Политика и экономика: государственное регулирование рынка (А.Ф. Хайек, М. Фридмен)

Ф. Хайек был одним из самых известных пропагандистов социальных преимуществ рыночной системы. Еще в 1930—1940-е гг. он критиковал экономическую политику и теорию кейнсианства. Наиболее известны среди его ранних экономических работ: «Цены и производство» (1929) (была сильно раскритико­вана Кейнсом); «Денежная теория и экономический цикл» (1933); среди послед­них—«Частные деньги» (1976) (в оригинале —“Denationalisation of мопеу”); сре­ди социальных работ популярность получили «Индивидуализм и общественныйстрой» (1948), «Конституция свободы» (1960), трилогия «Закон, законодатель­ство и свобода» (1973—1979), «Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма» (1980-е), но наиболее всего интересна «Дорога к рабству» (1944).

Хайек, представитель австрийской школы; как и Шумпетер, он в 1931 г. эмигрировал в Англию и с 1949 г. — в США, с 1950 г. — в Чикагском университете. Лауреат Нобелевской премии по экономике (1974 г.). Идеи Хайека несколько обогнали свое время — если Кейнс со своей теорией пришелся как нельзя кстати своей эпохе, регулирующая и фискальная политика послевоенных правительств Европы и США нашла себе научное подтверждение, а экономический успех 1950-х—1960-х гг. еще более упрочил положение кейнсианства, но в конце 1960-х — начале 1970-х гг. инфляция из безобидного «спутника экономическо­го роста» превратилась в бедствие, возникла «стагфляция» — гибрид стагнации и инфляции при росте безработицы, государственный активизм не смог предот­вратить мировой кризис 1970-х гг. В 1970-е гг. в Англии и в 1980-е гг. в США политика экономического регулирования идет на спад, проводится политика приватизации государственной собственности и расширения рыночного регули­рования. Тогда только и вспомнили об идеях Хайека, что привело к огромному росту его популярности. Хотя Хайек и работал в Чикагском университете, он вы­ступил противником инициированного там «экономического империализма», он не принадлежит к чикагской школе монетаризма, представителем которого был М. Фридмен. (Сам Хайек дистанцирует себя от некоторых положений мо­нетаризма, хотя в теории разгосударствления денег идет дальше монетаристов.) Тем не менее идеи Хайека и монетаризма, а также ряда других направлений эко­номической мысли —новый институционализм (Норт, Уильямсон, Коуз), новая классическая политэкономия (Р. Лукас) — способствовали преодолению кейн­сианства как в теории, так и на практике.

В чем различие в экономической теории между Хайеком и Кейнсом? Сам Хайек так характеризует это положение: «Вся разница между господствующей кейнсианской школой и взглядами, лежащими в основе моих рассуждений, заключается, в конечном счете, в трактовке феномена ригидности цен и заработной платы». Кейнс считал негибкость цен и заработной платы непременным фактором, который надо принять и под который подстраивать систему экономи­ческого регулирования. Хайек же считает, что такая политика в долговременной перспективе должна полностью разрушить функционирование рынка. Практика подтвердила это положение — фискальная политика государств оказалась спо­собной подстегнуть рост производства и сокращение безработицы в краткос­рочном периоде, но в конце концов это приводит к резкому росту и инфляции, и безработицы. Кроме того, Хайек в критике благотворности умеренной (или ползучей) инфляции приводит аргумент новых классиков (Р. Лукаса): как толь­ко люди научились учитывать и прогнозировать регулирующие действия прави­тельства, так они действуют заранее, сводя на нет «эффект неожиданности» мер государственного регулирования. Планируемая умеренная инфляция теперь уже требует ускорения темпов, когда существующие темпы инфляции становятся ожидаемыми и заранее учитываются в действиях людей.

Основная идея Хайека —отказаться от регулирующей роли государства, ведь на самом деле это не абстрактный институт, а конкретное правительство, состо­ящее из конкретных лиц, действующих в интересах той или иной группировки. Причем Хайек проводит эту идею наиболее радикальным образом. Если, как говорил Поланьи, труд, земля и деньги являются фиктивными товарами и общее значение XX в. — вывести их из-под рыночного контроля, то Хайек, наоборот, предлагает именно эти товары и ввести в рыночный оборот. Особое значение для него имеют деньги: в 1914 г., когда США отказались от принятия золотостан­дартного регулирования, почти все правительства взяли под контроль денежное обращение, возник институт центрального банка, подчинившего себе всю фи­нансовую систему и контролирующего частные банки. Правительства получили теперь средство свои расходы покрывать возможностями эмиссии денег.

Такое соединение функции эмиссии денег и государственных расходов привело к неконтролируемому росту государственных расходов, к существенным экономическим потрясениям — как и Фридмен, Хайек считает, что кризис 1929 г. и депрессия 1930-х гг. были вызваны ошибкой денежной политики правительств. Поэтому Хайек выдвигает идею разгосударствления денег, передавая функцию денежной эмиссии частным институтам, что создает систему конкурирующих (или сосуществующих) валют. Конкуренция за предложение стабильных валют создает наилучшую для потребителя систему денежного предложения. Если мы хотим сохранить функционирующую рыночную экономику (и с ней индивиду­ альную свободу), ничто не может быть более настоятельным, чем «расторжение неправедного брака между денежной и фискальной политикой, брака, который долго оставался тайным, хотя и формально освящен кейнсианской теорией».

Но Хайек не ограничивал свою теорию только лишь конкретными экономическими мерами, он обращался и к социологическому анализу функционирования рыночной экономики, — и это главное, что интересно экономической социологии в теории Хайека. Он начинает с рассмотрения социальных результа­тов рыночной системы: что дает рыночная экономика человеку, обществу и его институтам.

Свобода предпринимательства сформировала новый тип человека — в нем проявились такие качества, как восприятие нового, терпимость, индивидуальность мышления и поведения. Люди получили возможность самостоятельно выстраивать свой жизненный порядок, обладая уверенностью в своей судьбе и способностью совершенствовать собственную жизнь. Свобода предпринима­тельства привела к экономическому успеху всех классов — к началу XX в. даже трудящиеся имели такой уровень благосостояния, уверенности и независимо­сти, о котором в прошлые времена нельзя было и мечтать, считал Хайек.

Свобода предпринимательства дала расцвет науки, так как появились люди, на свой страхи риск поддержавшие внедрение новых идей и разработок. Но в 30-е гг. XX в. традиция индивидуализма ослабла даже в таких странах, как Великобритания и США, и роль государства в экономике была более чем высока —люди отказы­вались опираться на механизм свободной конкуренции и стремились заменить этот безличный механизм рынка рациональным руководством и планировани­ем. И это было сознательным изменением общества, исходя из новых идеалов, а не самостоятельной тенденцией развития экономики.

Как соотносятся план и рынок? Обычно считается, что рынок, в отличие отпланирования, означает анархию, неорганизованность и стихию, а планирова­ние предполагает рациональность (и/-действительно, в этом его привлекатель­ность для общества). Но как раз рынок предполагает более сложную систему организации для своей реализации, считает Хайек, здесь необходимы такие инстатуты, как право, деньги, информация. Именно государство создает условия для существования конкуренции, поэтому и в рыночной системе правительство также выполняет активную функцию. Вместе с тем конкуренция позволяет избежать насильственного вмешательства в экономическую жизнь индивида, дает ему возможность самому принимать решения: покупать и продавать все что угодно, самостоятельно определяя цены. Рынок представляет собой систему для координации децентрализованных хозяйств, снабжая индивидов необходимой информацией через систему цен. Нельзя заменять конкуренцию планированием, полагал Хайек, идея социализма как раз и означала установление плановой директивной экономики с централизацией ресурсов и справедливым распреде­лением. Но реализация идеи социализма, прыжок в «царство свободы» означа­ют забвение идеалов свободы личности и невиданное угнетение масс населения: сталинский социализм и есть настоящий реальный социализм.

Является ли планирование неизбежной тенденцией экономического разви­тия? Обычно считается, отмечал Хайек, что еще в условиях капитализма созда­ются предпосылки централизации — новые технологии требуют концентрации производства в крупных монополиях. Но концентрация производства в реально­сти есть следствие не экономико-технологических факторов (будто бы крупные предприятия более эффективны), а результат политических тенденций — моно­полии возникают там, где государство покровительствует им, стремясь через них оказывать решающее воздействие на экономику. История свидетельствует, что картели и синдикаты стали возникать в менее развитых капиталистических стра­нах (например, в Германии), где государство не препятствовало этому. Поэтому стремление государств к регулируемой плановой экономике является не необхо­димостью, а результатом сознательного рационального выбора.

Планирование, по Хайеку, несет большие отрицательные последствия для общества.

• Во-первых, оно приводит к тому, что индивидуальные ценности и интересы личности не признаются обществом. В условиях рынка каждый руководствуется своей шкалой ценностей, которая отлична от ценностей других людей; есть об­ласти, где по соглашению действуют общие нормы, но планирование полностью разрушает равновесие личного и общественного. Здесь все ресурсы общества организуются согласно одной системе ценностей, а соответственно — и целей. Обычно планирование оперирует такими понятиями, как «общий интерес», «социальные цели общества», «социальное благосостояние»; в этом случае цели индивида должны подчиняться целям общества, поскольку нельзя построить всеобщего кодекса ценностей. Поэтому планирование преобразует демократи­ческое общество в тоталитарное.
• Во-вторых, планирование по своей внутренней природе означает диктатуру. План представляет собой единое целое, его нельзя принять путем дополнений и компромиссов. Парламент вообще не может не принять план фактически, по­скольку он сам в момент решения не способен дать альтернативу. Нельзя пла­нировать развитие экономики демократическими методами, как нельзя вести войну с их помощью.
• В-третьих, планирование означает произвол государства по отношению к личности. Если в рыночной системе государственные мероприятия строго ограничены законодательством, правительство устанавливает лишь общие «пра­вила игры», которые относятся ко всем индивидам и к нему самому, при том что индивид может прогнозировать свои действия и действия правительства, то в условиях планирования правительство обращается к конкретным делам, оно бе­рется регулировать все, причем и закон должен санкционировать произвол —пра­вительство может принимать решения в непредвиденных обстоятельствах.

И чем больше планирует правительство, тем труднее планировать индивиду. При этом правительство всегда выбирает в своих действиях чью-либо сторону, оно не может быть, как в условиях рынка, беспристрастным арбитром. Поэтому коллективист­ское правительство всегда морально. Даже политика равного распределения озна­чает выбор —разные люди получают разное обхождение. Здесь нет, как в условиях рынка, всеобщего формального равенства всех перед законом.

Планирование и регулирование экономической жизни означает вторжение не только в экономическую, но и в политическую сферу деятельности. Потеря свободы в экономике есть потеря свободы вообще — экономика представляет собой средства для достижения целей, но регулируя средства, общество будет регулировать и цели. Здесь индивиду надо еще доказать значимость своих лич­ных целей для общества и добиться согласия на получение средств. В условиях конкуренции мы можем реализовать свои цели у множества продавцов и покупателей, но если приходится сталкиваться с государственной монополией, то здесь индивид бессилен. Регулирование производства так или иначе означает регулирование потребления — мы можем получить лишь то, что кем-то заранее определено. В условиях конкуренции, даже если мы не можем купить вещь, это не означает того, что кто-то сознательно мешает нам ее приобрести.

Рыночная экономика безлична, конкуренция «сдепа», и в этом ее преимущество по сравнению с плановой экономикой. Здесь распределение богатства зависит от способности и предприимчивости индивида, хотя и случай играет свою роль; в плановой экономике декларируемое «равное» распределение на деле оборачивается распределением, подчиненным небольшой группе высо­копоставленных чиновников. В рыночной экономике и бедный человек в со­стоянии изменить свою судьбу — именно от него зависит, будет ли он богатым. В условиях же социализма и состоятельный человек в меньшей степени спосо­бен изменить свою судьбу. Гарантией свободы личности является частная соб­ственность, причем как для собственника, так и для несобственника. Институт частной собственности означает механизм распределения власти среди многих лиц, они не могут объединиться в единую силу, поэтому власть капитала — это миф. В рыночной экономике власть децентрализована, и никто в отдельности не обладает полнотой всей власти. При плановой экономике власть централизована по максимуму: сила маленького государственного чиновника при социализме во много раз больше, чем сила миллионера в капиталистическом обществе, по­скольку за первым стоит вся мощь государственного аппарата.

Обычно к власти в тоталитарных режимах приходят худшие, считает Хайек. Это связано с тем, что сама партия, устанавливающая такой режим, требует еди­нообразия мышления, военизированной подчиненности, партия привлекает легковерных и эмоционально неустойчивых сторонников, поскольку их легче всего обратить в свою веру. Интеллектуально и культурно развитые люди на это не идут. Кроме того, партия обычно сплачивает своих сторонников, возбуждая чувство ненависти к врагу (образ врага может быть любым). Сами методы кол­лективистского преобразования требуют от человека того, чтобы он переступил некий нравственный барьер, отбросив общечеловеческие ценности. Поэтому не случайно в коллективистских правительствах руководят такие личности, как Гитлер или Сталин.

Стремление к плановой экономике часто связывается с термином «экономическая защищенность», но само это понятие слишком расплывчато. В рыноч­ной экономике всем предоставляется некий минимальный уровень защищенно­сти —помощь в случае стихийных бедствий, определенный уровень бесплатного образования и медицинской помощи, пособие по безработице и т. д. Полная же защищенность граничит с отсутствием свободы: стабильность доходов, прочное положение, отсутствие угрозы потерять работу — все это связано с желанием и волей начальства. Армия и есть пример полной общей защищенности, где всем даются гарантии и определенное положение, но это — «защищенность бараков и казарм». Получая защиту, человек теряет право выбора и связанную с ним ответственность за свои действия.

Опасной тенденцией современности Хайек называет монополизм. Монопо­лии стремятся добиться стабильности своего положения, но в рыночной эко­номике средства на эти цели берутся у других, более слабых производителей. Получается санкционированная государством эксплуатация более сильными монополистами слабых производителей, усиление позиций одних расшатывает позиции других. В результате монополизация экономики способствует усиле­нию власти государства — накапливая власть, монополии впоследствии отдают ее государству. (Но даже власть монополий не сравнима с властью государства, поэтому они во много раз предпочтительнее централизованной экономики.) Вме­сте с процессом монополизации рост профсоюзов способствует развитию тотали­таризма. По сути, добиваясь стабильного экономического положения, вступая в союз с монополистами, профсоюзы приводят к более жесткой эксплуатации ме­нее организованных рабочих. Ограничение конкуренции в сфере труда так или иначе сказывается на ограничении свободы: мы подчиняемся либо безличным законам рынка, либо власти каких-либо третьих лиц.

Итак, заключает Хайек, уходя от «оков рынка», люди сознательно надевают на себя «оковы авторитаризма» — еще более мучительные, чем прежде. Изменилась вся система ценностей западного общества: если раньше это были стремле­ние к независимости, самостоятельности, инициатива, риск и ответственность, то теперь — стремление к материальной обеспеченности путем доверия своих экономических функций другим лицам. Стремление к регулированию хозяй­ства — результат сознательного выбора правительств, теперь надо понять все последствия этого шага. Это и есть «Дорога к рабству». Нет необходимости планировать прогресс, надо лишь создать условия для него. Единственной по­литикой правительства должна стать политика, направленная на достижение свободы личности. Идеи Хайека получили большое признание. Многие эконо­мисты и политики стали приверженцами его идеологии, и после некоторого от­ступления рынок во многих странах стал играть большую роль. Но идея частных денег и конкурирующих валют Хайека все-таки не была принята Европейским сообществом, победила концепция единой валюты евро. И тем не менее идея социальной критики государственного регулирования Хайека осталась одним из лучших образцов социологического анализа экономической политики.

Хайека обычно относят к представителям неоавстрийской школы (туда же включают Людвига фон Мизеса), но надо сказать, что в большей степени применение в экономической политике нашли идеи не этой школы, а близкой ей по духу школы монетаризма, где основным представителем выступает американ­ский экономист, профессор Чикагского университета Милтон Фридмен. Имен­но монетаризм, как экономическое мировоззрение, стал руководящей линией в политике многих центральных банков стран Западной Европы, политика «тэтчеризма» и «рейганомики» также основывались на монетаристских принципах, наконец, политика Международного валютного фонда во многом зависит от принципов монетаризма. На положительном счету монетаризма оздоровление финансовой политики таких стран, как Израиль, экономический подъем в Чили и других странах. Но «очарование» монетаризма длилось не так уж долго: к сере­дине 1980-х многие страны стали осознавать, что рецепты монетаризма не явля­ются универсальными.

Не останавливаясь подробно на изложении экономической теории монетаризма, мы подчеркнем лишь основные принципы. Монетаризм настаивает на том, что деньги играют самую существенную роль в процессе функционирования экономики (“money matters”). Это же утверждал и Кейнс в своих работах (отсюда в названии его основной работы — общая теория денег), но далее кейнсианство определяет политику маневрирования с помощью денежных, финансовых ин­струментов (например, антициклическое регулирование). Главным инструментом в кейнсианстве является норма процента —именно она, изменяя цены на капитальные активы, формирует инвестиционный климат и регулирует динамику воспроизводства. Монетаризм считает невозможным в принципе учесть долговременные последствия такого регулирования и предлагает исходить из тезиса о нецелесообразности регулирования. Главным экономическим показателем здесь становится денежная масса, для обеспечения устойчивого роста необходимо вы­полнять так называемое «денежное правило» Фридмена —увеличение денежной массы должно проводиться систематически (3—5 % роста в год), но независимо от конъюнктуры и циклических колебаний. В области экономической политики монетаризм поддерживает концепции наименьшего возможного вмешательства государства в экономические процессы, настаивая на самодостаточности рынка как саморегулирующегося механизма.

Но монетаризм имеет не только экономическую, но и свою социальную философию, которая во многом сходна с социологическими взглядами Хайека. Именно это и интересно для его экономико-социологического анализа. Как уже отмечалось выше, центральной фигурой в монетаристской школе является Мил­тон Фридмен. Фридмен учился в Чикагском и Колумбийском университетах, где работал с Уэсли Митчеллом, который и познакомил его с методом эмпирико­ статистических исследований. С 1937 г. Фридмен работал под руководством С. Кузнеца в Национальном бюро экономических исследований, в годы Второй мировой войны Фридмен работал в казначействе США, в 1948 г. вернулся на преподавательскую работу в Чикагский университет. Основными его эконо­мическими работами являются книги «Очерки позитивной экономики» (1953), «Исследования в области количественной теории денег», «Монетарная история Соединенных Штатов, 1867—1960» (1963, в соавторстве с А. Шварц). В 1967 г. Фридмен был избран президентом Американской экономической ассоциации, а в 1976 г. ему была присуждена Нобелевская премия по экономике.

Если в экономике Фридмен всячески отрицает роль этического или социального факторов и выступает как представитель чистого «экономического позити­визма», где только факты (экономической истории и статистики) играют значе­ние, а теория оценивается только по ее способности правильно прогнозировать события экономического будущего, то в социальной философии и экономиче­ской социологии позиция Фридмена совершенно противоположна. В основной работе в этой области —«Капитализм и свобода» (1962) — его социальная пози­ция весьма ясна и недвусмысленна. Фридмен выступает как сторонник последо­вательного экономического либерализма и антиэтатизма, а в социологическом смысле — индивидуализма. Для Фридмена страна — это индивиды, которые в ней живут, люди объединяются общими традициями и общим культурным на­следием. За счет чего же происходит организация индивидов в единое целое?

Фридмен считает: либо за счет силы, либо свободно, что означает: власть переда­ется либо в руки государства, либо в руки рынка. Государство означает концентра­цию силы в руках отдельных лиц, а в условиях рыночной организации общества власть деперсонифицируется и распределяется равномерно.

Экономика и общество соединяются в одно целое, с точки зрения Фридме­на, и экономическая свобода обеспечивает политическую свободу. Нельзя уре­зать экономическую свободу и при этом оставить политическую — экономика и политика представляют собой взаимосвязанное единство. В свободном обществе государство обеспечивает «правила игры» и выступает сторонним арбитром; все три функции государства, приведенные выше Самуэльсоном, у Фридмена отрицаются. Как раз он отмечает, что там, где государство стремится обеспе­чить экономический рост и эффективность, наблюдаются обратные результаты. В «Монетарной истории Соединенных Штатов» Фридмен пытается доказать, что из-за ошибок Федеральной резервной системы был спровоцирован кризис 1929—1933 гг. Государственное регулирование не в состоянии учесть все слож­ные макро- и микроэкономические последствия своих действий; это свидетель­ствует о том, что контроль над экономикой надо подчинить правилам, а не лицам. Например, регулирование денег подчинено у Фридмена «денежному правилу», обменные курсы валют подчиняются не фиксируемому, а плавающему свободно установленному курсу валют.

Обычно считается, что государство должно обеспечивать те отрасли, которые не могут развиваться в рыночной структуре (например, образование). Фридмен признает, что есть реальная потребность обеспечивать необходимый уровень всеобщего образования, но способ решения этой проблемы неадекватен — нет необходимости вводить национализацию школ, эффективнее, если школы будут частными, а финансирование будет осуществляться не школам, а индивидам, которые с помощью ваучеров на образование смогут выбирать те или иные шко­лы. Эта политика адресного финансирования образования семьям должна еще в большей мере применяться и к высшему образованию. Политика помощи бед­ным и перераспределения доходов с целью обеспечения социальной справедли­вости тоже имеет свои обратные стороны. Фридмен доказывает, что неравенство представлено в развитых капиталистических странах в гораздо меньшей степе­ни, чем в неразвитых. Есть такая тенденция — чем более капиталистически раз­вита страна, тем относительно меньший доход получает собственник капитала: в Индии и Египте половина совокупного дохода стран — доход собственников, в США же эта доля составляет лишь 1/5, а остальная часть —доходы от заработной платы. Иногда кажущиеся эффективными социальные меры приводят к неэффективным результатам (к примеру, введение высокого уровня минимальной заработной платы приводит к массовым увольнениям тех, кто получает заработ­ную плату ниже установленного минимума, и наблюдается рост безработицы).

Основные социальные программы в сфере жилищного строительства, помощи фермерам, регулирования минимальной заработной платы оказались неэффек­тивными с точки зрения Фридмена.

Что касается монополий и их опасности для общества, то Фридмен придерживается того взгляда, что роль монополий в сфере производства или сфе­ре занятости (профсоюзы) заметно преувеличена. Есть технические источники монополии, и их не избежать, но гораздо эффективнее в этом случае частная не­регулируемая монополия, чем регулируемая или государственная. Гораздо важ­нее, что монополии часто стимулируются государством и устанавливаются там, где в них нет необходимости (например, почта в США). Поэтому основная борь­ба должна идти не против монополий как таковых, а против государственной поддержки монополий.

Как видно из приведенной выше идеи Фридмена, он сторонник, в отличие от Кейнса и Самуэльсона, ограничения роли правительства в экономике до возможного минимума. Основные экономические и социальные проблемы он связывает как раз с ошибочными действиями государства в сфере регулирования. Однако многие страны сегодня, пройдя увлечение сначала кейнсианством, а за­тем монетаризмом, сегодня основываются на разумном сочетании этих позиций, пытаясь найти золотую середину в соотношении роли государства и рынка. А в современной экономической теории получают приоритет скорее институциональный, этический и социологический подходы к анализу поведения человека в экономических процессах.