Прилагательные и наречия

В системе морфологических ресурсов русского языка имени прилагательному отводится видное место как категории, в семантике которой доминирует понятие качества и которая определяет имя существительное. По количеству слов прилагательное уступает только существительному.

Обращение к прилагательным диктуется необходимостью в деталях обрисовать внешность героя: Вижу, как теперь, самого хозяина, чело­ века лет пятидесяти, свежего и бодрого, и его длинный зеленый сюртук с тремя медалями на полинялых лентах (П.); описать его привычки, уклад жизни: Сии столь оклеветанные смотрители вообще суть люди мирные, от природы услужливые, склонные к общежитию, скромные в притязаниях на почести и не слишком сребролюбивые (П.).

Нередко прилагательные характеризуют и поведение героя, хотя в этом случае с ними успешно конкурируют глаголы: Как рано мог он лицемерить, Таить надежду, ревновать, Разуверять, заставить верить, Казаться мрачным, изнывать, Являться гордым и послушным, Внимательным иль равнодушным!

Как томно был он молчалив, Как пламенно красноречив,
В сердечных письмах как небрежен! (А.С. Пушкин)

Как видим, при этом предпочтение отдается кратким формам прилагательных, берущим на себя предикативную функцию. В такой же стилистической роли употреблялись краткие прилагательные и в речи древних ораторов. Однажды один из лекторов, выступавших с беседой о воспитании молодежи, предложил аудитории цитаты из сочинений античных философов, которые нелестно отзывались о современной им молодежи. И как ни странно, ее характеристика, данная задолго до нашей эры, нашла сочувствие у современных воспитателей. Вот эти цитаты из Сократа (470—399 гг. до н. э.), Гесиода (720 г. до н. э.); третья оценка принадлежит неизвестному автору, жившему в древнем Вавилоне.

1. Наша молодежь любит роскошь, она дурно воспитана, она насмехается над начальством и нисколько не уважает стариков.
2. Я утратил всякие надежды относительно будущего нашей страны, если сегодняшняя молодежь завтра возьмет в свои руки бразды правления, ибо эта молодежь невыносима, невыдержанна, просто ужасна.
3. Эта молодежь растленна до глубины души. Молодые люди злокозненны и нера­
   дивы. Никогда они не будут походить на молодежь былых времен…

В художественной литературе сложилась богатая традиция стилистического освоения прилагательных-эпитетов в различных описаниях, и прежде всего в п е й з а ж н ы х з а р и с о в к а х. Проиллюстрируем это примером описания лунной ночи: …Появилась луна, обливая море серебряным блеском.

Большая, кроткая, она медленно плыла вверх по голубому своду неба, яркий блеск звезд бледнел и таял в ее ровном, мечтательном свете (М.Г.). Господство прилагательных в системе выразительно-изобразительных средств проявляется и в том, что вовлеченные в контекст существительные, глаголы, наречия также нередко связаны своими значениями с понятием качества; ср.: блеск, свет, бледнел, медленно.

В русском языке определились своеобразные семантические ряды прилагательных, которые образуют богатую палитру красок при воссоздании картин природы. Например, свет луны в романтическом контексте часто рисуется с помощью прилагательных бледный, голубой, серебряный, серебристый, зеркальный, лимонный, желтый, томный, таинственный, призрачный.

Для описания же реалистической (нередко сниженной) картины лунной ночи привлекаются иные прилагательные: (луна) большая, огромная, круглая, рыжая, красная, кроваво­ красная. Повторение писателями таких определений порой приводит к рождению литературных штампов, получающих негативную оценку в стилистике.

Однако подлинные мастера художественной речи проявляют большую изобретательность в «соединении слов» (по выражению А.С. Пушкина). Богатство же семантических групп прилагательных в русском языке создает широкие возможности для их творческого применения. Так, А.С. Пушкин мог к одному слову подобрать до пятидесяти прилагательных-определений в разных контекстах.

В то же время отказ писателей от использования прилагательных при изображении природы в художественном тексте может стать своеобразным стилистическим приемом, демонстрирующим ироническое отношение автора к метафорическому слогу, стремление к «деромантизации» пейзажа. Этот прием реализован, например, в рассказе М. Горького «Месть»: Соловьи и луна, тени, запах цветов — все это имелось налицо и в количестве гораздо большем, чем было нужно по ходу дел.

Читатель невольно сравнивает эту фразу с пейзажной зарисовкой в начале рассказа: Эта река и камыш по ее берегам, а за ним темные, пышные деревья так хороши, облитые чудным, приветливым светом луны… Отказ автора от использования прилагательных-эпитетов в первом примере расценивается как выражение протеста против фальши «красивых слов».

Стилистическое значение имени прилагательного в системе выразительных ресурсов морфологии ставит его в особое положение в сравнении с другими частями речи. Умение автора найти художественное определение нередко выступает критерием хорошего слога. Поэтому замечания опытных писателей о стиле молодых авторов особенно часто касаются употребления прилагательных.

Так, М. Горький обратил внимание на стилистическую беспомощность одного из начинающих литераторов, «украсившего» речь прилагательными: Бессмысленная, вялая какая­тоскучная смерть веяла ровным дыханием. Горький пишет: «Это очень характерная фраза для вас. А ведь в ней, несмотря на три определения понятия “смерть”, — нет ясности. Сказать “вялая смерть” и прибавить к слову “вялая” — “какая-то” — это значит подвергнуть сомнению правильность эпитета “вялая”. Затем вы добавляете — “скучная”, — к чему это нагромождение?».

При использовании прилагательных в экспрессивной функции важно соблюдать чувство меры. Чехов советовал молодому Горькому: «Читая корректуру, вычеркивайте, где можно, определения… Понятно, когда я пишу: “человек сел на траву”… Наоборот, неудобопонятно и тяжеловато для мозгов, если я пишу: “высокий, узкогрудый, среднего роста человек с рыжей бородой сел на зеленую, уже измятую пешеходами траву, сел бесшумно, робко и пугливо оглядываясь”. Это не сразу укладывается в мозгу, а беллетристика должна укладываться сразу, в секунду».

Качественные прилагательные, в которых наиболее полное выражение получают грамматические черты прилагательного как части речи, обладают самыми яркими экспрессивными свойствами, поскольку в семантике прилагательных этого разряда заключены разнообразные оценочные значения: добрый, гордый, щедрый, громкий, сладкий, тонкий, большой, стремительный и др.

Даже неметафорическое их употребление сообщает речи выразительность, а обращение к определенным семантическим группам этих прилагательных — сильную эмоциональную окраску: Милая, старая, добрая, нежная! С грустными думами ты не дружись (Ес.). Значительные выразительные возможности заложены в формах степеней сравнения качественных прилагательных: сравнительная и превосходная степени указывают на более (или менее) интенсивное проявление качественного значения, что делает их экспрессивными: Можно краше быть Мери, но нельзя быть милей (П.); Молчалин прежде был так глуп! Жалчайшее созданье! (Гр.) Писатели и публицисты используют различные сочетания форм степеней сравнения, создающие гиперболизм при указании на преобладание того или иного признака: Дороги хуже худшего (Ч.).

Употребление же качественных прилагательных в переносном значении усиливает их образную энергию. Однако нельзя забывать, что экспрессивная яркость метафорического переосмысления качественных прилагательных находится в обратной зависимости от частотности тех или иных переносов значения. Многократно повторяющиеся эпитеты, хотя и сохраняют элемент изобразительности, но, утратив свежесть, не выделяются как образные определения в привычной речевой ситуации: горькая правда, теплый прием, свет­ лый ум.

Единичные же, редкостные определения поражают наше воображение: задумчивых ночей прозрачный сумрак, блеск безлунный (П.). Выразительность эпитетов может быть усилена тем, что в них бывают «спрятаны» различные тропы — олицетворения: Утра луч из­за усталых, бледных туч блеснул над тихою столицей (П.); метонимии: белый запах нарциссов (Л.Т.); гиперболы: смертельная тоска, сногсшибательный успех.

Изобразительность прилагательных могут подчеркнуть сравнения: как лань лесная, боязлива; румян, как вербный херувим (П.). Источником экспрессии качественных прилагательных иногда становится и их окказиональное словообразование: широкошумные дубравы (П.), лазорево-синесквозное небо, рука миллионопалая (Маяк.); Молчалиных тихоньствующих сонм (Евт.).

Разнообразные оттенки оценочных значений качественных прилагательных передаются присущими только им формами субъективной оценки, указывающими на степень проявления признака без сравнения предметов: беловатый, злющий, здоровенный, прехитрый, разудалый.

В таких прилагательных значение меры качества обычно взаимодействует с различными экспрессивными оттенками субъективной оценки. В иных случаях эти прилагательные подчеркивают своеобразие авторского стиля: Блондинистый, почти белесый… (Ес.); Мы найдем себе другую в разызысканной жакетке (Маяк.).

Относительные прилагательные, выступающие в своем основном, необразном значении, употребляются во всех стилях речи прежде всего в информативной функции (каменный дом, городская улица, железная ограда), однако прилагательные именно этого разряда обладают наибольшими возможностями для образования переноснометафорических значений, потому что и в относительных прилагательных заложен оттенок качественности, который в определенном контексте всегда может проявиться, придавая им изобразительность; ср.: воздушное течение — воздушный пирог, земной шар — земные помыслы, стальное перо — стальные мускулы.

Появление переноснометафорических значений относительных прилагательных, как правило, связано с их перемещением из одной смысловой сферы в другую. В.В. Виноградов, затрагивая этот вопрос, подчеркивал, что развитие у относительных прилагательных качественных значений обусловлено семантикой имен существительных, послуживших для них мотивирующей основной.

«Но то, что в производном прилагательном кристаллизуется как отдельное значение, в соответствующем существительном еще брезжит как своеобразный метафорический ореол слова, как намечающееся переносное значение». Например, образное значение прилагательного мраморный (белый и гладкий, как мрамор — мраморное чело) в соответствующем существительном обнаруживается в очень ограниченном контексте: мрамор чела.

Для прилагательного же появление качественного оттенка, возникающего в результате метафоризации, вполне закономерно: мраморная кожа (белизна, бледность, холодность, строгость, невозмутимость и т.д.). Это свидетельствует о стилистической гибкости относительного имени прилагательного, для которого метафоризация является постоянно сопутствующим признаком.

Переход относительных прилагательных в качественные создает огромный резерв для пополнения стилистических ресурсов языка. Поэтому не будет преувеличением утверждение, что именно относительные прилагательные создают неисчерпаемые экспрессивные возможности этой части речи. При этом еще следует учесть, что в количественном отношении господствует именно этот разряд прилагательных: состав качественных сравнительно ограничен, относительные же легко образуются едва ли не от каждого существительного, так что состав их постоянно пополняется.

Судьба притяжательных прилагательных незавидна: они немногочисленны (всего около 200 слов) и не пополняются. Лишь прилагательные на ­ий, ­ья, ­ин, выступая в роли качественных, становятся образными: волчий аппетит, девичья память, лисьи хитрости, куриные мозги.

Мастерство в использовании прилагательных в эмоциональной ораторской речи покажем на примере выступления замечательного русского мыслителя И.А. Ильина.
О России … Наш дивный, наш могучий, наш поющий язык…

<…> в нем гудение далеких колоколов и серебро ближних колокольчиков. В нем ласковые шорохи и хрусты. В нем травяные шелесты и вздохи… В нем громы небесные и рыки звериные; и вихри зыбкие, и плески чуть слышные. В нем — вся поющая русская душа, эхо мира, и стон человеческий, и зерцало божественных видений… Пока звучит он, в своей неописуемой музыкальности, в своей открытой, четкой, честной простоте, в своей скромности, в коей затаилась великая власть…

Это язык острой, режущей мысли. Язык трепетного, рождающегося предчувствия. Язык волевых решений и свершений. Язык парения и пророчеств. Язык неуловимых прозрачностей и вечных глаголов. Это язык зрелого самобытного национального характера. И русский народ, создавший этот язык, сам призван достигнуть душевно и духовно той высоты, на которую зовет его — его язык.

В этом отрывке экспрессия достигается многими риторическими приемами, но в числе их прилагательные-эпитеты занимают главенствующее положение, причем стилистическая роль слов с качественными значениями возрастает еще и благодаря тому, что используемые оратором имена существительные также очень часто несут в себе семантику качества (ширь, богатство, мечтательность, сила, красота, серебро, музыкальность, простота и т.д.).

Стилисты спорят о том, можно ли считать эпитетами определения, в которых нет переноса значения с предмета на предмет. Если разделить эту точку зрения, то такие прилагательные, как дивный, могучий, небесные (громы), звериные (рыки) и многие другие, нельзя причислять к эпитетам: в них слова употребляются в прямом, а не в переносном значении. Однако и эти прилагательные выполняют яркую эстетическую функцию.

В ораторских речах возможно чрезмерное увлечение цветистыми определениями, что наносит ущерб стилю. Против этого предостерегали еще и античные риторы, однако сами при этом порой не отказывались от соблазна построить многочленные ряды однородных определений, выполняющих экспрессивную функцию.

Покажем это на примере отрывка из сочинения Цицерона «Оратор». Были ораторы, так сказать, велеречивые, обладавшие одинаково величавой важностью мыслей и великолепием слов, сильные, разнообразные, обильные, важные, способные и готовые волновать и увлекать души, причем одни достигали этого речью резкой, суровой, грубой, незавершенной и незакругленной, а другие — гладкой, стройной и законченной.

Были, напротив, ораторы сухие, изысканные, способные все преподать ясно и без пространности, речью меткой, отточенной и сжатой; речь этого рода у некоторых была искусна, но не обработана и намеренно уподоблялась речи грубой и неумелой, а у других при той же скудности достигала благозвучия и изящества и бывала даже цветистой и умеренно пышной.

Но есть также расположенный между ними средний и как бы умеренный род речи, не обладающий ни изысканностью вторых, ни бурливостью первых, смежный с обоими, чуждый крайности обоих, входящий в состав и того и другого, а лучше сказать ни того, ни другого; слог такого рода, как говорится, течет единым потоком, ничем не проявляясь, кроме легкости и равномерности: разве что вплетет, как в венок, несколько бутонов, приукрашивая речь скромным убранством слов и мыслей.

Стилистическое значение наречий сближает их с прилагательными. Большинство наречий образовано от качественных прилагательных и унаследовало от них не только общность лексического значения, но и стилистическую активность.

Впрочем, и наречия, образованные от относительных прилагательных, также могут указывать на оттенки качественных значений (по­братски, дружески, взволнованно, вызывающе). Сама возможность образовать наречие от прилагательного свидетельствует о качественном значении обстоятельственного слова, которое, как и прилагательное, часто выступает в роли эпитета, определяя глагол-сказуемое. Например: Мягкий ветер, как бы тоже очищенный прошедшими ливнями, колыхал всю эту по-весеннему шурша­ щую массу зелени (Каз.).

В числе обстоятельственных наречий экспрессивны те, которые имеют предельное значение, указывают на «всеохватность». Им обязаны выразительностью такие, например, строки: Нет, поминутно видеть вас, повсюду следовать за вами, улыбку уст, движенье глаз ловить влюбленными глазами… Или: Всегда, везде одно мечтанье, одно привычное желанье, одна привычная печаль (П.).

Выступая и в функции эпитетов, и не в переносном значении, не как тропы, наречия участвуют в предметно-образной конкретизации описаний и дополняют палитру языковых средств, используемую писателями. Вспомним строки из рассказа И.С. Тургенева «Бирюк»: Изба лесника состояла из одной комнаты, закоптелой, низкой и пустой… Лучина горела на столе, печально вспыхивая и погасая… Я посмотрел кругом, — сердце во мне заныло: не весело войти ночью в мужицкую избу. Ребенок в люльке дышал тяжело и скоро.

Писатели придают важное значение выбору изобразительных наречий, о чем можно судить по исправлениям, сделанным мастерами художественной речи в их рукописях. У Пушкина читаем: Всех строже (первоначально: лучше) оценить умеешь ты свой труд; у Лермонтова: Я б хотел навеки так заснуть (первоначально: беспробудно я б хотел за­ снуть); у Некрасова: Встречаясь с ним, я вспоминал невольно дуб красивый (в черновике: Я почему-то вспомнил вдруг…); наконец, у Максима Горького: Блестело море, все в ярком свете, и грозно (первоначально: с шумом) волны оберег бились; Все эти звуки… мятежно колыхаясь, (первоначально: нерешительно) стоят низко в небе над гаванью (стоят в небе над гаванью). В составе определительных наречий наиболее выразительны наречия способа и образа действия, например: Над прудом реют ласточки, какие­то комарики, проворные и тощие, вприпрыжку, словно посуху, гуляют по воде (Н.); сравнительно-уподобительные: Я бы вам посоветовал отечески, или, если больше любите, дружески, забыть о господине Рогожине (Дост.).

Уточнение количественных представлений может быть направлено и в сторону их ослабления: капельку, крошечку, чуть­чуть, едва­едва, еле­еле. Все они дают возможность автору уточнить, смягчить или усилить качественную характеристику описываемого. Например: …Девица, полная и с чрезвычайно румяными щеками… Совсем другая особа была дочь Версилова.

Высокая, немного даже худощавая, продолговатое и замечательно бледное лицо (Дост.). Если опустить выделенные нами наречия, смысл текста будет иным: исчезнут полутона, которые придают речи особое художественное значение — чрезвычайно румяные щеки не вызывают восторга, в то время как эпитет румяный оценивается как положительный; замечательно бледное лицо кажется таинственным, загадочным, а просто бледное не вызывает дополнительных ассоциаций.

От прилагательных наречия унаследовали и способность образовывать степени сравнения, которые всегда экспрессивны: …Быть может, кто из проезжающих посмотрит пристальней из окон (Бл.); Сильней и слаще с каждым днем несется запах медовой (Фет); В чаще дикой и глухой нимфа юная отстала, я за ней — она бежала легче серны моло­ дой (Бат.). Такие наречия несомненно выполняют изобразительную функцию. Не случайно они образованы от прилагательных, которым свойственна наибольшая живописность.

В выступлениях ораторов тоже можно наблюдать употребление наречий в экспрессивной функции. Их стилистическая роль уравнивает эту часть речи с прилагательными: и те и другие выступают в качестве образных определений, только наречия относятся не к существительным, а к глаголам. Вот как их употребляет М. Жванецкий в одном из своих выступлений по телевидению.

Как заставить себя писать Моя задача — поставить организм в такие условия, чтобы он сам вырабатывал все это. Вот когда посадишь его в жуткие условия… Я был совсем недавно впервые в Ясной Поляне. Меня страшно поразила подслеповатость, низость потолков, убогость помещений, маленькие комнатушки, небольшие окошки, старинный такой особнячок и крошечный детский стульчик.

Лев Николаевич был близорук, не хотел пользоваться очками и сидел низко­низко в неудобной позе и непрерывно писал. И я понял, что в этой ситуации, в этом месте надо писать бес­ конечно, потому что вырваться было невозможно. Телефона нет, и жди, пока зазвенит колокольчик — кто-то заедет. И я понимал, что в этой ситуации можно писать.