как предшествующие одно другому, как следующие одно за другим.

На фундаменте временного синтеза «надстраивается» бесконечная последовательность потенциальных предметностей, «предначертанных» наличным состоянием.

Это значит, что каждое переживание обладает собственным горизонтом, т.е. своим набором интенциональных предметов, детерминированных этим состоянием.

Конечно, такое предвосхищение (как проявление свойства «горизонтности» интенционального сознания) всегда несовершенно: во-первых, оно не окончательно, а во-вторых, не однозначно: каждый следующий шаг жизни сознания меняет облик «горизонта».

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)