Защита прав человека в рамках единого Российского государства XV–XVII века

Складывание централизованного русского государства привело к известному возрождению понятий о правах человека, существовавших на Руси в домонгольский период. Так называемая «историческая идеология», которая лежала в основании правосознания русского человека того времени, порождала идеализацию прошлого: считалось, что в Древней Руси было больше правды и справедливости.

Во многом это соответствовало действительности: права и свободы человека в период иноземного владычества подверглись заметному ограничению. Отсюда и ностальгия по былым временам. Однако возврата к прошлому, к прежним свободам не состоялось.

Потребность в создании единого государства, борьба с остатками феодальной раздробленности, развитие феодальных отношений – все это вело не к расширению прав человека, а к укреплению власти центра, великого князя, а затем и государя всей Руси.

В отличие от князя в Киевской Руси, московский князь уже не воспринимался как наемник, пришелец из чужих земель, который не может покушаться на основные доморощенные традиционные права и свободы общинников, защищаемые обычным правом.

Он превратился в укорененного, «своего», владыку судеб населения, определяющего объем прав различных социальных групп, которые отныне называют себя «людьми великого князя», признавая тем самым его полную власть над собой. Заметно сокращаются права удельных князей, вотчинников. Отныне они не могут выбирать себе господина из великих князей и менять места службы.

Под влиянием политического фактора зачастую нарушается право на собственность, даже на вотчинную землю. Так, царь вправе отобрать у боярина удел за переход его сына на службу в Великое княжество Литовское. Можно сказать, что крепостничество, резвившееся и укрепившееся позднее, началось именно с «прикрепления» высшего сословия – князей и бояр – к единому Государю.

В Московском княжестве удельные князья и бояре становятся подданными великого князя и обязаны подчиняться его воле, особенно в том, что касается несения военной службы в составе его ополчения. Таким образом, эти ограничения касались в основном внешней стороны: за верную службу московскому князю удельные князья сохраняли право распоряжаться по своему усмотрению в пределах своих уделов.

За счет того, что великий князь широко раздает земли новым государевым людям, т. е. с ростом поместий, сокращается число свободных общинников, имевших ранее больший объем прав. Теперь они становятся зависимыми от держателей этих земель, которые стремятся не допустить исхода крестьян, обрабатывавших полученные угодья.

Относительно прав свободных крестьян можно сказать, что данный вопрос полностью был в ведении великого князя московского. Каких-либо формальных ограничений на пути произвольного сокращения объема прав человека со стороны Государя не существовало. Однако буквального произвола на практике здесь не наблюдалось.

Известными ограничителями для верховной власти выступали те самые остатки традиций и обычаев, которые и поднимала на щит «историческая идеология», находившая носителей и в глубине народных масс. Романтизируя прошлое, преклоняясь перед «стариной», крестьяне в своих представлениях создавали мифы о свободных неугнетенных зажиточных и самоуправляемых людях, которые населяли эту землю до монгольского нашествия. Это и подпитывало глухое сопротивление народа процессу ограничения его прав: образцом выступала «жизнь по старине».

И верховная власть должна была считаться с такими настроениями и представлениями людей об их правах. Другим ограничителем, также неформальным, выступала православная церковь, всегда осуждавшая грубые нарушения прав человека: лишение свободы, закабаление путем ростовщических займов, торговлю людьми. Особенно внимательно церковь следила за соблюдением церковных законов, установлений и обычаев в сфере семейно-брачных отношений.

Важной особенностью реализации права собственности на недвижимое имущество (землю) на Руси являлось то, что такое право было тесно связано с несением государственной службы. Земля принадлежала представителям нового класса землевладельцев только на условиях несения военной службы Государю, отсюда и появление терминов условной собственности, квазисобственности.

Прекращение службы означало лишение прав на земельные угодья. На практике существовали и другие поводы для лишения дворянина надела: это могли быть опоздание на сбор или в поход, недостойное поведение в сражении и пр.

Таким образом, основанием огромных, почти неограниченных прав русского царя и одновременно бесправия народа было то, что в представлении населения земля всего государства принадлежала великому князю московскому. Фактически так и было.

Теперь царю в отстаивании его прав не могли противостоять ни удельные князья, ни бояре: они уже не были независимыми собственниками земли и сами превратились в служащих Государя, являясь землевладельцами ровно до той поры, до какой ему это было угодно. Власть на землю открывала возможности для полного правового произвола царя, для волюнтаристского сокращения прав и свобод всех групп и классов населения.

Указанный огромный объем прав русского царя, включая права на землю, возможно, сложился именно под влиянием монгольского ига, когда на протяжении многих поколений великий князь выступал фактически уполномоченным Золотой Орды по сбору дани с русских земель. И потому его мандат был так могуч и обширен.

Малейшее сопротивление великому князю влекло за собой приход отрядов завоевателей в его поддержку и жесточайшую расправу с непокорными. Отсюда и складывание традиции безусловного повиновения великому князю московскому и забвения собственных прав: все отдавалось на усмотрение Государя.

Высшей фазой укрепления власти главы Московского государства считается период царствования Ивана IV Грозного, а пиком произвола и бесправия – время опричнины. В этот период своих основных прав лишились все разряды населения, включая бояр и духовенство.

Смысл массового опричного террора был, наверное, в том, чтобы уравнять в бесправии все классы, поставить их в одинаковые условия перед Государем всея Руси. И жизнь, и свобода, и право на собственность и личное достоинство могли быть утрачены мгновенно по воле одного человека, который и вошел в историю как «Грозный» потому, что не встречал ни малейшего ограничения своего произвола.

Сама мысль о том, что боярин мог быть защищен в правах хоть немного более, чем простолюдин, была в то время крамольной и искоренялась путем массовых репрессий, обращенных прежде всего на высшие классы общества. В процентном отношении боярские роды понесли намного большие потери от опричного террора, чем простые крестьяне. Наиболее яркими примерами абсолютного бесправия людей и безграничного произвола государственной власти является расправа Ивана IV над Новгородом в 1569 г.

Поход опричников на Новгород сопровождался разгромом и разграблением попутных городов Клин, Тверь, Торжок. Многие тысячи абсолютно неповинных людей без суда и следствия были убиты «государевыми людьми», их имущество было разграблено, а дома сожжены. Число погибших новгородцев трудно определить, но город совершенно обезлюдел.

Именно в период складывания и укрепления русского централизованного государства происходит юридическое закрепление феодально-зависимых крестьян за своими хозяевами, точнее – прикрепление их к земле, которую они обязаны обрабатывать. Уже в Судебнике Ивана III 1497 г. переход крестьян ограничивался Юрьевым днем. Судебник Ивана IV подтверждает это ограничение и увеличивает плату за «пожилое», которую уходящий крестьянин был обязан выплатить помещику.

В 1581 г. временно была отменена возможность перехода и в Юрьев день, а затем все переходы крестьян были запрещены. Окончательным юридическим оформлением крепостного права считается Соборное уложение 1649 г. Алексея Михайловича. Крепостная зависимость стала наследственной, а розыск беглых крестьян – бессрочным.

Утрата свободы передвижения и выбора места жительства явилась серьезным ограничением прав человека на Руси и вызвала массовое сопротивление. Особенно часто вспыхивали крестьянские восстания в тех поселениях, которые царь раздавал своим дворянам. Это объяснялось тем, что государственные крестьяне если и не обладали какими-то существенными привилегиями в области своих прав, то фактически находились все же в лучшем положении, чем помещичьи.

Дворяне-помещики, получив от царя в награду поместья, как правило, значительно повышали уровень эксплуатации крестьян и устанавливали жесткий контроль за уплатой оброка и отработкой барщины. Права помещичьих крестьян сокращались по сравнению с их предыдущим состоянием из-за произвольных введений помещиками каких-либо новых повинностей, ранее не существовавших.

В подобных случаях крестьяне восставали именно против новаций, субъективно понимая прежние повинности как свою обязанность, а введение новых видов – как нарушение своих несуществующих прав, ведь юридически государство не ограничивало аппетиты помещиков и те не были скованы какими-либо нормами в устанавливаемых ими размерах оброка и барщины.

Таким образом, поднимаясь на бунт, восставая против повышения уровня эксплуатации, крестьяне имели в головах и некое «правовое основание» своего протестного выступления: в этих случаях мы вновь видим ссылку на «старину», т. е. на обычаи, ранее установившиеся, которые крестьяне соглашались принимать как норму и сопротивлялись их изменениям.

Наиболее значительными по масштабу крестьянскими выступлениями являются так называемые «крестьянские войны» под руководством И. Болотникова 1606–1607 гг., С. Разина 1670– 1671 гг. и Е. Пугачева 1773–1775 гг. Все эти движения объединяет то, что они были направлены прежде всего против крепостничества, усиления феодальной эксплуатации, полного бесправия крестьян.

Характерная для крестьянских войн «царистская идеология» говорит о том, что восставшие не собирались свергать самодержавие как таковое, не покушались на социально-политическое устройство государства, на монархию. Они верили в «хорошего царя», и их лозунгами были требования справедливости, порядка и правды.

Крестьяне возлагали надежды именно на «хорошего царя», т. е. на то, что произвол феодалов и государственных чиновников будет ограничен, а у них самих появятся некие права, которые никому не будет позволено нарушать. Таким образом, если у восставших не было целей сменить политическое устройство государства или сломать социально-экономический уклад, то, следовательно, причиной войн явилась именно правовая проблема – бесправие подавляющего большинства населения. Разумеется, ни сами повстанцы, ни их руководители не знали, что такое конституция, но, на наш взгляд, боролись они именно за это, за появление законов, защищающих их права.

Сложившееся в советской историографии суждение о том, что крестьянские войны якобы затормозили процессы закрепощения крестьян, привели к ослаблению феодального гнета и вообще оказали прогрессивное воздействие на политико-правовую сферу государства, представляется нам по меньшей мере спорным. Никаких прямых положительных следствий в области законодательства по итогам крестьянских войн мы не обнаруживаем.

Права человека в Русском государстве, которые пытались защитить повстанцы, ни в малейшей степени не были расширены и никак не гарантировались законодательством. Более того, в периоды, последовавшие за крестьянскими войнами, мы наблюдаем дальнейшее нарастание феодальной зависимости крестьян, как вглубь – по степени эксплуатации, – так и вширь – географически: все больше крестьянских земель, находившихся в положении «государственных», «черносошных», попадают в руки помещиков, многие из которых абсолютно не считаются с интересами и правами крестьян и ведут себя как полные господа крестьянских судеб.

Юридически и фактически положение крепостных крестьян все больше приближается к положению рабов, а категория «холопов» уже ничем от них не отличается. Очень часто единственными ограничителями произвола помещиков выступают только нравственные и религиозные нормы, с которыми могут считаться или не считаться хозяева поместий.