Современная экономическая система

Что называть современностью? Если говорить об обществе модерна или современном обществе (которое противопоставляется традиционному обществу), то по, замечанию Валлерстайна, оно насчитывает примерно 500 лет.

Собственно, становление и развитие капитализма и есть современность. Или принять ту точку зрения, что современность — это время нашей жизни? И тогда искать границы современности в 1950—1960-х гг.?

Тем более что век XX уже закончился, и мы можем с некоторой осторожностью давать и ему оценки. Однако начался ли в историческом смысле XXI век — вот вопрос!

Если век девятнадцатый начался чуть раньше времени, с приходом Французской революции, то следующий век немного запоздал — началом XX века, наверное, можно считать Первую мировую войну (кстати, Первой ее стали называть только после Второй).

В некотором смысле ее открытие означало провал идеи рационального политического и экономического устройства мира, как говорили потом, у разума не оказалось никаких аргументов против убийства.

Весь девятнадцатый век после наполеоновских войн складывалось убеждение, что рациональное устройство национального (более или менее либерального и более или менее социального) государства и либеральной международной политики, господство и развитие мировой торговли приведет к рациональному мироустройству вообще, что мирные торговые отношения с другими странами препятствуют войне, о которой стали забывать (ведь почти сто лет не было крупных войн — короткие франко-прусская, крымская или русско-японская войны не в счет). Но с началом мировой войны все иллюзии исчезли — рациональный и экономический (что казалось почти одним и тем же) миропорядок капитализма развалился.

«Человечество организовалось в великие государства и империи, национальное движение способствовало пробуждению коллективного сознания масс, и в результате стало возможным истребление людей в таком масштабе, о каком до тех пор не имели никакого представления», — утверждал Уинстон Черчилль. Вот результат «прогресса» — массовое капиталистическое общество привело к массовому уничтожению.

Политическими результатами Первой мировой войны стали ликвидация четырех империй: Германской, Российской, Австро-Венгерской и Османской.

Две последние были разделены и сошли со сцены истории, а Германия и Россия оказались после этого в плену экономической разрухи — казавшийся уже преодоленным в эпоху капитализма голод опять занял свое подобающее место в жизни теперь уже цивилизованного общества.

В результате войны в России и Германии произошли революции: монархии были свергнуты — в России после большевистского переворота утвердилось советское государство, в Германии в ноябре 1918 г. к власти пришли социал-демократы (коммунистический мятеж Либкнехта и Розы Люксембург был подавлен, «Красная Бавария» — это не пивной завод в Петербурге, а неофициальное название Баварской Советской республики — тоже не смогла удержать власть), в 1919 г. образовалась Веймарская республика.

В России в результате революции началась гражданская война (красный и белый террор), погибло более 10 миллионов человек, 2 миллиона эмигрировали.

После войны и Россия, и Германия стали жертвами тоталитарных режимов. Оба эти режима (сталинизм и фашизм) удивительно похожи — посмотрите агитационные картинки: вот Ленин и дети, такой же Гитлер и дети; сравните «сталинскую» архитектуру и здания франкистского Мадрида, или кварталы EUR Муссолини в Риме.

Наконец, обратите внимание на моральные аспекты критики предыдущего строя — у одних виноваты буржуа, у других — евреи, но виновные обнаружены и будут наказаны.

Экономический центр мира (напуганный войной?) впервые покинул Европу и переместился в Америку; Лондон (сменивший Амстердам, а тот, в свою очередь, — Геную, и до этого — Венецию и т. д.) после двух столетий господства уступил Нью-Йорку, США стали сильнейшей политической и военной державой. Разрушилась система золотого стандарта, что являлось основой международных расчетов.

Капитализм, конечно, не мог упустить и выгод войны, государственные военные (оборонные) заказы оказались выгодными предприятиями, что весьма на руку было промышленным монополиям (немецкие Крупп, Тиссен, Симменс). Война еще больше сделала капитализм монополистическим и государственным, она не убила капитализм, а наоборот — сделала его еще сильнее.

Виноват ли втом, что мир оказался охвачен войной, капитализм? Марксизмленинизм однозначно отвечал утвердительно (к их мнению надо относиться осторожно — у них капитализм виноват всегда).

Такой вот простой смысл, без особых затей. Но не только марксизм-ленинизм обвинял капитализм в войне. Карл Поланьи без всяких апелляций также соглашается с этим утверждением в работе «Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени» (1944).

«Первопричины катастрофы лежат в утопической попытке экономического либерализма создать саморегулирующуюся рыночную систему».

Правительства либералов перестали регулировать капиталистический рынок, он стал автономным, превратив социальную ткань общества — труд, землю и деньги — в обычные товары, которые продавались и покупались, несмотря на то что они были ненастоящими (фиктивными) товарами.

Нации и их правительства превратились в игрушки в руках мирового рынка. Как только рынок давал сбой, тогда напряжение распространялось из сферы экономики в сферу политики и международных отношений, так в итоге все закончилось большой войной (Первая и Вторая мировая через года как бы протягивают друг другу руки).

Однако были, на наш взгляд, и более общие причины катастрофы — мировой войны и последующего господства тоталитаризма, — которые, конечно, связаны с капитализмом, но и существенны сами по себе.

Мы бы отметили три взаимосвязанных социальных процесса, приводящих к радикальной трансформации обществ: это индустриализация, урбанизация и секуляризация (утрата религией своего морального и социального предназначения).

Индустриализация требует концентрации промышленности в городах, к началу XX в. в развитых странах доля городского населения превысила сельское: около 80 % городского населения в Великобритании; 56% — в Германии.

Только в России этот процесс затянулся до 1953 г., когда городское население впервые превысило сельское. Этот процесс новой урбанизации и роста численности городского населения, который достигался за счет превращения крестьян в городских пролетариев, привел к тому, что «городское сознание» (по своей природе безличное и безразличное) стало размываться «крестьянским сознанием» (с его патриархальностью, персонификацией власти — когда доверяли не институту, а личности, и требованием порядка).

В итоге для тоталитарных режимов сформировались адекватные условия (причем в разных странах примерно в одно и то же время — в России, Германии, Италии, затем — в Испании и Португалии).

Это новое городское сознание теперь не могло уже получить помощь от христианской морали, ведь в общественном сознании религию все больше замещала наука, и для повседневного сознания стало характерным обращение к науке (часто в виде псевдонауки) — вспомните рабочее образование и так называемую «кружковщину».

Нельзя понимать эту фразу Ницше прямолинейно, считает Хайдеггер: «… явление Нового времени — обезбожение. Это выражение не означает простого Изгнания богов, грубого атеизма.

Обезбожение есть состояние принципиальной нерешенности относительно Бога и богов». И добавляет: «Если до такого дошло дело, то боги улетучились».

Вот так, «боги улетели», и новый горожанин, вчерашний крестьянин, оказался в начале XX в. в ситуации моральной аномии, его моральный порядок, ранее сформированный христианской этикой, уже разрушился, а новый, экономический по своей природе, либеральный по форме, социал-демократический по содержанию, еще не вступил в силу.

Война и последовавшая реакция означали глубокое забвение ценности отдельной человеческой жизни (против чего восставал классический либерализм), капитализм стал массовым производством и потреблением, и общество в ответ преобразилось в массовое.

В массе человек как индивид стал менее ценен, общее заслонило индивидуальное, коллективные интересы перевесили личные. С другой стороны, интересы отдельных людей теперь отличались друг от друга, их уже нельзя было сложить вместе, и общество не могло быть теперь просто суммой индивидов.

Хосе Ортегаи-Гассет (по испанской традиции в его фамилии соединяется фамилия отца и матери) в “Rebelion de las Masas” («Восстание масс», 1930) четко подметил этот противоречивый процесс трансформации общества.

Он выделял три взаимосвязанных явления: феномен стадности (также и Ницше указывал на этот феномен: «Мы по ту сторону добра и зла, говорил он, но мы требуем безусловного признания святыни “стадной морали”»); эффект глобализации: «Просто-напросто мир нежданно вырос, а в нем и вместе с ним выросла и жизнь.

Прежде всего она стала планетарной; я хочу сказать, что жизнь рядового человека вмещает сегодня всю планету, что простой смертный привычно обживает весь мир», — не очень верится, что это было написано в 1930-х гг.; массовое мышление (это мышление тех, у кого на любой вопрос заранее готов ответ, что не составляет особого труда и вполне всех устраивает).

В итоге масса неизбежно обращается к насилию, считает Ортега-и-Гассет: «Повсюду аморфная масса давит на государственную власть и подминает, топчет малейшие оппозиционные ростки. Масса — кто бы подумал при виде ее однородной скученности! — не желает уживаться ни с кем, кроме себя.

Так возникла регулируемая рыночная система в западных странах, нашедшая теоретическое оправдание в экономических концепциях кейнсианства, и плановая система в социалистических.

Вспоминая старую идею Гэлбрейта о конвергенции систем и оценивая ее с высоты сегодняшних дней — когда социализма уже нет, — можно сказать, что в целом различия между этими системами были не так велики, они органично соединяются в единую экономическую систему.

Термин «государство благосостояния» употреблялся как совпадающий в основном с бисмарковским понятием «социальное государство».

Лейбористское правительство реализовало эту модель, формируя с 1945 г. систему социальной защиты, включающую предоставление государственных гарантий для населения, установление обязанности работодателя обеспечить социальное страхование наемных работников с их частичным участием.

Обеспечивались базовые условия жизнедеятельности — государственное (бесплатное) здравоохранение, равные возможности семьям в воспитании детей (пособия на детей), предотвращение массовой безработицы.

В США в 1964 г. в первом послании о положении страны президент Линдон Джонсон провозгласил начало «бескомпромиссной войны с бедностью в Америке» как часть программы построения «Великого общества» (Great Society), тогда же были созданы печально известные по недавнему экономическому кризису программы «Медикэйд» и «Медикэр».

Создание «социального рыночного хозяйства» в качестве главной задачи экономической политики страны было заявлено канцлером ФРГ Конрадом Аденауэром в 1950 г., а Людвиг Эрхард на съезде Христианско-демократического союза в 1957 г. заявил о начале второго, этапа «социального рыночного хозяйства» в ФРГ.

Государство всеобщего благосостояния, будучи капиталистическим по своей природе, основывалось на понятиях социального равенства, перераспределения доходов, бесплатного здравоохранения, образования, социального страхования и пенсионной системы, пособия по безработице.

Социальных последствий этого процесса делегирования полномочий государству множество: например, работающие взрослые перестали надеяться на помощь детей в старости (так осуществлялась поддержка пожилых людей в традиционном обществе), а надеялись только на пенсию от государства, соответственно, снизилась рождаемость (конечно, и не только по этой причине).

Или другой пример — безработица превратилась в средство получения пособия и стала осознаваться как свободный выбор нетрудовой жизни и т. д.

Все эти ожидания в 1968 г. вдруг преобразились в конкретные революционные требования: восставшие студенты и митингующие рабочие в Париже выдвигали забавную формулу «40—60— 1000» (40-часовая рабочая неделя, пенсия в 60 лет, минимальный оклад в 1000 франков).

Революционные события, всколыхнувшие всю Европу, способствовали усилению левых сил как в политике и экономике, так и на интеллектуальном фронте.

Собственно, парижская весна 1968-го и была в некотором смысле реакцией на три десятка лет существования кейнсианского капитализма, который достиг небывалых темпов экономического роста (среднегодовой уровень роста 16 ведущих европейских капиталистических стран составлял в 1950—1973 гг. 4,9 %) и уровня благосостояния населения.

Рост антиколониального движения: лейбористское правительство Британии 1945—1951 гг. признало независимость почти половины мира — Индии, Пакистана, Бирмы, Шри-Ланки и Палестины; в 1950-х—1960-х гг. очередь дошла до африканского континента (Нигерия, Гана, Уганда, Кения и Танзания).

В Европе в 1975 г. была разрушена диктатура Франко (и на выборах 1982 г. победили социалисты), в Португалии в 1974 г. в результате Revolugäo dos Cravos (Революции гвоздик) был свергнут режим Салазара (который говорил: «Наша позиция является антипарламентской, антидемократической, антилиберальной и на ее основе мы хотим построить корпоративное государство», неслучайно Португалия тогда была самой бедной страной Европы); в Греции в 1974 г. свергнут диктаторский режим «черных полковников».

Все это звенья одной цепи преобразования политического и экономического мира, недолго оставалось до крушения Берлинской стены и завершения социалистического эксперимента в России.

Потерпел крушение оформленный в 1944 г. «бреттон-вудский» золотодолларовый стандарт. Очень скоро кризис достиг берегов Европы, и после войны впервые Англия, Франция и Германия одновременно ощутили спад производства.

Но самое главное — впервые экономика столкнулась со стагфляцией (одновременным ростом инфляции и падением производства), темп инфляционного роста цен в Америке составил более 10 % в 1974—1975 гг. Кейнсианская экономическая теория никак этот феномен объяснить не могла, ведь считалось, что инфляция в умеренном размере только способствует экономическому росту.

И, о «английское» чудо: за 1982 г. инфляция упала с 12 до 6 %, снижался бюджетный дефицит, а в торговом балансе появилось активное сальдо. «Рейганомика» также показала существенные позитивные экономические результаты.

Отказ от политики “welfare state” в капиталистических странах способствовал усилению правых либеральных идей в политике и социальной науке, да и с началом китайских реформ Дэн Сяо Пина в 1981 г. и советской «перестройки» в 1986 г. значение левых идей и «социалистической справедливости» существенно снизилось.

Куда идем дальше? Что изменилось в социальном и экономическом пространстве 1990-х и 2000-х? Какие метаморфозы произошли с капитализмом?

Повлиял ли на него кризис 2007 и 2008 гг., который, как говорят, станет сильнейшим после кризиса 1929 г.? Важнейшим экономическим и социальным событием 1990-х стало окончательное (и бесповоротное?) крушение системы социализма в СССР и странах Центральной и Восточной Европы.

И это был не политический переворот, а выбор большинства граждан этих стран, может быть, и не вполне осознанный (с точки зрения возможных последствий), но весьма решительный.

В России и на большей части постсоветского пространства сейчас установился самый настоящий государственно-монополистический капитализм со всеми его преимуществами и недостатками.

Посмотрите, все признаки имеются — наемный труд и капитал; центр и периферия; эксплуатация и в том и другом случае; крупнейшие предприятия (типа «Газпром») сращиваются с государством; на рынке господствуют транснациональные корпорации.

К сожалению, никакая социал-демократическая или шведская модель не прижилась (ясное дело, Россия — не Швеция, всякому понятно).

Капитализм в войне одержал над социализмом полную победу — но, как учил нас Хэмингуэй, в войне нет winners and losers, мы все проигравшие. И вот что делать с этой победой капитализма над социализмом людям не вполне понятно.

В начале века Карл Каутский и Роза Люксембург мечтали об автоматическом крахе капитализма: что с ним будет, если он захватит весь мир — дальше ему нет места, за счет кого развиваться, и он счастливо разрушит сам себя. И вот такой момент, как ни странно, настал, но капитализм чувствует себя не хуже, чем раньше.

Он сумел приспособиться к новым условиям путем чрезвычайного разнообразия его видов — прямо по теории эволюции Дарвина. Родившись в Западной Европе, капитализм перебрался в Северную Америку, затем не без проблем — в Азию, Латинскую Америку, Австралию, и пока только Африка способна ему сопротивляться, везде капитализм приобрел свое собственное лицо — латиноамериканский капитализм сходится с российским, но отличается от индийского, японский капитализм весьма продвинут, но в культурном плане противоположен западноевропейскому, даже в своей колыбели выросший капитализм подвержен чрезвычайному разнообразию — страны Южной Европы (PIGS, как принято выражаться в Северной Европе) не похожи на протестантский капитализм, а британский капитализм вряд ли уживается со скандинавской моделью.

Но все же и единство очевидно — все капиталистические страны играют по одним правилам, соответственно, и их социальная структура и моральное сознание стремятся к единству.

В некоторых странах, таких как Китай или Вьетнам, правящие партии называют себя коммунистическими, но экономика, которую они поддерживают, основана во все большей степени на частной собственности и рынке. Может, триумф капитализма не будет вечным, но нам, нашим детям и внукам придется жить при капитализме, нет никакой силы на горизонте, способной низвергнуть его».

Мы так не думаем, мы уверены, что капитализм еще преподнесет нам неприятные сюрпризы (как случилось в XX в.) — надо быть готовым. Что касается нашего современного экономического кризиса (2007—2010), то, вспоминая точку зрения Фернана Броделя на капиталистический кризис 1970-х гг., мы повторим его слова: кризис сделает капитализм еще сильнее.

Но, вероятно, как и было всегда в истории, новый тип социально-экономической системы будет сосуществовать в пространстве и во времени вместе с предыдущими.

Мы не можем дать точные характеристики этой новой системы, так как явной и достаточной для исследователя она станет гораздо позже (через лет сто или более?), но уже сейчас можно выявить основные предпосылки и тенденции, благодаря которым будет развертываться эта трансформация.

В экономическом и социальном плане это — глобализация и создание так называемого мирового общества с присущей ему мировой экономической системой, переход экономики в постиндустриальную сферу и культуры в пространство постмодерна.