Акты Европейского Суда по правам человека в российской правовой системе

Природе актов Европейского Суда в юридической литературе уделяется много внимания. Отечественными учеными ведутся дискуссии преимущественно по вопросу признания прецедентного характера актов Суда. В связи с этим существует необходимость определить место решений Европейского Суда в российской правовой системе с учетом ее принадлежности к романо-германской правовой системе.

Необходимо сразу отметить, что постановления Европейского Суда по правам человека являются судебными актами, которые в некоторых странах – участницах Совета Европы официально признаются источниками национального права. В частности, на Украине был принят Закон Украины «Об исполнении решений и применении практики Европейского Суда по правам человека», согласно ст. 17 которого суды обязаны применять при рассмот- рении дел практику Европейского Суда по правам человека как источник национального права. Иными словами, украинский законодатель официально признает прецедент источником внутригосударственного права.

Правовой прецедент – это один из видов источников права. В российской правовой системе судебный прецедент официально источником права не является, однако ряд ученых­теоретиков все же признают наличие судебного прецедента в Российской Федерации.

Так, еще в советское время С. Н. Братусем и А. Б. Венгеровым было выдвинуто положение о том, что «судебная практика как итог судебной деятельности есть результат толкования норм права в процессе их применения судом при разрешении конкретных дел.

Эти результаты раскрывают и углубляют содержание применяемой нормы, конкретизируют ее в форме определенных положений своеобразного нормативного характера – правоположений» и признаются авторами в качестве источников права. В современной отечественной юридической доктрине существует позиция, согласно которой в российской правовой системе в той или иной форме прецедент всегда существовал в качестве источника права (например, в случаях применения закона права по аналогии).

Аналогичную позицию по данному вопросу занимает В. М. Жуйков, который рассматривает судебную практику, закрепленную в некоторых постановлениях Пленума Верховного Суда Российской Федерации, в качестве источника права.

Л. Б. Алексеева под судебным прецедентом понимает образец применения, закона, выработанный судебной практикой и подтвержденный авторитетом высшего судебного органа страны. Очень точно, как представляется, сформировал содержание юридического понятия «судебный прецедент» один из судей Европейского Суда по правам человека Лех Гарлицкий, который считает, что суть прецедента заключается в том, что он должен применяться в делах, подобных тем, которые уже рассматривались в Европейском Суде по правам человека (иметь аналогичный характер). При этом он отмечает, что часто бывает сложно оценить, является дело аналогичным по своему содержанию или же нет.

Содержание понятия «прецедент» применительно к деятельности Европейского Суда по правам человека отличается от англо-саксонской доктрины прецедента, согласно которой каждый суд обязан применять к обстоятельствам рассматриваемого дела ratiо decidendi (правовые позиции) любого решения, принятого вышестоящим судом, а суды апелляционной инстанции (кроме Палаты Лордов) связаны своими собственными предыдущими решениями.

Правовая позиция Европейского Суда относительно своих прецедентов коренным образом отличается от позиций судов системы общего права. Так, в решении по делу «Чепмен против Соединенного Королевства» Европейским Судом заявлено, что он следует принципу прецедента и делает это в интересах законной определенности, прогнозируемости и равенства перед законом.

При этом Европейский Суд по правам человека принимает во внимание изменения политических, экономических, социальных и культурных условий в государствах – участниках Конвенции. Это тот самый случай, когда Европейский Суд по правам человека оставляет за собой право менять ранее существовавший прецедент в соответствии с реалиями современного гражданского общества.

Так, в деле «Делькур против Бельгии» Страсбургским Судом была рассмотрена юридическая ситуация, при которой генеральный прокурор Бельгии выступал как государственный обвинитель, а затем принял участие в совещании судей в качестве советника без права голоса. В вышеуказанном деле Европейский Суд признал отсутствие нарушения п. 1 ст. 6 Конвенции.

Позиция Европейского Суда была изменена спустя двадцать один год решением по делу «Борже против Бельгии». В своем постановлении Европейский Суд аргументировал изменение ранее существовавшего прецедента произошедшей существенной эволюцией в практике Европейского Суда по поводу защиты прав и принципа равенства процессуальных возможностей.

В ходе своей деятельности Европейский Суд по правам человека вырабатывает правовые позиции. Правовая позиция (ratiо decidendi) – это часть акта (решения) Европейского Суда, в которой содержатся нормы права, на основе которых разрешается рассматриваемое дело. Другими словами, ratiо decidendi содержится в мотивировочной части акта Европейского Суда по правам человека и представляет собой результат анализа аргументов и выводов суда, образующих правовое содержание судебного решения.

Значение правовых позиций Европейского Суда по правам человека обусловлено тем, что они представляют собой ключ к пониманию смысла и содержания Конвенции в целом, а также отдельных прав и свобод человека, гарантированных Конвенцией. Именно в мотивировочной части акта Европейского Суда содержатся результаты его интерпретационной деятельности по выяснению смысла нормы Конвенции и его применению к данному конкретному делу.

В процессе рассмотрения поступивших жалоб Европейский Суд по правам человека всегда руководствуется выработанными им правовыми позициями. В качестве примера можно привести следующее. Общеизвестно, что в вопросе оснований продления срока содержания под стражей органы правосудия как России, так и многих других стран – участниц Совета Европы ссылаются на тяжесть обвинения как на главенствующий определяющий фактор. Данное правило общепринято и применялось национальными судами на протяжении длительного периода времени. Однако позиция Европейского Суда по правам человека по данному вопросу несколько иная.

Страсбургский Суд неоднократно отмечал, что, хотя суровость наказания, которое может быть назначено, является, бесспорно, важным элементом при оценке опасности того, что заявитель может скрыться от правосудия или продолжать заниматься преступной деятельностью, необходимость в продлении срока лишения свободы не может оцениваться так абстрактно, когда во внимание принимается лишь тяжесть правонарушения. Продление срока содержания под стражей не может предвосхищать наказание, связанное с ограничением свободы.

Продление срока содержания под стражей может быть обоснованным в конкретном случае, если этого требуют интересы общества, которые, несмотря на презумпцию невиновности, перевешивают принцип уважения индивидуальной свободы. Любая система обязательного заключения под стражу сама по себе не соответствует п. 3 ст. 5 Конвенции.

При решении вопроса о том, должно ли какое-либо лицо быть освобождено или заключено под стражу, органы государственной власти в соответствии с п. 3 ст. 5 Конвенции должны рассмотреть возможность применения альтернативных мер обеспечения его явки в суд.

Сформировав данную правовую позицию, Европейский Суд признает, что если органы государственной власти, не рассмотрев конкретные факты и возможность применения альтернативных «мер пресечения» и опираясь главным образом на тяжесть обвинения, продлевают срок содержания под стражей, то данное поведение государства будет считаться нарушением п. 3 ст. 5 Конвенции. Следует отметить, что сам Европейский Суд по правам человека не использует в своих актах термин «правовая позиция». Однако правовые позиции Европейского Суда можно выделить на основе следующих двух признаков:

1. Многократность повторения Европейским Судом однажды закрепленной (декларированной) позиции применительно к пониманию и толкованию норм Конвенции. Необходимо отметить, что признак «многократность повторения» не означает неизменность правовых позиций Европейского Суда. Правовые позиции находятся в состоянии постоянной трансформации и адаптации к меняющимся условиям развития и приоритетам современного гражданского общества.
2. Правовые позиции всегда содержатся в мотивировочной части решения Европейского Суда по правам человека, именуемой «Вопросы права», поскольку составляют основу логического обоснования (аргументации) решения.
   Основываясь на вышеизложенном, мы можем прийти к выводу, что правовыми позициями Европейского Суда по правам человека выступают общие правила, подтвержденные многократным применением, сложившиеся в процессе рассмотрения отдельных жалоб Европейским Судом. Европейский Суд по правам человека ссылается на вынесенные им ранее решения для аргументации своей позиции по конкретному вопросу и следует правилу прецедента, при этом, в отличие от правовых позиций, правило прецедента было заимствовано Европейским Судом из англосаксонской системы права, в то время как правовые позиции являются либо результатом толкования Европейским Судом по правам человека норм Конвенции применительно к обстоятельствам конкретного дела, либо результатом создания нового правоположения.

Целесообразно разделять правовые позиции на позиции-толкования и позиции-прецеденты. Выработанные правовые позиции Европейского суда по правам человека образуют систему его правовых позиций. В. А. Сивицкий и Е. Ю. Терюкова квалифицируют правовые позиции как «квазинормы» и как постоянные и общие основания принятия судом всех последующих решений по аналогичным делам, то есть решений, имеющих для него значение правового прецедента.

Наряду с правовыми позициями Европейский Суд применяет так называемые «автономные правовые понятия». Автономные понятия – это результат многолетней практики толкования Европейским Судом дефиниций, содержащихся в Конвенции.

Первоначально, оценивая обстоятельства каждого конкретного дела, Европейский Суд стремился понять и учесть позицию государства – ответчика Конвенции по жалобе при определении содержания и объема соответствующих правовых понятий. Это оказалось непросто, так как в государствах – участниках Совета Европы действуют разные правовые системы, а законодательство и правоприменительная практика каждого из них имеет многочисленные особенности, применить которые при разрешении каждого дела не представляется возможным, поскольку это требует подробного анализа национального права.

Более того, Европейский Суд по правам человека также должен учитывать особенности юридической терминологии государств, поскольку одно и то же правовое понятие может иметь различное содержание в различных государствах.

Как следствие, объем гарантий, который государства – участники Конвенции должны обеспечить лицам, находящимся под их юрисдикцией, различен в зависимости от того, насколько широко в национальном законодательстве понимают тот или иной правовой термин.

Следствием такого положения вещей является следующая ситуация: государства, стремясь избежать ответственности за нарушения прав и свобод человека, гарантированных Конвенцией, фактически могут прибегнуть к ограничительному толкованию некоторых правовых терминов.

Совокупность перечисленных факторов привела к тому, что Европейский Суд по правам человека постепенно выработал собственное представление о том, что должно включать то или иное правовое понятие. Позиция Европейского Суда по правам человека относительно объема и содержания терминов, закрепленных в Конвенции, постепенно приобрела независимый, или автономный, характер.

Анализ автономных правовых понятий Европейского Суда по правам человека имеет существенное значение по ряду причин. Прежде всего, содержание и объем автономных правовых понятий, как правило, существенно отличаются от объема и содержания аналогичных правовых понятий в национальном законодательстве государств – участников Конвенции.

Например, с точки зрения российского законодательства понятие «суд» охватывает суды общей юрисдикции, арбитражные суды и Конституционный Суд Российской Федерации. Автономное же значение понятия «суд» с точки зрения Конвенции значительно шире.

В соответствии с прецедентным правом Европейского Суда по правам человека дефиниция «суд» применяется к органу, который соответствует следующим требованиям:

• независимость как по отношению к исполнительной власти, так по отношению и к сторонам в процессе;
• продолжительность мандата членов;
• процессуальные гарантии, обычно предъявляемые к органам правосудия.

Руководствуясь этими критериями, Европейский Суд по правам человека приравнял к суду в деле «Готрен и другие против Франции» региональные и национальные советы орденов врачей этих стран; в делах «Касадо Кока против Испании» и «Шофер против Швейцарии» – советы адвокатских сообществ и т. д.

Различия в содержании и объеме автономных правовых понятий в национальных правовых системах государств – участников Конвенции порождает необходимость установления этих различий и анализа особенностей подходов Европейского Суда по правам человека к их толкованию. Причем автономные понятия могут вырабатываться как в прецедентах толкования, так и в прецедентах Европейского Суда по правам человека.

Правовые позиции-прецеденты и автономные правовые понятия – составные элементы системы прецедентного права Европейского Суда по правам человека.

Место автономных правовых понятий в системе прецедентного права Европейского Суда обусловлено следующими общими чертами:

• правовые позиции-прецеденты и автономные понятия призваны восполнить пробелы Конвенции;
• Европейский Суд по правам человека формулирует правовые позиции и автономные понятия по собственному усмотрению.

В то же время между правовыми позициями и автономными понятиями есть существенные различия, которые позволяют их дифференцировать. В отличие от автономных понятий, для правовых позиций многократность применения является обязательным признаком.

Правовые позиции вырабатываются Европейским Судом по правам человека применительно к определенному праву, гарантированному Конвенцией (например, к праву на жизнь, личную неприкосновенность и другим правам), в то время как автономное понятие используется по конкретному термину, закрепленному в конкретной статье Конвенции (например, автономные значения понятий «гражданские права и обязанности», «суд», «имущество», «государственная служба» и другие).

Для того чтобы правовой термин стал автономным понятием, многократность его применения Европейским Судом по правам человека в процессе рассмотрения жалоб на нарушение прав и свобод человека, гарантируемых Конвенцией, не требуется.

В решении по делу «Пеллегрен против Франции» Европейский Суд по правам человека указал, что в связи с неопределенностью, которая сопутствовала применению гарантий п. 1 ст. 6 Конвенции к спорам, связанным с государственной службой, Европейский Суд вводит новое автономное понятие «государственная служба», согласно которому из сферы применения п. 1 ст. 6 Конвенции выпадают споры государственных служащих, особенность деятельности которых – осуществление государственных управленческих функций в той мере, в которой эти служащие выступают как представители публичной власти, уполномоченные охранять общие интересы.

Возвращаясь к вопросу прецедентности решений Европейского Суда по правам человека, отметим, что законодательно признание прецедентов как источников права в Российской Федерации не урегулировано, однако фактически прецеденты Европейского Суда существуют и, безусловно, являются источниками права независимо от того, признает их какое-либо государство – участник Конвенции таковым или нет.

Самостоятельно выработанная Европейским Судом новая правовая позиция является прецедентом, источником права для любого государства – участника Кон- венции.
Например, по вопросу правовой природы актов Европейского Суда по правам человека П. А. Лаптев считает, что «в настоящее время некорректно даже говорить о том, что судебный прецедент не является источником права для Российской Федерации, поскольку в законе о ратификации Конвенции прямо сказано, что Российская Федерация признает компетенцию Европейского Суда по вопросам толкования и применения Конвенции».

Однако в то же время хотелось бы отметить, что обязательность решений Европейского Суда по правам человека не является единственным критерием для признания решений Европейского Суда прецедентами. Следовательно, нельзя утверждать, что решения Европейского Суда являются прецедентами, только потому, что они носят обязательный для какой-либо страны характер.

Некоторые ученые ставят под сомнение прецедентный характер решений Европейского Суда по правам человека. Например, Г. В. Мальцев считает, что в деятельности Европейского Суда по правам человека нет импровизированного нормотворчества, его решения основаны на Конвенции, он связан с другими нормативными актами Совета Европы.

Европейский Суд может свободно интерпретировать материальные и процессуальные нормы Конвенции и вытекающие из них обстоятельства сторон, однако отступать от них либо изменять их не вправе. Свобода интерпретации никак не равнозначна свободе создания новой нормы, поэтому в решениях Европейского Суда отсутствуют основополагающий признак судебного прецедента как самостоятельной формы права.

О каком судебном прецеденте можно говорить, если в основе решения по «первичному» делу лежит не созданная в порядке судебного правотворчества, а широко опубликованная, заранее известная, писаная норма, хотя бы и специфически истолкованная Европейским Судом.

К такому же выводу приходит В. А. Туманов, который считает, что «Страсбургский Суд, в том числе и по тем делам, где в качестве ответчика выступало данное государство, не носит характера обязательного прецедента для законодателя и судебной системы государства – участника», решения Европейского Суда по правам человека не являются источниками российского права, так как Европейский Суд не составляет звено национальной судебной системы и не вправе давать суверенному государству какие- либо указания, тем более обязательные, касающиеся его судебной, административной, правотворческой практики.

Однако, по мнению автора настоящей работы, с такой позицией трудно согласиться. Например, для ряда стран характерно применение прецедентов иностранного государства, не говоря уже о прецедентах межгосударственных органов правосудия. В юридической литературе отмечается даже наднациональный характер судебных прецедентов как признак источника права. Что же касается аргумента об отсутствии эффективного механизма обеспечения исполнения решений Европейского Суда, то сказанное можно отнести ко всем международным нормам.

Государства добровольно ограничивают свои суверенные права, признают их источниками своего внутреннего права и обязуются следовать им во внутригосударственной практике. Более того, в соответствии с нормами jus cоgens (нормы высшего порядка) в отношении всех субъектов международного публичного права действует принцип добровольного исполнения межгосударственных обязательств, в соответствии с котором правовое регулирование по соблюдению и исполнению международных норм осуществляется диспозитивным методом.

Конвенция содержит не только материальные нормы права. Необходимо учитывать, что Конвенция была принята в 1950 г. и, хотя в нее вносились незначительные изменения в виде 14 протоколов (дополнительных соглашений), она не может регулировать все общественные отношения, возникающие в современном обществе.

По этой причине Европейский Суд с помощью эволютивного толкования формирует правовую позицию, которая соответствует основным принципам, заложенным в Конвенции, ее духу, а решение, в котором заложена такая новая правовая позиция, считается прецедентом. Это дает основание утверждать, что решения Европейского Суда содержат импровизированное нормотворчество.

Решения Европейского Суда по правам человека не нужно рассматривать только лишь как правоприменительный акт, констатирующий факт нарушения Конвенции и определяющий санкции в виде компенсации потерпевшему от правонарушения. Решения Европейского Суда необходимо рассматривать как содержащиеся в них правовые позиции Европейского Суда, на основе которых были вынесены соответствующие решения.

Акты, принимаемые Европейским Судом по правам человека в результате рассмотрения конкретных дел, обладают определенными особенностями, отличающими их как от обычных актов правоприменения, принимаемых судами при рассмотрении дел и применении действующего закона, так и от актов нормативного характера, принимаемых органами государственной власти, наделенными правотворческими полномочиями в установленном порядке.

Прежде всего, акты Европейского Суда:

• создают, формулируют новое юридическое положение, новый подход к разрешению правовой ситуации для конкретного случая, то есть носят условно казуальный характер для разрешения возникшего конфликта между частным лицом и государством;
• реализуют полномочия Европейского Суда, закрепленные ст. 32 Конвенции по принятию решений по всем вопросам, касающимся интерпретации и применения положений Конвенции, тем самым формируя «автономные правовые понятия» в системе нормативного регулирования Конвенцией прав человека;
• приобретают характер повторяемого и неоднократно действующего правила в последующем и не в силу особого предписания, а будучи признанными судебными органами государств – участников Конвенции, которые при принятии решений обращаются к правовым позициям, сформулированным в принятых решениях Европейского Суда по правам человека по отдельным правам;
• принимаются не по инициативе Европейского Суда, а на основании заявления (жалобы) заинтересованного, как правило частного, лица;
• направлены на выработку единого правового подхода к разрешению определенных категорий дел, то есть реализуют принцип определенности права, стабильности правового регулирования.

Эти особенности актов Европейского Суда по правам человека позволяют сделать вывод о том, что они представляют собой источник праворегулирования, носящий ярко выраженный обязательный (одновременно и казуальный, и нормативный) характер, и несут в себе правовое начало, направленное на защиту прав и свобод, гарантируемых Конвенцией.

Таким образом, прецедентный характер решений Европейского Суда по правам человека позволяет сделать следующий вывод: практика Европейского Суда по правам человека показывает, что, вырабатывая свои правовые позиции прецедентов, Европейский Суд устанавливает единые стандарты правопорядка для государств – участников Конвенции и тем самым выходит в своих решениях за рамки толкования и конкретизации права, создавая прецеденты в качестве полноценных источников права.

Для определения места актов Европейского Суда в российской правовой системе представляется необходимым обратиться к страницам истории развития европейских интеграционных процессов в России. На международной арене Совет Европы является авторитетным межгосударственным образованием, участие государств-членов в котором свидетельствует о наличии высоких стандартов демократии и соблюдения основных признаков правового государства.

В этой связи уже в последнее десятилетие существования СССР отечественные юристы начали процесс разработки новых подходов конституционного строя страны, где эпицентром правовой системы выступал бы человек вместо государства. Данный процесс завершился принятием Декларации прав и свобод человека 5 сентября 1991 г., последнего акта советской супердержавы, послужившего импульсивным толчком для развития правового статуса человека и гражданина в постсоветской России. С учетом международного опыта стали преодолеваться серьезные нарушения в области прав человека.

Вышеуказанный акт содержал множество правовых норм общезакрепительного и декларативного характера, наиболее важными из которых являлись Преамбула Декларации «Высшая ценность нашего общества – свобода человека, его честь и достоинство» и ст. 1 «Каждый человек обладает естественными, неотъемлемыми, ненарушимыми правами и свободами».

Новосозданное Российское государство сразу приступило к процессу поиска эффективных путей демократизации национальной правовой системы, формирования легитимного правового государства. Было очевидно, что законодательство о правах человека значительно отставало от развитых в этом отношении европейских государств, и потому назрела потребность приведения его в соответствие с положениями международного права.

Для достижения данной цели было принято решение о включении России в интеграционную систему европейской конвенционной и судебной защиты прав человека. Первым шагом России в данное направление стало представление заявки о вступлении в членство Совета Европы 7 мая 1992 г.

Начиная с 1992 г. и до получения положительного результата Совета Европы относительно членства России в названной организации (28 февраля 1996 г.) была проделана колоссальная научно-реформаторская работа по выявлению всевозможных форм внедрения на отечественную почву европейских способов и приемов юридической техники, руководствуясь при этом основным международным актом Совета Европы в области правового статуса личности – Европейской конвенцией «О защите прав и основных свобод человека и гражданина» 1950 г.

В отличие от конституций стран мирового сообщества, Конституция Российской Федерации является не столько продуктом социального и политико-правового развития, сколько юридической моделью организации и функционирования социума, воспринявшего традиционные принципы демократии.

Россия взяла за образец социально-инструментальную модель конституции современного демократического, информационного, открытого общества, опирающуюся на общечеловеческие ценности. Либеральное моделирование конституционной практики России усиливается ее участием в реализации либеральных европейских стандартов в области прав человека1.

Глава 2 Конституции, которая посвящена правам и свободам человека и гражданина, во многом была сформулирована путем трансформации положений первого раздела Европейской конвенции, что может быть подтверждено посредством сравнительно-правового анализа текстов Конституции и Европейской конвенции.

Конституция Российской Федерации также установила правовую норму, содержание которой гласит, что общепризнанные принципы международного права являются составной частью правовой системы России (ч. 4 ст. 15), а также гарантируются основные права и свободы человека в соответствии с общепризнанным нормами международного права (ч. 1 ст. 17). Вышеизложенные нормы совпадают как с положениями Устава Совета Европы, так и с положениями Европейской конвенции.

Немаловажной также является ст. 46 Конституции, обеспечивающая право человека, находящегося на территории Российской Федерации, на обращение в международные судебные органы для восстановления социальной справедливости, при условии исчерпания всех внутригосударственных правовых средств защиты законных интересов (ч. 3 ст. 46). Следует отметить, что данная демократическая норма является бесспорным аналогом ст. 34 Конвенции.

Помимо утверждения новых конституционных положений на основе европейского опыта были также коренным образом отменены советские принципы правового статуса личности. В частности, был утвержден идеологический плюрализм в стране (ч. 2 ст. 13), отменена необходимость иметь определенную политическую принадлежность (ч. 2 ст. 30) и т. д.

Подобная радикальная форма выражения и закрепления декларативных норм в Конституции России по сравнению с основными нормативно-правовыми актами стран Европы охарактеризовала намерение отечественного законодателя преодолеть следы «классового права» советской эпохи.

Таким образом, можно сказать, что период с 1992 по 1996 г. характеризовался невероятным объемом законотворческой деятельности демократического характера, что сопровождалось логической и оперативной кодификацией отечественного законодательства с использованием в качестве ориентира опыта западноевропейских государств.

Вместе с тем нетрудно понять, что применение этих законов в конкретных жизненных ситуациях оказалось нелегким делом. Несмотря на колоссальные реформы в области прав человека в постсоветские годы, актуальной стала задача приведения национального законодательства и отечественной правоприменительной практики в соответствие с европейскими стандартами.

Вот здесь и отражается важность единственного наднационального судебного органа регионального характера – Европейского суда по правам человека. Именно решения Европейского Суда по правам человека выступают в качестве ориентиров для российского законодателя при правотворческой деятельности.

Так, за 2007 г. Россия проиграла в Европейском Суде 140 дел, сумма выплат по которым составила 4,3 млн евро, а за период с 1 января 2008 г. по 31 марта 2009 г. сумма выплат по компенсациям составила 9 млн 317 тыс. евро1. Перечисленные статистические данные демонстрируют, в какой сфере национального законодательства и правоприменительной деятельности присутствуют пробелы, коллизии и другие недостатки, на которых государство должно акцентировать внимание для соответствия европейским стандартам.

Вступление Российской Федерации в Совет Европы, бесспорно, является важнейшим этапом в эволюционном процессе ее либерально-демократических преобразований, позволяющим России постоянно поддерживать контакты с Европейским сообществом в рабочих органах данной европейской организации.

На саммитах Совета Европы государства-члены обсуждают наиболее острые вопросы внутригосударственного характера и обмениваются опытом в конституционно-правовой сфере. Зачастую результатом подобных конференций выступают международные договоры, разработанные и заключенные государствами Совета Европы.

В настоящее время Россия присоединилась к 54 важнейшим договорно-правовым актам Совета Европы, участие в которых позволяет ей полноправно сотрудничать в создании общего европейского правового пространства. Последние два десятилетия свидетельствуют о конструктивном развитии сотрудничества между Россией и странами Европы, что обусловлено пониманием о том, что они могут справиться с общими европейскими проблемами только на основе взаимного сотрудничества в форме углубленных транснациональных интеграционных процессов.

Объективные потребности сегодняшнего мирового сообщества – происходящие процессы глобализации и коллективный метод разрешения крупномасштабных проблем – генерируют интеграцию различных национальных правовых систем отдельных государств, правовых семей.

Вместе с тем традиционно в теории права и государства принято классифицировать все существующие национальные правовые системы на следующие правовые семьи: романо-германскую, англо-американскую и религиозную.
Российская правовая система, по мнению большинства современных исследователей, относится к романо-германской правовой семье.

В пользу этой точки зрения, которой придерживался и основатель компаративистики Р. Давид, говорит совпадение таких значимых признаков, как деление права на частное и пуб- личное, разграничение материального и процессуального права, закон как основной источник права, широкое распространение кодификации и т. д. Для романо-германской правовой семьи характерно неопределенное, довольно противоречивое положение, которое занимает прецедент.

Прежде чем анализировать акты Европейского Суда по правам человека как источник российского права, необходимо определить место судебного прецедента в отечественной правовой системе. Судебный прецедент в современной научной литературе определяется как решение суда высшей инстанции по конкретному делу, вынесенное по первой, апелляционной или кассационной инстанции, а также в процессе нормативного или казуального толкования правовых норм, опубликованное в периодическом издании, не только являющееся актом применения права, но и содержащее норму права, обязательную для применения как этим же судом, так и судом равной юрисдикции и нижестоящим судом.

Известный русский дореволюционный правовед Н. М. Коркунов признавал судебную практику в качестве самостоятельного источника права. По мнению М. П. Авдеенковой и Ю. А. Дмитриева, нельзя признать формой права судебную практику в целом. По их мнению, формой права в России являются только решения высшего органа правосудия – Верховного Суда Российской Федерации (далее – Верховный Суд, ВС РФ). Здесь следует дополнить данный краткий перечень еще одним не менее важным судом – Конституционным Судом Российской Федерации (далее – Конституционный Суд, КС РФ).

Как известно, Пленум Верховного Суда дает толкование судам по вопросам применения норм как гражданского, так и уголовного законодательства. С помощью интерпретационной деятельности Верховным Судом, с одной стороны, восполняются пробелы в действующих нормативно-правовых актах (что, бесспорно, является правотворческой деятельностью), с другой стороны, достигается определенное единообразие в применении действующего законодательства судами общей юрисдикции.

По мнению В. Н. Синюкова, такое положение вещей позволяет сказать, что постановления Пленума Верховного Суда служат ориентиром для судов, порой не менее императивным, чем формальные установления законодательства.

Так, в п. 4 постановления Пленума Верховного Суда от 19 декабря 2003 г. № «О судебном решении» говорится, что суд наряду с нормативными правовыми актами должен учитывать в процессе отправления правосудия следующие акты:

• постановления Конституционного Суда Российской Федерации о толковании положений Конституции Российской Федерации, подлежащих применению в данном деле, и о признании соответствующими либо не соответствующими Конституции Российской Федерации нормативных правовых актов, перечисленных в пп. «а», «б», «в» ч. 2 и в ч. 4 ст. 125 Конституции Российской Федерации, на которых стороны основывают свои требования или возражения;
• постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации, принятые на основании ст. 126 Конституции Российской Федерации и содержащие разъяснения вопросов, возникших в судебной практике при применении норм материального или процессуального права, подлежащих применению в данном деле;
• постановления Европейского суда по правам человека, в которых дано толкование положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод, подлежащих применению в данном деле».

В данном постановлении четко прописано, что все нижестоящие суды обязаны учесть правовые позиции (и интерпретацию норм) КС РФ, ВС РФ и Европейского Суда по правам человека. Таким образом, решения высших судов обладают обязательностью и нормативностью для нижестоящих судов. При рассмотрении гражданских дел суды общей юрисдикции и арбитражные суды обязаны ориентироваться на постановления Пленума Верховного Суда и Конституционного Суда.

Аналогичным образом обстоит дело и с актами Европейского Суда по правам человека. В настоящее время на прецеденты Европейского Суда регулярно ссылаются органы правосудия стран – участниц Конвенции. Более того, другой наднациональный судебный орган региона – Суд справедливости Европейского Союза – не только учитывает мнение, но и руководствуется судебной практикой Европейского Суда по правам человека при рассмотрении как в преюдициальном порядке, так и по существу дел, касающихся нарушений прав граждан Европейского Союза.

В Российской Федерации суды также согласовывают свою позицию с решениями Европейского Суда, тем самым закрепляя свои выводы с позицией Европейского Суда. Существенное влияние Европейским Судом оказывается, в частности, на решения Конституционного Суда. Довольно часто Конституционной Суд для подтверждения своей позиции ссылается на акты Европейской Суда в обоснование своих решений наряду с принципами и нормами международного права.

Как отмечает судья Конституционного Суда Российской Федерации в отставке профессор Н. В. Витрук, Конституционный Суд Российской Федерации внимательно изучает практику Европейского суда по правам человека и использует ее при разрешении конкретных дел в целях дополнительной аргументации своих решений, ее усиления.

В этой связи представляется целесообразным рассмотреть ряд решений Конституционного Суда Российской Федерации. Так, в постановлении Конституционного Суда от 30 октября 2003 г. № 15-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы и жалобами граждан С. А. Бунтмана, К. А. Катаняна и К. С. Рожкова» Конституционный Суд в подтверждение своей позиции приводит решение Европейского Суда по аналогичному делу «Боуман против Соединенного Королевства». В этом деле Европейским Судом была высказана позиция о том, что в Конвенции понимается под свободными выборами и свободой слова также свобода политической дискуссии.

В постановлении Конституционного Суда «По делу о проверке конституционности положений ст.ст. 16, 20, 112, 336, 376, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388 и 389 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Кабинета Министров Республики Татарстан, жалобами открытых акционерных обществ «Нижнекамскнефтехим» и «Хакасэнерго», а также жалобами ряда граждан» Конституционный Суд отметил, что Россия, ратифицируя Конвенцию и являясь участницей Совета Европы, признает юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения положений Конвенции.

Таким образом, как и сама Конвенция, акты Европейского Суда по правам человека, в той части, в какой ими, исходя из общепризнанных принципов и норм международного права, дается толкование содержания закрепленных в Конвенции прав и свобод, включая право на доступ к суду и справедливое правосудие, – являются составной частью российской правовой системы, а потому должны учитываться в правотворческой и в правоприменительной деятельности.

Вышеуказанные примеры являются показательным восприятием решений Европейского Суда по правам человека Конституционным Судом Российской Федерации. Конституционный Суд также устанавливает, что необходимость в соблюдении взглядов Европейского Суда по правам человека распространяется также на органы исполнительной власти и отечественного законодателя.

Так, п. 2.1 постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 г. № 2-П гласит, что прецедентное право Европейского Суда по правам человека, параллельно с нормами и ратифицированными протоколам Конвенции, является составной частью российской правовой системы. В этой связи названные источники должны учитываться федеральным законодателем при регулировании общественных отношений и правоприменительными органами при применении соответствующих норм права.

Решения Европейского Суда по правам человека, безусловно, оказывают влияние и на деятельность Верховного Суда Российской Федерации. Так, согласно п. 10 постановления Пленума Верховного Суда от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» правоприменительная деятельность российских судов должна осуществляться в соответствии с практикой Страсбургского Суда во избежание нарушения Конвенции.

В указанном постановлении Верховный Суд рекомендовал Судебному департаменту при Верховном Суде Российской Федерации обеспечивать информирование судей о практике Европейского Суда по правам человека, в особенности по поводу решений, касающихся Российской Федерации, путем направления аутентичных текстов и их переводов на русский язык.

Он также рекомендовал Российской академии правосудия при организации учебного процесса подготовки, переподготовки и повышения квалификации судей и работников аппаратов судов обращать особое внимание на изучение общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации, регулярно анализировать источники международного и европейского права, издавать необходимые практические пособия, комментарии, монографии и другую учебную, методическую и научную литературу.

Обобщая вышесказанное, мы можем сделать вывод, что сегодня окончательно сформировалось общепризнанное правило, в соответствии с которым государства, вступая в Совет Европы, должны привести свое законодательство и правоприменительную практику в соответствие с прецедентным правом и интерпретационными актами Европейского Суда по правам человека. Это обусловлено тем, что продукт деятельности Страсбургского Суда представляет собой самую развитую систему стандартов прав и свобод человека в современном международном праве.