Учение о полисе и республике в древней Греции

Рассматривая античный мир, мы восхищаемся цивилизациями древности. Именно тогда возникли и сформировались государственные структуры, государственные образования Древнего Египта, Междуречья, Древней Греции и Рима.

Ученые мужи были важным звеном древнего государственного аппарата. Сейчас вряд ли найдется человек, который стал бы отрицать влияние античного мира на ход событий, развитие цивилизаций и современного нашего мира.

В Библии, как и в других произведениях литературы и искусства, мы находим ответы на многие вопросы сегодняшнего дня. Древний мир был наполнен самыми разнообразными теориями: социальными, философскими, экономическими, политическими и т.д.

Известны мыслители, такие как Феодот, Ипсикрат, Мох, Гомер, Феоген Ригинский, бывший в царствование Камбиза, Стезимброт, Тасский, Антимах Колофонский, Геродот Галикарнасский, Дионисий Олиноский, Эфор Кумский, Филохор Афинский, Мегаклид, Хамелеон – перипатетик; грамматики: Зенодот, Аристофан, Каллимах, Кратес, Эратосфен, Аристарх, Ап-полодор; философ Афинагор с его трудом «Прошение о христианах» и многие другие.

Имена многих из них остались нам неизвестны в силу того, что многие их произведения погибли или были уничтожены их современниками или войнами. Многие из них были инакомыслящими, как принято называть свободомыслие сегодня. Так, Феодор Киренский или живший после него Диагор Мелийский, которому древность дала прозвание безбожника, не признавая никаких богов, пытались разрушить всякое благоговение, всякий страх, на котором зиждется человеческое общество.

Однако, мы хорошо знаем, что в более поздний период истории подобные философские системы, отрицающие бога, не будут пользоваться славою и уважением. Так Протагор Авдеритянин более дерзко, чем нечистиво рассуждающий о богах, был афинянами выгнан из их пределов, а сочинения его были ими публично преданы сожжению.

Под социализмом уже в древности понимали всеобщее направление и развитие социально-экономических отношений на принципе общности не только в производстве и распределении продуктов между членами общества, но и в самом пользовании этими продуктами. Начало так называемого социализма относится еще ко времени глубокой до христианской древности.

В Древней Греции социализм получил выражение в не дошедших до нас романах, идеализировавших общественный быт варваров, например, скифов, и приписывающих им коммунистический строй жизни, а равно и в законодательстве Ликруга, узаконившим общность воспитания, прав и имущества.

Из греческих философов Фалес первый, по словам Аристотеля, предложил план переустройства общества на началах полного равенства и общего владения землей. Пифагору удалось объединить в тайном, мистическом союзе лучших людей Кротона, Тарента, Метапонта и других городов.

В союз входили наставники, врачи, музыканты, государство веды, даже атлеты, вроде знаменитого Милона Кротонского. Весьма возможно, что это аристократическое содружество внушило Платону мысль о государстве, управляющимся философами.

та индивидуализация сама по себе составляет несправедливость против общего единства, в процессе вечного и непрерывного течения, несправедливость, которая может быть искуплена лишь покаянием личности в незаменимой, нравственной среде государства. Не на условных постановлениях временных земных владык, но на едином природном законе должна быть основана благочестивая людская общественность. За нерушимое господство законов, согласных с этим естественным правом, народ должен стоять, как за стены родного города.

В Гераклитевском учении о мировом зиждительном Логосе мы встречаем едва ли не первую в древности попытку создать космологическую опору всечеловеческому естественному праву. Идеи естественного права, на которые в XVIII веке опирался Руссо и другие, находят свое выражение в заветах демагога Эмпедокла (484–424 г.), отождествившего космические начала с нравственными.

Здесь, по всей видимости, впервые наука и знание становятся обособленными от божественного начала. Вместе с тем и сами понятия «наука» и «знание» носят более определенный характер. Так, уже греки выделяют момент, что «знание не есть наука, хотя оно составляет его условие и материал.

Знания могут иметь и люди не мыслящие. Наука же, основываясь на знании, делает выводы, связывает явления, эту связь подвергает исследованию, ищет правила и законы, их соотношения и взаимодействия. Первичная философия стояла не на почве точного знания, а на почве чувств, вытекающих из стремлений умственного характера или фантастических вымыслов, нарождающихся в сумерках мысли.

Выражение греческое «философ» употребляется впервые Геродотом в своем первоначальном значении, как любовь к истине, стремление к образованию; сходный смысл оно имеет и в надгробной речи Перикла. В школе стоиков и эпикурейцев это понятие превращается в «любовь к мудрости».

Вместе с тем мы должны заметить, что философия осознается уже здесь, как учение о принципах научного знания. Философия на ранних ступенях уже подразделяется на отдельные виды: философия зоологии, философия природы, философия права, политическая философия и т.п.

Большой шаг вперед греческая философия сделала в лице Сократа (468– 399 гг.) – Этот шаг состоит, главным образом, в том, что греческая философия обратилась к вопросам действительности, к явлениям общественной жизни и к практической психологии, оставляя в стороне бесплодные рассуждения о начале вещей и «абсолютной субстанции».

Сократ оставил метафизические спекуляции и принялся, главным образом, за решение нравственных вопросов практической жизни. После взлета греческой философской мысли ни римляне, ни европейские народы средних веков не подвинули вперед философию. Римляне были народом практичным. Их интересовал не духовный мир, а мир действительности. Их идеалом была не истина, но могущество. Их идеалом было не изучение мира, а господство над ним. Они создали право и усовершенствовали юридические науки.

Европейские народы средних веков не чувствовали потребности в философии, как и римляне, они довольствовались одной только религией. Религия была высшей формой их духовной жизни, удовлетворяла и делала счастливыми умы и сердца. Только воскрешая из вновь открытых древних сочинений Греция разбудила спящие умы европейских народов. Наступило умственное «возрождение», христианская теология, оплодотворенная греческою философией, создала гуманизм, который проложил дорогу новой философии…

В первом случае история человеческого общества есть творение сознательного в своих целях и целесообразной силы Провидения. Источником познания здесь служит религия. Во втором случае история человечества – творение человеческого духа. Разум и прогресс – вот девиз рационалистического направления. И в-третьих, оно считает человечество частицей вселенной и природы. Не свободная воля и разум человеческий решают судьбы человечества, но эти вечные законы, которые с железной необходимостью тяготеют над жизнью и развитием вселенной.

Появляются, теории, в которых говорится, что борьба и кровавые столкновения, происходящие в обществах, прекратятся, и что наступит время всеобщего мира, когда на земле будет только «едино стадо и един пастырь». Плутарх рассказывает, что персы верили, что на земле когда-то будет один только общий, для всего человечества общественный строй, и все будут говорить одним только общим языком.

Подобным же образом индийский буддизм предсказывает будущее братское единение враждебных общественных элементов, как цель и конечный результат кровавых исторических происшествий. Поэтому и древние греки в оболочке мифа высказывали глубокую мысль, что историческое течение вещей зависит не от воли человека, но от высших сил, ведущих человечество к высшим неизвестным нам целям.

Так, у Гомера величайшие герои лишь игрушки богов, их поступки и действия служат только целям этих высших сил; гомеровские герои – не более чем слепые и бессознательные орудия богов. Из этого взгляда вытекает мысль о неизбежности исторического хода явлений, которую мы находим у Фукидида, а затем мысль о закономерности этого процесса, высказанная Платоном и Аристотелем в политической жизни общества.

Аристотель не довольствуется одной только констатацией правильности политического развития, но он исследует вместе с тем и причины этой правильности; он видит их отчасти во влиянии климата на общество (позднее развит этот взгляд Бодэном и Монтескье) и государственный строй и в воздействии экономических отношений на политические изменения.

Именно последнее положение марксизм выдает, как что-то новое, им открытое. По поводу изменения политических и общественных отношений в связи с экономическими отношениями, реорганизация которых влечет за собою соответствующую реорганизацию государственного строя, Аристотель замечает, что общество, приобретая и накопляя богатства, вместе с тем приобретает силу и политические права и что усиливающееся имущественное равенство непременно влечет за собою преобразование государственного строя.

Войны необходимо рассматривать и объяснять, замечают греки, не чем иным, как сильным нарушением экономического равновесия. Именно здесь новые слои народа приобщились к культуре и благосостоянию и возросли в своем собственном самосознании.

Уже Еврипид, следя за социальными потрясениями, обращает свои взоры к богам, говоря: «Если боги делают злое, значит они не боги». Он не только обращает свое внимание на богов, но и сходит в своем мышлении, на реальную почву. Являясь представителем просвещения и его широких требований, он высказывает мысль о равенстве всех людей. Он не только оспаривает преимущество аристократического происхождения, но и отваживается колебать устои древнего общества, выступая против института рабства.

Еврипид говорит: «только имя отличает незаконорожденного от законорожденного, только установление, а не природа, знают различия между рабами и свободными. Часто в груди презренного раба живет более возвышенная душа, возвышенное чувство, чем в сердце господина.

Здесь мы, может быть, встречаем уже мысли, высказанные Гиппием из Элиды, или он подготовил по крайней мере их вве- дением понятий: природа и установление. Мы встречаемся с этими понятиями в школах сократиков, а в римскую эпоху же мысль высказывают: Марк Аврелий, Епиктет, Сенека и др.

Демократия в Афинах и других местах стерла классовые различия. В сочинении «О государстве Афинском» (возможно этот труд принадлежит Аристотелю, в его списке работ подобное название работы есть) впервые вскрываются соответствие государственного устройства с общественным укладом, согласованность внешних форм с внутренним содержанием общественной жизни. В некотором роде его можно считать предшественником Берна, Макиавелли и Паоло Сарпи.

В этом сочинении высказывается мысль, что «народ не хочет быть рабом в законно и хорошо устроенном государстве, он хочет быть свободным и господствовать…». Это замечательное произведение было написано в 424 году до н.э. Автор сочинения «О государстве Афинском», постоянно говорит о дерзости метойков и рабов. При этом он делает очень важное замечание для нас.

Главное орудие Афин – флот, требовало больших расходов, и потребность в деньгах возмеща- лась отчасти податями с метойков и рабов. Таким образом, государство должно было предоставить им известные права, и граждане не должны были медлить с освобождением рабов и таким образом в результате они, афиняне, стали «холопами рабов», замечает автор. Борьба сословий, возгоравшаяся вновь во время Пелопонесской войны, и ее жестокие проявления не требуют объяснения.

Проблема, отмечает автор, заключается здесь в другом. Как случилось, что, начиная с Клисфена (конец 6-го столетия) почти до половины пятого столетия, борьба сословий, бушевавшая до того времени во всей Греции и преимущественно в Афинах, почти совершенно затихла, а затем, за исключением отдельных проявлений (например убийство Эфиальта), вплоть до Пелопонесской войны протекала в гораздо более мягких формах?

Естественно, что здесь лежали причины отчасти экономические, отчасти политического характера: расцвет аттического государства, усиление промышленности и торговли, хорошо огражденных сильным флотом, временное преобладание выросшего среднего сословия, обеспечение масс, затем мудрое законодательство, направленное на смягчение классовых противо- речий и слияние различных слоев народа.

Если характер афинского государства становился все насильственнее, то отчасти это происходило от того, что греческое понятие государства противилось всяческому, даже законом регулированному подчинению одного государства другим. Вследствие нежелания союзников подчиняться и естественной тенденции к преобладанию со стороны афинян, создались пагубные конфликты. Отсюда попытки к отпадению, чему благоприятствовала Пелопонесская война.

Великодушие афинского демоса проявлялось в законодательстве, направленном на защиту слабых; так например, в государственной поддержке лиц, неспособных к труду, в предоставлении женам (по крайней мере известной категории) права жаловаться суду на плохое обращение со стороны супругов, наконец, в попечении о вдовах и сиротах, в особенности в воспитании на государственные средства сирот павших воинов. Даже раб в афинах не был лишен всякой защиты прав. Защита слабых есть излюбленная тема аттических ораторов и драматургов.

Здесь мы не встречаем лицемерия, а действительно существовала альтруистическая потребность общества в любви к ближнему. Почти незаметно княжество перешло ко второй ступени конституционного развития, к господству аристократии, а оно, в свою очередь, заменяется народоправством.

В самое цветущее время в Афинах не было лихорадочной страсти наживы и, следовательно, не было плутократии. Преимущество наследственной монархии заключается в том, что в ней высшая должность в государстве не является объектом вожделения для жадных честолюбивцев; наследственная аристократия сыграла здесь приблизительно такую же роль. Она закрыла высшие должности для сомнительного соревнования жадных авантюристов.

Благодаря этому оказалось возможным преобладание наиболее здоровых традиций; неравенство между людьми не достигло своего крайнего выражения, это было причиной того, что умственная жизнь не ценилась слишком низко.

Что завоевание и прогрессивное развитие политической свободы содействовало расцвету Афин, это обстоятельство не укрылось от древних. Автор «О государстве Афинском» отмечает, что «не в одной какой-нибудь области, а повсюду обнаруживается такая важная вещь, как равенство прав». Приблизительно так же оценивает положение дел в Афинах и Геродот.

«Дом», «род», «братство», «племя» – каждая из этих корпораций объединяла своих сочленов в общей работе, в общем богослужении, в общих празднествах; всюду было, как отмечает автор «О государстве Афинском» радостное сотрудничество и соревнование, которое шло на пользу целому тем, что содействовало процветанию отдельных частей…»
Мы не будем подвергать сомнению высказывания этого автора.

Ведь в действительности Эллинским миром начинается совершенно новая культура, которая не имела для себя образца в прошлом, равной которой нет в настоящем, которая никогда уже не повторится. Как в целом, как принцип, эллинская культура – самое высокое произведение человеческого духа, это тип не умирающий, вечно живой природы, красоты, апофеоз человечества.

Красивое здоровое тело, свободный, гибкий ум, глубокое, сильное чувство, тонкая аристократическая чуткость духа и, наконец, вера себя, как в высшую ценность, – вот те элементы, из которых сложилась эта культура.

Поэзия овладела греком гораздо раньше религии, светский вымысел здесь далеко опередил жреческий, поэтому никакая священная книга, никакой «закон» не задерживал свободного развития эллинов. Место Пятикнижия и Корана у них заняли песни Гомера. Так мало-помалу выросла культура без строгих правил, без слепой веры, без требований самоумерщвления, как в Индии, и страдания, – культура такая же светлая и радостная, как природа Эллады.

Так как, по понятиям гомеровского эпоса, многоначалие было «делом недобрым», то во главе государства того времени стоит царь из знатного рода, соединяющий в себе телесные и духовные превосходства над остальными гражданами с наследственным правом. Самой выдающейся чертой гомеровского царя является его личное превосходство над своими подданными. К лицам, облеченным высокой властью, нравственная оценка прилагается не так часто и не в такой степени, как к простым смертным.

Лишь выведенные из терпения несоответствующим поведением царя, позволяют себе старейшины обращаться к нему с упреками, пример чего представлен нам Гомером: «Пьяница грубый, собака по виду, олень по отваге, Царь – пожиратель народа».

Появление первого элемента политической организации влечет за собой появление и двух других элементов – думы, или совета старейшин, и народного собрания. Каждый почитается согласно своим заслугам, безотносительно к своему сословию. Отношению господ к рабам здесь довольно гуманное.

Рабы сплошь и рядом пользуются большим уважением. Человеческое достоинство ни в ком не было унижено, – «свинопас богоравный», говорит Гомер о пастухе свиней Эвмене. Как отмечает профессор Д.М. Петрушевский в своей работе власть царя, как общее правило, уже наследственна в одном семействе, производящем себя от богов. Так как личная доблесть еще неотъемлемое качество царя, то переход царской власти и происходит от отца к цветущему и крепкому сыну.

Но, указывает Петрушевский, ввиду исключения возможен был переход царской власти в другой род и при наличии наследников. Исходя из подобного, можно сделать определенный вывод о том, что и у древних славян, по-видимому, существовал такой же принцип, когда речь идет о норманской теории.

Мы знаем, что царская власть тогда сильна, когда существует централизация и дисциплина. У греков мы видим, что власть царя с одной стороны огромна, но с другой стороны, вряд ли можно говорить о неограниченной власти царя.

Всякая идея, получившая свое видение в голове царя, должна была подвергнуться обсуждению в совете, никакое решение царя и его помощников не могло быть приведено к исполнение без согласия на то всего народа, как знатных, так и самых простых. Так, народ в лице своего представителя Терсита вовсе не склонен относится к личности царя с тем суеверным почтением, которое рекомендует ему Одиссей.

Он обвиняет «пастыря народов» в корыстолюбии, алчности и в небрежении интересов ахеян, упрекая ахеян в робости, Ахиллеса – в излишней мягкости, и, убеждая народ возвратиться домой и показать Агамемнону, что в нем одном и подобных ему царях и героях заключается все, что и простые «невоинственные и бессильные» люди кое-что значат, если не в советах, то уж, наверное, на войне. Ответом на речь Терсита была брань и побои со стороны Одиссея.

Как в военное время, так и в мирное время власть царя была ограничена думой и народным собранием. В мирное время выдвигается другая функция царя, его судебная роль. Говорим «роль», а не власть, потому что царь является здесь только третейским судьей. Он судит по обычному праву. Функцию эту делят с ним народные старейшины, совет родов.

В тех случаях, когда заседание происходило в царских палатах за обильными явствами и питием (откуда и сами думные люди носят название «сотрапезников»); это царский домэн, земельный надел выделяемый в пользование, а затем разного рода подарки со стороны народа, в том числе почетный подарок из военной добычи. На пирах царю – почетное место, лучшие куски мяса и большие кубки вина. Обратимся к Илиаде Гомера, в которой говорится:

Ликийский царь Сарпедон говорит Главку: «Глав, почему нам в Ликии почет воздают перед всеми Местом передним и мясом отборным, и полною чашей И обращают к нам взоры, как будто к богам вечносущим? Мы отчего подле Ксанфа богатым владеем наделом, И виноградником славным, и пашней, ячмень приносящей? Вот почему нам теперь надлежит пред ликийской дружиной В ряде переднем стоять и в горячую ринуться

Пусть говорит о нас всякий ликийский боец крепкобронный: – Нет, не лишенные славы, Ликийской страной управляют Наши вожди и недаром едят они тучных баранов, Сладким, как мед, запивая вином; они доблестны силой, Ибо в переднем ряду пред ликийской дружиною бьются». Первым правилом, как мы видим здесь, был принцип: быть первым, и умереть первым. С другой материальной стороны, по-видимому, положение царя было не безвыгодным.

Телемак находит, что «царствовать – недурная вещь; немедленно богатеет дом, и сам человек, которого Зевс сподобил власти, становится более уважаемым». Имя царя – басилевса – носят и родовые старейшины, и просто знатные люди. Царь в мирное время является первым между равными, первым между князьями, стоящими во главе родовых групп. Если к заседанию совета, состоящего из царя и его думы, призвать всех свободных людей племени, т.е. народ, то из соединения царя, совета и народа образуется народное собрание – агорэ.

Сенат (состоящий из царя и геронтов) не распускается при созыве народного собрания. Он сохраняет свою ин- дивидуальность и юридическую целостность; он даже физически выделен из народного собрания, заседая отдельно от народа, на особом месте, представляющим собою круг (священный круг), где лежат тесанные камни для сидения. В наше время сохранилось название этого греческого значения и традиции греческого народа, когда говорят «за круглым столом».

Инициатива созыва народного собрания принадлежит царю. Царь, совет старейшин и народное собрание – есть источник всякого права; его можно назвать законодательным учреждением. Идея о народном собрании, как об источнике права, нашла свое художественное выражение в образе богини права – Фемиды (Гомер) «которая созывает и распускает собрания людей».

Сословный строй общества невозможно изучать иначе, как в тесной связи с его хозяйственными организациями, так как в жизни они находятся во взаимосвязи. Сословный строй и хозяйственная организация общества являются ключами друг к другу, и даже можно с некоторыми ограничениями сказать, что сословный строй – это хозяйственная организация, переведенная на язык социальных отношений.

Ремесленник гомеровского общества – специалист, знающий такое мастерство, которое недоступно всем и каждому. Здесь человек не превратился еще в винтик общественной машины, неукоснительно выполняющий свою весьма определенную функцию и больше ни к чему не способный.

К положению демиурга весьма близко подходит положение безземельного батрака, теша. Разница между этими двумя свободными представителями рабочего класса лишь в том, что первый представитель профессионального труда; второй – просто чернорабочий, знающий не больше того, что знает всякий член общества.

Класс тетов составлялся из бывших крестьян-собственников, вследствие неблагоприятных обстоятельств лишившихся своих участков, а также из той части населения, для которой не хватало земли, что могло явиться в результате естественного роста населения. Тет заключал с хозяином устный договор, которым он выговаривал себе определенное вознаграждение за свой труд. Вознаграждение состояло в полном содержании во время службы и в разных предметах, выдаваемых тету по окончании срока его службы в виде платья, обуви и т.п.

В сословном обществе гомеровской эпохи была еще одна социальная группа людей – менатасты. Это не общественный класс и не сословие – это иноземцы. Религия гомеровской эпохи является нравственной силой, сдерживающей страсти человека, заставляющее его сообразовать свои поступки с интересами общества, в котором он живет, подчиняться веками выработанным обычным приемам и нормам. Религией проникнуто право, проникнуто общественное мировоззрение. Та же религия является и формой для общего миросозерцания.

У грека гомеровского периода нет понятия «закон», его место занимает «обычай», норма, выработанная самой жизнью. Санкция этой правовой нормы, если ее так можно назвать, заключается не в материальной силе, охраняющей закон, а в религиозном сознании каждого человека. Военная добыча была первым источником личной собственности.

Отличительная черта греков, как большинства других молодых народов, это – антропоморфизм не только религиозный, но и общий. Антропоморфизм в религии у греков сказывается повсюду. Прежде всего они хотели установить известный порядок в богопочитании.

Для этого на Олимпе устанавливается такая же иерархия, какая существует в гомеровское время на земле. Как царь созывает своих вельмож на пир, так и Зевс собирает богов в золотые чертоги. Грек земную жизнь считал за единственно настоящую и дорожил ею.

Земная жизнь манила к себе, и грек не мог оторваться от источника жизни. «Радуйся, пей и помни, восклицает он, что лишь сегодняшний день принадлежит тебе, все остальное – судьба» (Еврипид). «Смерть сама придет, а мы подумать должны о том, что ближе к нам, и пусть заботятся о смерти нашей боги» (Софокл).

V-й век был временем высшего развития философии. Греческий ум стремится постичь ту таинственную связь, которая соединяет все явления в одно целое. На смену верованиям политеизма пришла философская мысль. Но в массе сильны были еще религиозные традиции, и эта масса враждебно относилась к попыткам философов. Их преследовали, судили, изгоняли и даже приговаривали к смерти.

Последователи Пифагора должны были скрываться. Анаксагор был обвинен в атеизме и едва спасся, Ксенофан 67 лет скитался по Греции, всюду изгоняемый, Сократ был приговорен к смерти, Аристотель должен был бежать от обвинения в атеизме. Это было темной стороной греческой жизни, не знающей религиозной свободы.

В разгар афинской демократии выступили на сцену духовной жизни софисты, учителя мудрости и красноречия. Они проповедовали, что всякий человек имеет естественное право следовать влечениям своей воли, и если ему в том будет мешать государственное учреждение, законы, нравы, обычаи, это есть уже насилие над личностью, с которым каждый должен бороться.

Со смертью Перикла в управлении делами государства начинает сказываться влияние уже не стратегов, а ораторов и среды простого народа. Перикл стоял выше толпы. Он управлял государством, вызывая в гражданах благородные чувства и энергию. Преемники Перикла, не обладая достаточной высотой характера, прибегали уже к иным средствам для приобретения влияния на массу. Они использовали не высокое стремление граждан, а их слабые стороны, стараясь угождать и потворствовать их низким наклонностям. Так родилась новая форма правления – демагогия. Из руководителей, советчиков народа демагоги стали его льстецами и слугами.

Вслед за веком Перикла, когда эллинская культура достигла зенита своего развития, открылась та роковая борьба, которая положила конец этой единственной в мире культуре. Вина в Пелопонесской войне лежала во всяком случае не на Афинах. Спарта, рассчитывая стать во главе Греции начала свои действия за гегемонию.

Когда под звуки спартанских труб пали длинные городские стены, в беззащитных Афинах под эгидой спартанского оружия воцарилась тирания тридцати. Афинская культура окончательно пала. Гражданское чувство погибло, патриотизм выродился в жажду мщения. В мировой истории нет явления более грустного, более тяжелого, чем гибель и смерть великой эллинской культуры.

Не прошло и 70—лет со дня смерти Перикла, а значительные изменения произошли в душе греков. Готовность бороться за общегреческие идеалы в нем умерла. Это был уже человек, любящий спокойствие, привязанность к дому, привыкший к комфорту. Верность клятве перестала быть качеством греков, они нарушают ее при всяком удобном случае, ради мимолетных выгод. Уважение к религии исчезло. Храмы сплошь и рядом подвергались грабежу. Этоляне ограбили додонскнй храм, похитили священные предметы, драгоценные вещи, а не имевшие цены – уничтожили.

А ведь какие замечательные идеи были у Перикла. Он поставил своей задачей сделать Афины вполне демократическим государством. Он хотел сделать высшее образование достоянием каждого гражданина, он хотел, чтобы весь народ проникся высокими и прекрасными идеями своего времени, и ему это удалось сделать. Он соорудил великолепные здания, всячески покровительствовал развитию скульптуры, драматическому искусству, философии.

Величие его правления состояло в том, что все способности людей могли получить свое развитие, что все пути к этому развитию были одинаково открыты и доступны для каждого. Это было действительно народное правление, потому что оно держалось не на меньшинстве, а на большинстве. Все были равны перед законом, почетом пользовались не в силу принадлежности к известному классу, партии, но по способностям, стяжающим каждому добрую славу в том или ином деле.

Фукидид замечает: «Мы свободно живем в нашем государстве и не страдаем подозрительностью во взаимных отношениях повседневной жизни. Мы не раздражаемся, если кто-нибудь дает себе в чем-либо волю, и не показываем досады, хотя и безвредной, но, тем не менее, удручающей ближнего. Свободные от всякого принуждения в частной жизни, мы в общественных отношениях умеем уважать и не нарушать законы; по- винуемся лицам, облеченным в данное время властью, и в особенности подчиняемся всем тем, хотя бы не писанным законам, которые существуют на пользу обиженных и которые подвергают обидчика позору в общественном мнении».

Мы ценим изящество, соединенное с простотою, любим просвящение без изнеженности, в богатстве мы видим лишь средство для дея-тельности, а не повод для простого хвастовства; быть бедным у нас вовсе не стыдно, стыдно лишь не уметь выбиться из бедности с помощью труда.

Политическая организация при Солоне носила демократический характер. Верховная власть принадлежала народному собранию, которое происходило несколько раз в год. В лучшее время Греции, когда политическое сознание достигло высшего развития, греки не могли представить себе ничего более ужасного и унизительного, как тирания. Если кому-нибудь удавалось смелым переворотом или какими-либо происками захватить власть в свои руки, то как бы хорошо он не управлял, он никогда не мог внушить гражданам, что они обязаны ему повиноваться.

Его владычество было незаконно по самому своему существу, и потому даже убийство «тирана» (как клеймили такого человека) не только не осуждалось нравственным чувством, но даже заслуживало похвалы. Афиняне давали права гражданства лишь за величайшие заслуги, и вот из истории известен факт, что один ученик Платона сделан был гражданином за то, что убил фракийского тирана.

Политическая независимость от власти такого тирана считалась у афинян высшим благом государственного устройства, которое они защищали и оберегли всеми силами. Когда спартанцы хотели восстановить на престоле «Гиппия», к которому афиняне и другие союзники не питали никаких других чувств, кроме вражды, депутат коринфян Сосикл произнес следующую речь: «небо и земля скоро поменяются местами, рыбы поселятся на сухой земле, а род человеческий будет обитать в море, если вы, спартанцы, разрушите народное самоуправление и восстановите в городах то злое и кровожадное существо, которое мы называем деспотом. Сперва испытайте на себе в Спарте, что такое деспотическая власть, а потом навязывайте, если можете, другим».

Гражданская доблесть в Афинах не была результатом слепого подчинения дисциплине, как в Спарте, Она вырабатывалась свободной деятельностью и служила выражением личных чувств и стремлений. Афинянин сумел соединить в себе личную свободу с общественным долгом, обеспечив таким образом свободу личности и благо государства. Законом для него была его собственная воля, его личные стремления и идеалы. С детских лет афинянин привык к прекрасному и изящному. Театр заканчивал его развитие.

Но как бы высоко ни стояла Аттика в своем развитии с другими государствами Греции, тем не менее основная черта всей греческой жизни – примат государства над гражданином, общества над личностью – сказывался и здесь, хотя не в такой степени. Поэтому было бы большой ошибкой повсюду здесь находить в греческой жизни царство свободы. И главный грех Греции – это господство государства над всей жизнью граждан.

Жизненным кредо, целью индивидуального человека стало «благо государства». Государство считало своей собственностью не только тело, но и душу граждан. Человек не был свободен ни в своих верованиях, ни в своих суждениях, – он должен был держаться веры своих отцов и исполнять предписания государства.

Свободно было государство, но не гражданин. Естественные права свободы индивидуума приносились в жертву пользе всего общества. Как только дело касалось интересов государства, жизнь отдельного человека ничем уже не ограни- чивалась. Менялись формы правления, но сущность оставалась одной и той же.

Древний Восток не знал свободы ни в смысле участия в управлении делами государства, ни в смысле индивидуальной независимости. Он не имел даже идеи свободы. Греция развила прежде всего независимость индивида от рода, свободу экономическую, или индивидуализм собственности, и наконец, свободу политическую. Последнюю античный мир понимал несколько иначе, нежели понимаем ее мы.

Пользоваться политическими правами, подавать голос в народном собрании, выбирать должностных лиц, иметь возможность занять видный пост в государстве – вот что тогда называлось свободой. Во имя этой свободы, за самое широкое участие народа в управлении государством и государственными делами и велась борьба в античном мире.

Самоуправление гражданской общиной, политическая свобода и право личной собственности – вот в чем выразилась у греков борьба за индивидуализм в период расцвета их культуры. Своеобразный и самобытный дух греков, стремление к свободе сказались и в искусстве. Греки впервые вырвали искусство из стеснявших его развитие уз.

Они добились художественной свободы, независимости творчества, права художника изображать то, что подсказывает ему его художественный гений. Чтобы оценить, какой этим самым был сделан громадный шаг вперед, стоит только сравнить искусство Греции с искусством Востока.

Ни один народ ни прежде, ни после существовавших, не любил красоту так искренне, так горячо, как греки, и ни один народ из них не отличался той нежной, религиозной заботливостью, с которой они оберегали всякое произведение искусства, всякое выражение красоты среди всех бурь и потрясений, переживаемых государством. Искусство налагало печать идеальности и красоты на всю жизнь греков.

Поэзия раскрыла мир чувств. Она сплела жизнь богов и людей в пеструю прекрасную ткань мифологии. Мифы – это свободное выражение прежнего миросозерцания, прежних религиозных идей. Религия греков стала поэзией, когда она от широких народных масс перешла к философии, к людям с кри- тической мыслью. Она стала для них тем идеальным миром, в который они ушли, когда действительность утратила свой поэтический колорит.