Современная мировая экономическая система и понятие глобализации

Исследования социальных аспектов динамики современных мирохозяйственных отношений — одна из самых дискуссионных тем в социальных науках конца XX — начала XXI в.

Безусловно, экономическая социология не может оставаться в стороне от этих дискуссий, хоть зачастую эти дискуссии носят ярко выраженный идеологический подтекст и имеют мало общего с объективным научным осмыслением социальной реальности.

Тем не менее значительное число исследователей, деятельность которых принято рассматривать как вклад в развитие проблематики экономической социологии, так или иначе пытались и пытаются анализировать социально-исторические истоки, различные грани глобальных процессов, формирующие социальные особенности динамики современной мировой экономической системы.

Рассуждения о причинах, состоянии и последствиях глобальных трансформационных социально-экономических и политических процессов, формирующих систему современных мирохозяйственных коммуникаций, вот уже более
двух десятилетий являются частью дискурса современных социальных наук.

И чем больше появляется исследований, посвященных глобальным изменениям, чем чаще о них говорят политики и журналисты, тем более расплывчатым и менее понятным становится термин «глобализация», которым эти изменения пытаются обозначить.

Следует согласиться с одним из самых популярных теоретиков глобализации 1990-х гг. — У. Беком — в том, что «без сомнения, глобализация является наиболее употребляемым и злоупотребляемым — и наименее проясненным, вероятно, самым непонятным, затуманенным, политически эффектным словом (лозунгом, оружием в споре) последних лет и останется таковым в ближайшее время.

Когда выбирается сфера, которая (почти исключительно) стоит в центре публичных дискуссий, а именно экономическая глобализация, туман не рассеивается».

Безусловно, глобальные трансформационные процессы затрагивают не только сферу хозяйственной деятельности, хотя именно экономические изменения в современных международных отношениях наиболее «ощутимы» для миллиардов людей в мире, особенно в связи с социальными последствиями глобальных финансово-экономических кризисов.

Можно также согласиться с не менее известным исследователем глобальных процессов Э. Гидденсом в том, что «глобализация охватывает не только экономическую, но и политическую, технологическую, культурную сферы. Более всего на нее повлияли события, связанные с развитием систем коммуникаций, которые произошли совсем недавно, в конце 1960-х гг.

Глобализация — это не один процесс, а сложное сочетание целого ряда процессов». Однако, несмотря на расплывчатость многочисленных определений глобализации, один аспект просматривается достаточно четко.

Глобализацию во всех ее ипостасях изначально рассматривали и по-прежнему рассматривают прежде всего как закономерный результат процесса социальной эволюции западного общества, оформляющий «проект современности», черты которого носят универсальный характер и поэтому «объективно» распространяются на все существующие «современные» общества, стремительно разрушая «старый» мировой порядок, основывавшийся на воспроизводстве национально-государственных идентичностей, и замещая его универсальной системой «демократического глобального управления».

Очевидная противоречивость процессов глобальных изменений и растущая неоднозначность оценок последствий их развертывания в начале XXI в. подталкивают нас к необходимости четкого разделения идеологического и научного смыслов термина «глобализация».

Долгое время глобализацию воспринимали как некую «новую» идеологию (имеющую, правда, весьма глубокие социально-исторические корни, ведь этот окончательно оформившийся в 1990-е гг. западный проект «нового мирового порядка» далеко не первый из претендующих на «глобальность»).

Как и любая другая идеология, идеология глобализации основывается на ряде широко распространенных и укоренившихся .в социальном сознании мифов.

Например, на мифе о том, что глобализация, проявляясь в радикальной интенсификации трансграничных социальных контактов за последние 20—30 лет, представляет собой некий принципиально «новый» этап многовекового развития цивилизации, в рамках которого человечество наконец-то впервые в истории утверждается в качестве «единой целостности взаимозависимых обществ».

Интересно
Или на представлении о глобализации как о процессе распространения «массовой культуры», т. е. системы универсальных стандартов «цивилизованной жизни», и формировании на их основе новой, всеобъемлющей и объединяющей «глобальной коалиции культур» или «глобальной культуры цивилизованных обществ».

Однако, пожалуй, самым распространенным является миф о глобализации как беспрецедентной интеграции национальных государств и экономик на основе развития новых информационных технологий и становления «глобального информационного общества», в ходе которой должны исчезнуть мешающие «глобальному прогрессу и модернизации» национальные границы, существенно снизится роль национальных рынков в пользу формирующегося «свободного» общемирового рынка — сферы «эффективной деятельности» мировых финансовых центров и транснациональных корпораций (ТНК).

Тем самым под вопрос ставится возможность и — главное — необходимость самостоятельного осуществления внутри- и внешнеэкономической и политической деятельности национальными правительствами.

От них требуется лишь одно — не мешать глобальной интеграции, делегировав полномочия национально-государственного управления международным «демократическим» экономическим и политическим организациям, которые смогут окончательно избавить все общества от «пережитков авторитарного прошлого» вроде «национально-государственной идентичности» и «экономических и политических интересов государства».

Таким образом, в основе идеологии глобализации лежит базовый миф о «закономерном» и «неизбежном» процессе стремительно возрастающей взаимосвязанности обществ и государств, входящих в систему современных международных отношений, который осуществляется посредством стирания национально-государственных различий, размывания традиционного «политико-территориального идеала государственности» и допущения вмешательства во внутренние дела извне в обмен на «влияние и власть на субнациональном уровне».

Идеология глобализации как система мифов, возникших на основе поверхностной фиксации наиболее ярких внешних проявлений весьма сложных, долговременных, глубинных структурно-исторических изменений (анализ истинных причин которых идеологов глобализации никогда не интересовал), окончательно оформилась к середине 1990-х гг.

И сразу приобрела множество приверженцев как среди политиков и ученых, так и среди простых людей разных стран, поскольку стала очередным воплощением идеи «социального прогресса», вот уже почти два столетия являющейся интеллектуальной проекцией «романтического оптимизма», надежд на создание в «конце истории» глобального справедливого общества, разрешившего все острейшие социальные противоречия и конфликты.

Мощный импульс развитию и укоренению этой идеологии в социальном сознании придала неолиберальная эйфория начала 1990-х гг. (царившая не только в западных странах), связанная с завершением «холодной войны», распадом СССР и советского блока и началом существенной геополитической трансформации, завершившейся формированием «однополярной системы международных отношений во главе с ведущими «рыночными демократиями».

Особая роль в окончательном оформлении этой идеологии в 1990-е гг., в становлении мифологического дискурса, и по сей день стоящего за большинством выводов исследователей, рассуждений журналистов и заявлений политиков о глобальных процессах, принадлежит теоретикам глобализации.

Они, пытаясь «объективно» разобраться в сложных и противоречивых процессах глобальных изменений, указывая на неоднозначность социально-экономических, политических, социокультурных последствий, активно критикуя некоторые «заблуждения глобализма» и обращая внимание на «оборотную сторону глобализации», ни в коей мере не подвергают сомнению основной миф о глобализации.

Теоретики глобализации, подтверждая в своих работах ее закономерный, объективный и неизбежный характер, подчеркивают позитивную роль глобализации в объединении современных обществ, формировании механизмов «демократического глобального управления» и «нового мирового порядка», пусть даже и ценой эррозии национально-государственного суверенитета, о «неотвратимой» утрате которого некоторые из них сожалеют, но все же рассматривают его в качестве одного из основных препятствий на пути к достижению «новой» цели «социального прогресса» — формированию «глобального демократического общества», ведь «посмотрите вокруг, — приводит главный и зачастую единственный аргумент глобалистов Д. Белл, — разве можно отрицать глобализацию? Конечно, нет».

Интересно
Несмотря на «внезапную популярность» (по меткому замечанию Э. Гидденса) термина «глобализация» в начале 1990-х гг. и последовавшую затем многолетнюю апологию глобализма, благодаря усиливающейся критике идеологии глобализации и дальнейшим исследованиям сложных и противоречивых международных социально-политических и экономических процессов, данный термин постепенно начал наполняться иным содержанием.

Глобализации как научной категории отечественные и зарубежные исследователями попытались придать куда более сложный смысл.

Опираясь на результаты современных исследований глобальных трансформационных процессов, глобализацию в данном значении можно определить как совокупность разнородных, разнонаправленных, неоднозначных процессов, протекающих столетиями в истории человечества и формирующих весьма сложные коммуникации в системе современных обществ.

Причем эти процессы порой настолько противоречивы и взаимоисключающи, что говорить о возникновении на их основе некоего единства, универсальной целостности, глобальной общности разных государств с абсолютно противоположными геополитическими интересами, обществ с хозяйственными системами, занимающими неравноправное положение в структуре международного разделения труда, цивилизаций с ярко проявляющимся своеобразным социокультурным укладом ни сейчас, ни в ближайшей перспективе невозможно.

Именно этим объясняется та осторожность, с которой все большее число современных исследователей относятся к использованию термина «глобализация», предпочитая понятия, характеризующиеся значительно меньшей идеологической нагрузкой, зато гораздо более пригодные для описания сложных глобальных процессов, как: «интернационализация», «транснационализация», «периферизация» и т. п.

Да и вряд ли когда-нибудь потеряет свое значение для глобальных исследований такой абсолютно нейтральный термин, как «международные отношения».

Экономическая глобализация, с которой (по разным причинам) часто отождествляют глобализацию вообще, включает ряд крайне противоречивых процессов, имеющих неоднозначные последствия для всех стран в системе современных обществ.

Эти последствия определяются той ролью, которую играет страна в современном международном разделении труда, и статусом в системе мирохозяйственных отношений. Роль и статус во многом определяются глобальными политическими, социокультурными и социально-стратификационными процессами, анализ которых также важен для понимания сущности основных противоречий глобальных экономических процессов.

Однако именно современные исследования социальных последствий процессов экономической глобализации, затрагивающих жизнь миллиардов людей, разрушают основной миф о глобализации (во всех ее «формах») как «объективном» и «взаимовыгодном» процессе универсализации и интеграции обществ, государств, национальных экономик.

На первый план в экономико-социологических исследованиях выходит анализ проблем и противоречий, свойственных процессам трансформации современной мировой экономической системы.

Как правило, под «экономической глобализацией» понимают ряд процессов, по мнению многих специалистов, стремительно и радикально меняющих структуру и определяющих направление трансформации мирохозяйственных отношений во второй половине XX — начале XXI в.

Принято считать, что эти глобальные структурные экономические процессы включают интенсификацию глобальных финансовых потоков и инвестиционной активности, транснационализацию, глобальную информатизацию, расширение и либерализацию мировой торговли, глобальную стандартизацию и унификацию мирохозяйственных отношений, распространение «массовой культуры» и становление глобального «общества потребления».

Впрочем, большее внимание глобалисты — сторонники концепции глобализации как идеологии, превращаемой их многолетними усилиями (даже если большинство из них не ставили перед собой такой задачи) в специфическое мировоззрение, — изначально уделяли свободе торговли, зачастую сводя все дискуссии о глобализации к проблемам реализации доктрины фритредерства.

При всем кажущемся многообразии и сложности взглядов на глобализацию, ее идеологическая формула, из которой исходит большинство глобалистов, довольно проста: «Если вы выступаете за либерализацию правил товарообмена, вы — сторонник глобализации, если же вы их не поддерживаете, вы — ее противник».

Указанные выше глобальные структурные экономические процессы носят крайне противоречивый характер, и эти противоречия отражены в современных научных дискуссиях о социальных и экономических последствиях глобализации.

Последствия процессов, составляющих сущность и сопровождающих экономическую глобализацию, далеки от ее базовой характеристики как всемирного процесса возрастания «взаимозависимости» экономик и обществ, становления единой системы «взаимовыгодного» глобального сотрудничества.

Увеличение мобильности капитала — основной атрибут финансовой глобализации — лишь способствует ускоренному накоплению фиктивного капитала, оторванного от движения реальных материальных активов, и приводит к формированию предпосылок для глобальных финансово-экономических кризисов, наносящих серьезный урон национальным экономикам развивающихся стран и мировому производству.

Интересно
Рост «финансовой взаимосвязанности» лишь увеличил уязвимость зависимых друг от друга экономик. Увеличение мобильности капитала только усилило зависимость большинства бедных стран от мировых финансовых центров, поскольку эти страны «интегрировались в мировые рынки капиталов не путем привлечения к себе капитала, а путем его утечки».

Оборотной стороной процесса транснационализации для развитых стран становится появление депрессивных регионов, рост безработицы, проблема демонтажа «социального государства».

Для развивающихся стран участие в транснационализации, сопровождающееся «долгожданным» стремительным ростом объема прямых иностранных инвестиций (ПИИ), укрепляет финансовоэкономическую зависимость от мировых финансовых центров и ТНК, усиливая долговые проблемы этих стран и негативные последствия периодической дестабилизации глобальной финансовой системы.

Внедрение новых технологий в филиалах ТНК, как правило, не стимулирует к самостоятельному их созданию развивающимися странами, что ведет к эрозии интеллектуального капитала этих стран (проявляющейся, например, в процессе «утечки умов»).

При ориентации ТНК исключительно на снижение издержек, связанных с оплатой труда, падает интерес к дальнейшему технологическому совершенствованию производства, ограничивая его пока лишь организацией «отверточной сборки».

Транснационализация и осуществляющийся в ее рамках процесс трансграничных слияний и поглощений может привести к существенному повышению конкурентоспособности предприятий и экономическому росту, возникающему в основном благодаря росту цен на экспортируемое сырье и интенсификации «закачки» краткосрочных ПИИ в национальные экономики развивающихся стран.

Но оборотной стороной становится увеличение безработицы вследствие структурных реорганизаций в новых филиалах ТНК, а также существенное ограничение возможностей национальных предприятий конкурировать с этими филиалами в рамках одной отрасли.

Транснационализация приводит к существенному росту диспропорций между высокодоходными предприятиями отраслей, включившихся в процесс транснационализации (а значит, нужных мировому рынку), и предприятиями отраслей, в которых ТНК не заинтересованы (не нуждается и мировой рынок).

Одновременно, несмотря на провозглашенный глобалистами «всеохватывающий характер» транснационализации, отлученными от индустриализации оказываются целые государства и регионы планеты, «страны, с общим населением около 2 млрд человек, до сих пор слабо интегрированы в глобальную индустриальную экономику, среди них большинство африканских стран и многие страны бывшего СССР».

Таким образом, то, что принято называть «глобализацией», оказалось выгодным лишь самим ТНК. Это существенно повысило их прибыль, создав благоприятные структурно-институциональные условия на уровне как мирового хозяйства, так и национальных экономик стран, сделавших ставку на модернизацию путем «эффективного» включения в процесс транснационализации, для монополизации их деятельности, что явно противоречит идее становления глобального конкурентного «свободного рынка».

Глобальная либерализация торгово-экономических отношений на основе унифицированных организационно-правовых стандартов, сопровождающая транснационализацию и распространение «интернациональных» образцов потребления, усиливает разницу в реальном положении резидентов и нерезидентов на внутреннем рынке, ставя первых в заведомо неравное положение, искусственно занижая их конкурентоспособность из-за несоответствия универсальным стандартам, обеспечивая последним дополнительное конкурентное преимущество в виде «благоприятного инвестиционного климата».

При этом глобализация усиливает дисбаланс между экспортно и национально ориентированными отраслями. Международные экономико-политические структуры, способствуя унификации стандартов, лишь закрепляют увеличение указанных диспропорций, существенно ограничивая глобальную конкуренцию.

Изменения в потребительских предпочтениях миллионов людей в мире, которые принято связывать с культурной глобализацией и западного «общества потребления», также далеко не однозначный процесс. И эта неоднозначность является предметом дискуссий и исследований в социальных науках еще с тех времен, когда появился сам термин «общество потребления».

Интересно
Процесс культурной глобализации преимущественно трактуется как процесс распространения «массовой» или, по выражению Ж. Бодрийяра, «массово-информационной культуры» (опирающейся на глобальные СМИ), возрастающее воздействие которой подавляет национальную культуру «традиционных» обществ во имя торжества «глобального общества потребления».

Основная функция современных глобальных средств массовой информации, согласно Ж. Бодрийяру, «состоит в нейтрализации живого, уникального, событийного характера мира, в замене многообразной вселенной средствами информации, гомогенными друг другу в качестве таковых, обозначающих друг друга и отсылающих один к другому.

В крайнем случае они становятся взаимным содержанием друг друга — и в этом тоталитарное «послание» общества потребления».

Глобальное общество потребления базируется на постоянном воспроизводстве и распространении по всему миру универсальных символов и стандартов потребления.

Таким образом, на что действительно оказывает непосредственное влияние глобализация в сфере потребления — так это на возникновение существенного структурного противоречия, во многом определяющего особенности развертывания современных трансформационных процессов в различных обществах, противоречия между непрерывно увеличивающимся производством и навязыванием миллионам людей универсальных образцов потребления и возможностями большинства их достичь.

Это противоречие углубляется по мере распространения «интернациональных» образцов потребления благодаря демонстрационному эффекту и проявляется в постоянном процессе расширенного воспроизводства имитационного потребления.

Т. е. процесса подражания всех социальных слоев стандартам потребления «цивилизованного» общества развитых индустриальных стран, тем самым препятствуя осуществлению аккумуляции капиталов и инвестиций в национальное производство развивающихся стран, провоцируя постоянную инфляцию, рост социальной напряженности и дестабилизацию внутриполитических отношений.

Глобальная информатизация, принципиально меняя характер трудовой деятельности (социальная реакция — глобальный рост индивидуализации и маргинализации), способствуя разделению экономики (мировой и национальной) на «реальную» (экспортно и национально ориентированные производства) и «виртуальную» (мировые финансовые центры), усилению влияния демонстрационного эффекта, наряду с финансовой глобализацией, транснационализацией и либерализацией торговли создает предпосылки глобальной дезинтеграции и появления новых коммуникационных барьеров.

Впрочем, большинство из этих барьеров лишь на первый взгляд выглядят новыми. Каждый год нам сообщают о приобщении миллионов людей к достижениям современных телекоммуникационных технологий, об увеличении числа компьютеров, о беспредельных возможностях, которые предоставляет человечеству «глобальное информационное общество».

На основе всего этого делаются далеко идущие выводы о вступлении цивилизации в новую «постиндустриальную» эру — время «высоких» технологий, интеллектуального труда, реализации максимума потребностей и желаний, появления почти беспредельных перспектив для самореализации всех и каждого в новой «глобальной экономике знаний».

Но лишь немногие обращают внимание на растущую пропасть между мнимыми и реальными возможностями миллиардов людей воспользоваться всеми теми преимуществами, которые предоставляет мир современных технологий и систем коммуникации.

Глобалистам трудно представить, что миллиарды людей по-прежнему живут в условиях бесконечно далеких от тех технотронных иллюзий, которыми вот уже не один десяток лет грезят сторонники концепций постиндустриализма, постмодернизма, постэкономизма и т. п.

В начале XXI в. более 2,5 млрд человек не имели доступа к обычной канализации, а 1,6 млрд — к электросетям. Нужно ли проводить специальные исследования, чтобы выяснить, где проживают эти люди? Понятно, что большинство из них проживает в развивающихся странах.

В мире есть целые регионы, где у многих людей отсутствует возможность не только воспользоваться услугами Интернета и телефонных сетей, но и просто включить обычную электрическую лампочку.

И если «глобальное информационное общество», со всеми приписываемыми ему атрибутами, существует, то уж явно не в этих регионах, а лишь в небольшой группе стран, сконцентрировавших на себе всю глобальную систему мирохозяйственных коммуникаций, в том числе и глобальные информационные потоки.

Проблема глобальной бедности, пожалуй, остается самой животрепещущей из всех. Самые жаркие дискуссии в социальных науках на протяжении последних десятилетий разворачивались именно по этой теме.

Именно в дискуссиях по этой проблеме наиболее ярко проявляется крайняя поляризация мнений политиков и ученых о последствиях «глобализации» экономики.

В 1990-е — начале 2000-х гг. благодаря некоторым теоретикам глобализма возникла иллюзия снижения остроты проблем бедности и неравенства на фоне интенсификации ряда глобальных экономических процессов и ускорения экономического роста в некоторых развивающихся странах.

Это отодвинуло на второй план изучение их реальных социальных последствий и проблем глобальных экономических трансформаций, из которых самыми «чувствительными» для миллиардов людей до сих пор остаются проблемы абсолютной нищеты и голода.

Во второй половине 2000-х гг. даже эксперты Всемирного банка, ранее утверждавшие, что экономическая глобализация повсеместно влияет на снижение уровня бедности, вынуждены были подчеркнуть устойчивое наличие огромной массы людей, которые оказались «на обочине глобализации», и их жизнь протекает как бы вне современных глобальных трансформационных процессов — это почти половина человечества.

В итоге всех трансформаций один миллиард людей остается в трущобах развивающихся стран, другой миллиард проживает в отсталых и нестабильных регионах, а еще один миллиард находится на нижней ступени глобальной геосоциальной иерархии и «именно с существованием этих частично пересекающихся групп связаны крупнейшие вызовы развитию».

По мнению западных исследователей проблем глобального социальноэкономического развития, в настоящее время неравенство между странами, и без того значительное, еще больше усиливается.

Интересно
США, страны Западной Европы и Япония в 100 раз богаче, чем Эфиопия, Гаити и Непал. И если разрыв между странами в начале XX в. был лишь 1:9, то в начале XXI в. разрыв в душевых доходах (между 10 % жителей богатейших стран и 10 % — беднейших) превышает 10 000 раз.

Таким образом, все большее число исследователей констатируют наличие сформировавшейся в процессе ускорения за последние 25—30 лет мирохозяйственной «интеграции» глобальной застойной или устойчиво сохраняющейся и воспроизводящейся бедности.

В чем причины подобной ситуации с устойчивостью глобальной бедности в современной мировой экономической системе? В рамках современных экономико-социологических исследований сформировалось много точек зрения в поиске ответа на этот вопрос.

Например, исследователь проблем глобального неравенства Н. Бердсолл обращает внимание на существование фундаментального противоречия, вызванного глобальными экономическими интеграционными процессами, которое заключается в том, что свойственное международным рынкам неравенство лишь способствует усилению неравенства в развивающихся странах.

По его мнению, тому есть три причины:

  1. Первая — неравное распределение экономического выигрыша от функционирования более эффективных глобальных рынков, поскольку прибыль на этих рынках приносят активы, финансовый и интеллектуальный капиталы, институциональная стабильность и наличие социальной инфраструктуры, которые формируют основы для более эффективных сравнительных преимуществ, чем те традиционные (сырье, ресурсы, аграрная продукция), на которые делают ставку в поддержании темпов экономического роста не оказывающие сопротивление глобальной мирохозяйственной унификации развивающиеся страны.
  2. Вторая — несовершенство глобальных рынков, которое проявляется, например, в громадных потерях мировой экономики от периодических финансовых кризисов и вызванных ими затяжных депрессий в национальных хозяйствах, вроде кризисов середины 1990-х — начала 2000-х гг. или середины 2000-х — начала 2010-х гг. В потерях, все тяготы восполнения которых переносятся развитыми странами на развивающиеся (ускорение вывоза капиталов, сокращение доходов от экспорта, увеличение внутреннего государственного долга и бюджетного дефицита), вынужденные одновременно бороться и с их внутренними социально-экономическими последствиями, ограничивая инвестиции (не только в промышленность, но и в главный ресурс современной глобальной экономики — в образование, в накопление и развитие интеллектуального капитала), увеличивая внешний долг и существенно сужая возможности для собственного экономического роста в долгосрочной перспективе.
  3. Третья — безусловный контроль богатых стран над режимами мировой торговли, миграции и международного права (контроль, который осуществляется развитыми странами исключительно исходя из необходимости удовлетворения собственных внутренних потребностей, а вовсе не для поддержания свободы и равноправия в мирохозяйственных отношениях).

Более радикальные точки зрения на причины устойчивого воспроизводства глобальной бедности связаны с утверждением о том, что современная мировая экономическая система вообще существует исключительно благодаря постоянному воспроизводству глобальной бедности.

Насколько глобализация «способствует» глобальной демократизации, снижению международной напряженности и развитию добрососедских отношений сотрудничества между государствами, чьи экономические и политические интересы по-прежнему вступают в острые противоречия, видно по ежедневным репортажам разных информагентств из различных «горячих точек» планеты, которые больше напоминают сводки с фронтов.

Даже самые мощные государства, вроде бы имеющие «благодаря глобализации» все возможности для достижения своих внешнеполитических целей мирным дипломатическим путем, попрежнему предпочитают отстаивать свои интересы с помощью силы, что далеко не способствует глобальной стабильности.

Отдельная проблема развития современной мировой экономической системы — проблема сохранения окружающей среды.

Несмотря на резкий рост с 1980—1990-х гг. числа различных международных межгосударственных и неправительственных экологических организаций, становление глобальных социальных движений в защиту окружающей среды, развитие инвайронментализма на основе различных научных концепций глобальной экологической взаимозависимости, усиление международной дипломатической активности, заключающейся в подписании международных договоров и конвенций, деятельность по охране природы по-прежнему сосредоточена в основном на решении локальных национальных, или, в лучшем случае, региональных проблем и осуществляется преимущественно усилиями отдельных государств.

Деградация окружающей среды и объяснение истинных причин ее ускорения в последней четверти XX — начале XXI в. — одна из главных тем современных экономико- и социально-экологических исследований.

Проблематика исследований весьма обширна и опирается на накопленные за последние 40—50 лет масштабные статистические материалы, полученные в результате улучшения методов изучения различных форм ущерба, наносимого окружающей среде современным «глобализирующимся» обществом, его «транснациональной» индустрией и безудержной потребительской активностью.

Однако, несмотря на постоянно расширяющуюся проблематику, исследования экологических последствий глобальных трансформационных процессов, которые принято рассматривать как процессы становления глобального капитализма, сосредоточены на весьма ограниченном круге вопросов, в основном касающихся глобальных проблем деградации окружающей среды.

Причем тех проблем, которые не затрагивают анализ сущности влияния системы современных международных экономических отношений на природу и ее деградацию.

В связи с вышесказанным следует обратить внимание на то, что «современные экологические проблемы в значительной мере порождены отставанием экономической мысли от требований реальной жизни, — справедливо отмечают отечественные исследователи.

Ни классики экономической науки, ни последующие экономические школы и ученые не придавали должного значения экологическим ограничениям экономического развития.

И лишь резко обострившиеся в 70-е гг. XX в. экологические проблемы поставили перед наукой задачу осмысления сложившихся тенденций экологоэкономического развития и необходимости разработки принципиально новых подходов к их учету».

Впрочем, само это «отставание» вызвано куда более существенными причинами, чем несоответствие экономических теорий реальности.

«Снижение издержек в индустриально развитых демократических странах за счет экстернализации стимулирует дальнейший рост потребления, — справедливо отмечает Д. Ефременко, — тем самым еще более усиливая глобальное неравенство и нагрузку на окружающую среду».

Таким образом, сложные процессы, именуемые «глобализацией» экономики, действительно радикально «меняя нашу жизнь», создают благоприятные условия для эскалации старых и появления новых конфликтов в системе современных обществ.

Если отвлечься от идеологических аксиом, столь же популярных, сколь и иллюзорных глобалистских ожиданий скорого «вселенского единения», и обратиться к анализу реальных социальных, экономических и политических процессов, развертывающихся в современном мире, то экономическую глобализацию следует рассматривать как сложную систему противоречий, главным из которых является противоречие между стремлением развивающихся стран к модернизации посредством включения в постоянно трансформирующееся мирохозяйственные отношения и стремлением к сохранению национально-государственной идентичности, самостоятельности в принятии экономических и политических решений.

Процессы глобализации, постепенно разрушая «традиционное» государство, фактически ставя под вопрос возможность сохранения его суверенитета, лишь способствуют усилению экономической, технологической (а за ними и политической, и социокультурной) зависимости развивающихся стран от индустриально развитых, к ослаблению их национальных экономик, а следовательно — и сокращению возможностей выполнения социальных обязательств перед гражданами, к неодинаковым выгодам от международного разделения труда, увеличению вывоза ресурсов и капиталов из развивающихся государств, к глобальному распространению экологических проблем и, главное, — к усилению глобальной проблемы бедности, существенно обостряющей все социальные конфликты развивающихся стран.

Вместо ожидаемого глобалистами повсеместного повышения уровня жизни вследствие осуществления политики открытости и экономического роста в реальности происходит лишь усугубление проблем социального расслоения, разрушения и без того непрочных систем социальной защиты, ухудшения здоровья населения, увеличения безработицы, маргинализации населения, роста преступности, распространения фундаментализма и терроризма.

Интересно
Основным итогом глобальной либеральной трансформации в начале XXI в. стала тотальная дестабилизация экономических и социально-политических отношений в мире, которая свела на нет результаты едва наметившихся во второй половине XX в. немногочисленных позитивных изменений в жизни миллиардов людей.

Итак, подведем некоторый итог размышлениям над социальными особенностями современной мировой экономической системы. Изучение социальных и политических аспектов трансформации мирохозяйственных отношений связано с исследованиями так называемых «глобальных проблем» социальных изменений.

Они включают проблему эффективного международного распределения продовольствия, глобальную энергетическую проблему, проблему ограниченности ресурсов (для «традиционного» экономического роста) и формирования условий для устойчивого, сбалансированного развития, проблему глобальной безопасно сти и урегулирования геополитических конфликтов, отдельно рассматриваемую проблему Мирового океана, демографическую проблему и острейшую проблему регулирования внешней (сдерживаемой все увеличивающимся числом межгосударственных барьеров) и внутренней миграции.

Однако из всех «глобальных проблем», пожалуй, самыми дискуссионными и в то же время демонстрирующими крайнюю ограниченность и противоречивость взглядов неолиберальных глобалистов на основные вопросы новейшей истории человечества остаются проблемы бедности и геосоциального неравенства, сохранения национальных культур и окружающей среды.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)