Государственный строй восточных монархий

Под империализмом обычно понимают не обмен культурными услугами, а воинствующий империализм, для которого строят корабли, льют пушки и до бесконечности производят вообще всякие способы истребления людей. Нельзя не заметить, что подобная характеристика империализма несколько односторонняя и, во всяком случае, поспешна.

Вглядитесь в историю мировых цивилизаций, и вы увидите, что, например, Британская империя с колониями напоминает нам древнюю Грецию. Сам империализм и история империализма стары, как мир, и не было времени, когда бы империализм и империалистической точки зрения не существовало, и империализм не играл бы той громадной роли, какую играет он в настоящее время. В разное время он появлялся под разными названиями.

В эпоху финикийских и греческих предприятий, которые будут захватывать весь бассейн Средиземного моря, империализм выступает под именем «колонии». В эпоху Римской империи мы будем подразумевать отношения центра (римского народа-самодержца) к его «провинциям».

В эпоху средних веков под империализмом нужно подразумевать те государственные образования, которые из маленьких купеческих факторий выросли в малые и крупные государства. Наконец, в новые времена для империализма почва будет дана открытием новых миров – Индии, Америки и других географических местностей. Империализмом в этот период будут называться все заморские колониальные владения, и появится самая разнообразная колониальная политика.

Сложилось не совсем верное мнение у некоторых исследователей, что история мировых цивилизаций, взаимодействие между отдельными народностями суть явление недавнего времени. Это не совсем верно. Но из этой посылки делался вывод, что история в известные времена не была историей всего человечества, а только лишь историей отдельных изолированных народов. Было ли это в действительности так?

В самое отдаленное время все человечество находилось всегда в связи; правда расстояния приходилось преодолевать с большими затратами времени, не было скорых поездов, быстроходных кораблей и современных самолетов, как теперь, но все же расстояния преодолевались и результаты были те же самые, что и теперь.

Обмен культурными ценностями происходил на всей поверхности земного шара, и если чем был ограничен, то только непреодолимыми природными преградами, как Индийский, Атлантический или Тихий океаны, но все, что лежит внутри Азии, Африки, Европы находилось вплоть до самого древнего исторического периода в постоянном непрекращающимся общении. Необходимо оставить представление об обособленных государствах и обособленных народах в истории мировой цивилизации.

Греки и их культура, как всякая культура какого-нибудь северного маленького племени или народа центральной Азии или Африки, выросла на основании той культуры, которая окружала в свое время Грецию и оказала на нее свое действие. Мы можем прямо сказать: вот у кого Греция переняла одно, вот у кого другое, но все это Греция так или иначе переработала: она также переработала чужую культуру, как это делает всякий другой народ.

Микенская культура есть период ученичества Греции. Ясно одно, что греческая культура не местная, она не самозародившаяся – она вся перенята у соседей, более культурных и более старых в культурном отношении, другими словами, она вся восточного происхождения. Восток в лице Египта, Вавилона явился учителем Греции, а, следовательно, и нашим учителем.

Восток всегда играл значительную роль в экономическом, политическом, культурном отношениях. Благодаря Востоку была сформирована международная торговля. Мы знаем, что вплоть до XV века все торговые отношения и интересы были сосредоточены вокруг Средиземного моря, внутреннего моря между Африкой, Азией и Европой.

Наибольшим интересом здесь пользовалась торговля с Востоком, с Китаем и Индией. Эти отношения нарушаются в первой половине XVI века, когда появляется новая турецкая империя, которая долгое время отказывается от какого бы то ни было посредничества между Европой и Азией, врезается клином и перерезает экономическую жизнь Европы пополам.

Происходит то, что называется открытием водного пути в Индию обходом, а затем идет открытие Америки, Это ведет к тому, что прежние распределительные отношения и торговые центры должны уступить место другим. Торговля перемещается с Средиземного моря на Атлантический океан к берегам Испании, Англии, Голландии. Сюда же перемешаются экономические и торговые центры тогдашней жизни.

Старые города и организации (как Венеция, Генуя и др.), исторически сложившиеся на протяжении тысячелетий, рушатся. С перемещением экономического центра на побережье Атлантического океана начинается упорная борьба между Испанией и Англией и гибелью «великой Армады» в 1588 году.

Спрашивается поэтому, случайно ли выбор Ивана Грозного пал именно на Англию? Мы знаем, что в Архангельск заходили английские и голландские корабли. Но время Голландии еще не наступило. Только Петр I будет увлекаться Голландией, так как в то время ею увлекались все в Европе. Но в эпоху Грозного процветает Англия, и он вступает в торговые сношения не с Испанией или Голландией, а с Англией. Он идет темпом европейской жизни.

Пока шла тридцатилетняя борьба Англии и Испании, Россия начала искать новый путь, соединяющий Европу не только с Индией, но также и с Китаем. Европа стремится на Восток, то же самое делает и Грозный, направляя в Сибирь отряды Ермака. Правда еще раньше был составлен проект завоевания Сибири, и уже в 1498 году русские появляются в Сибири в качестве колонистов и все более и более продвигаются вперед по долине реки Оби, почти за сто лет до официального покорения Сибири. Это движение на Восток идет в унисон со стремлением общеевропейским.

Ермак идет не только под давлением собственного влечения к завоеваниям, но под влиянием общеевропейского настроения, чтобы искать новые пути на Восток. Ермак идет по совершенно определенному пути, по старой, ранее проложенной торговой дороге, настолько старой, что мы можем ее проследить вполне вплоть до VIII в. н.э. Ермак идет не на угад, а по проторенному пути, который по обстоятельствам для нас неясным был оставлен и заменен новыми и лучшими, вероятно, теми южными путями, которые турками были отрезаны в XVI веке.

Нельзя не согласиться с проф. Д. Егоровым, который замечает, что «ничто не прекращается и не создается вновь. Таков закон сохранения исторической энергии… История не знает раздельности. Всегда с самого начала человечество было связано, всегда оно находилось в известных взаимоотношениях». Совершенно справедливо замечает Д. Егоров и относительно того, что нет совершенно некультурных народов, есть только более или менее культурные. Здесь он расходится в своих позициях с теоретиками другой концепции (Кондорсе, Энгельс), которые считали, что история знает дикаря.

Проф. Д. Егоров отвечает на этот опус следующим образом: «Пять тысяч лет до н.э. мы видим, что история Египта – совершенно историческое время. И мы можем проследить не только отдельно сменяющихся фараонов, но также и его экономические интересы. Для других мест, например, для Месопотамии, для долины Тигра и Ефрата, для халдеев то же самое 4000 лет до н.э. представляют собою совершенно историческое время, И спрашивается, при таком колоссальном хронологическом углублении где же дикарь?

Попытаемся и мы вслед за проф. Д. Егоровым проследить некоторые особенности истории, которая никоим образом не знает «дикаря». Уже в древнем Египте мы видим высокий уровень культуры во всех ее отношениях. Растение библус доставляло пищу и папирус. Скотоводство презиралось, так как процветали ремесла.

Ткацкий промысел доставлял знаменитые ковры и материи для одежды. Достойны внимания были и египетские красильни, которые отличались высоким качеством, развивалось металлическое и кожаное производство, причем первое отличалось своей художественной обработкой. Замечательны еще изделия из глины и стекла.

Китайский лен, найденный в египетских могилах, указывает на торговые сношения египтян с азиатскими народами. Предметами вывоза, главным образом, служили сельскохозяйственные продукты; ввозились – бальзам, вино, масло, строительный лес и др. Оживленная торговая деятельность началась в Египте при фараоне Псамметихе (670–616 гг. до н.э.). При фараонах Нехао и Амазисе (570–526 гг. до н.э.) производство и торговля достигли высокой степени развития.

Главное внимание фараона Нехао было обращено на мореходство и на морскую торговлю; он продолжил начатые Сезострисом работы по сооружению судоходного канала от Нила до Красного моря. При фараоне Амазисе греческие мореплаватели получили привилегии, причем центром торговли сделался город Наукратис. В торговле с Индией посредником был богатый город Сабеи; торговый путь из центральной Африки шел через Кирены.

В Индии, как и в Египте, промышленность стояла на высоте ступени развития. Здесь процветали такие ее виды, как ткацкая, металлическая. Широко были распространены предметы роскоши. Существовала художественная выделка вещей из дерева; обработка чугуна, золота, меди и благородных камней.

Из книги Царств (Библия) мы узнаем о том, как иудейский царь Соломон принимал изысканные благовония от царицы Савской в неисчислимых размерах. Это не миф, а реальность. Савское государство есть точное повторение Вавилонского государства, начало и расцвет его приходится на третье тысячелетие до н.э. Это Савское государство состоит в связи не только с Вавилоном, передавая туда золото, камень и благовония, но находится в связи со страной Софалой на востоке Африки, где расположена современная Родезия.

Царь Ассаргадон в VIII в. до н.э. отправляет в Савское государство экспедицию, чтобы овладеть далеким Аденом. Он предпринял то, что делает масса народов, живущих торговлей, т.е. осуществить экономический империализм. К Адену стремился не только ассирийский царь, стремились римляне с целью завязать или обновить путь в Индию, стремились португальцы, он был в руках арабов, к нему, наконец, стремилась крупная мировая империалистическая держава – Англия, которая в 1839 году взяла его в свои руки.

Так вот, начиная от царя Саргона и кончая современной Англией, цепью тянется определенная экономическая и политическая мысль, которая выражается в словах: «взять Аден и удержать его у себя», так как это перекресток пути между Востоком и Западом, между Югом и Севером.

У Страбона мы находим упоминание о том, что в Вавилонии есть источники белой и черной нефти, которые дают жидкую серу, а так же привлекают к себе пламя; черная нефть дает жидкий асфальт, который жгут в лампах вместо масла. Цейлон начиная с трехтысячного года до н.э. стоял в прямом экономическом отношении к вавилонской культуре. Есть сходство в божках (может быть и случайное), но есть сходство в клинописных надписях на черепках и таблетках, которые находят на Цейлоне.

В ряде документов эпохи Хаммурапи упоминается территория теперешней Армении, которая играла значительную роль при ассирийской династии. В XI веке сюда перевозится масса народов, которые побеждены в других местах и которые пересаживаются на новую почву. По сохранившимся архивным материалам по Армении можно с самого начала допустить постоянные торговые отношения между Вавилоном и Арменией.

Эти отношения идут по искусственному шоссе, устроенному между Вавилоном и Арменией, т.е. существует дорога к Черному морю. Существует документ тех времен, в котором повелевается купить «белых рабов в Армении и привезти их в 5–6 недельный срок» в Вавилон. Этот срок для нас бесценен, так как указывает, что шоссе должно было существовать, иначе с Черного моря пройти в Вавилон за 5–6 недель было бы невозможно.

За Черным морем жили скифы, которые представляли собой наиболее богатый рынок рабов. В персидские, финикийские и греческие времена, если нужны были рабы, то всегда обращались в Скифию; и вот, чтобы соединить себя со Скифией, сделано было шоссе из Вавилона в Армению. Возможно, что и меха, поступавшие с севера, шли таким же образом. Другими словами, мы видим, что Вавилон состоит в непосредственных торговых сношениях с северными странами, включая Армению и Скифию.

Уровень высокой культуры говорит сам за себя. Финикянам приписывается изобретение стекла и пурпуровых красок. Из пурпуровых улиток приготовлялось не менее 53-х видов красок. Высокий уровень был в обработке металлических изделий, шерсти, хлопчатобумажной ткани и шелка. Финикянам приписывают изобретение процентных ссуд и разменные банковские операции. Биржевое дело, по всей видимости, начинает развиваться здесь,

В Финикии можно было встретить все: здесь и золото из Аравии, цинк из Испании и Британии, медь из Сирии, вино, масло, коренья и пряности из Индии и Аравии, рыба с Черного моря, оттуда же шерсть, кожи и скот. Армения поставляла лошадей и рабов, Палестина – продукты земледелия. Финикянам приписывают изобретение мореходства. Их суда были круглой формы, медленно передвигающиеся, но с большой емкостью и устойчивостью.

За 2000 лет до португальцев финикяне объехали весь Африканский материк, а в 1250 году до н.э. они достигли Атлантического океана. Особенного внимания заслуживают работы финикян по заселению и развитию своих колоний: Азиатские колонии: Дан, Гамат, Тарсус, Лаодицея; на сирийских берегах Дор и Иоппе, на Красном море Элат. Острова: Сицилия, Сардиния, Мальта, Кипр, Родос и Балеарские о-ва. На северном берегу Африки целый ряд колоний: Гиппо Утика, Тапеус и др.

Когда финикийские города потеряли свою самостоятельность, то колонии их на востоке Средиземного моря перешли к грекам, а на западе – к карфагенянам. Карфаген был основан финикиянами в 878 г. до н.э. Он был республикой, власть находилась здесь в руках влиятельных дворян. Обеспеченного среднего класса здесь совершенно не было. Вместе с тем процветали здесь земледелие, железоделательная промышленность, Производилась выделка кож, а главное развитие получило судостроение.

Карфагеняне имели прекрасный флот, армию и хорошо устроенные колонии. Они утвердили свое влияние в Испании, владели берегами Сардинии и Сицилии. Имели колонии даже на западных берегах Европы. На западных берегах Средиземного моря их торговля носила монопольный характер, а на восточных господствовали тогда греки.

Африканская Финикия, Карфаген, Утика и др. в экономическом торговом отношениях порабощают весь Запад Средиземного моря, с которым не могла справиться Восточная или настоящая Финикия. Карфаген был сильнее Сидона и Тира. В Карфагене происходит централизация в сфере экономики. Поэтому он становится в мировом хозяйстве мировым городом. Фивы и Вавилон, Карфаген и Рим, Афины и Византия, Париж и Лондон – это типичные империалистические города.

Греческая колонизация, так же как и любая другая, тесно была связана с переходом от пассивной к активной торговле, с развитием кораблестроения, с погоней греческих купцов за чужими рынками. Первоначально обмен заключался в пассивной монополизированной торговле с приезжими восточными купцами, но очень скоро этот процесс перерос в другую сферу, что повлекло за собой заморские походы, продолжительную оккупацию чужих земель и мощное развитие колонизации. Монополизация торгового обмена была сконцентрирована в прибрежных городах, которые, как Микены или Тиринф, были резиденциями царей.

Основным моментом социальной истории Греции является развитие городского партикуляризма, создавшего характерный тип полиса, в противоположность Востоку, где возникшая из города царская власть вылилась в бюрократическую, не связанную территорией и потому стремившуюся стать всемирной монархией.

С другой стороны, продолжает он, невозможность изменить заведенный порядок жизни и тесная связь отдельных лиц с общественным хозяйством объясняют нам значение религиозных традиций для всего жизненного уклада и политическое могущество жречества.

У всех властителей Востока забота о их «доме», о их дружине играет такое же важное значение, как и у германских королей, описанных в Песне о Нибелунгах. Они постоянно заботятся о накоплении запаса благородных металлов, и запас этот составляет существенную основу их власти, так как ими вознаграждались услуги их дружины и на них набиралась военная сила из союзников в случае нужды.

Казна греческих городских царей наполнялась лишь продуктами торговли с Востоком. Очень важно поэтому, что крушение Восточных монархий и было причиною гибели (в конце 2-го тысячетелия до н.э.) микенской культуры, продолжительному существованию которой препятствовали и географические особенности страны, способствовавшие развитию местного партикуляризма.

Во всяком случае несомненно, что с закрытием путей торговли с Востоком, неизбежен был и полный финансовый крах греческого царства. Это одно уже делало невозможным развитие царской бюрократии и воспрепятствовало возникновению обширных государств.

Выше, мы уже отмечали, что финикяне первые создали морскую международную торговлю. Этот народ, благодаря своему прекрасному географическому положению, мог лучше всего сноситься с рынками стран, омываемых Средиземным морем: сзади него располагались огромные империи Азии, спереди – море. Прежде всего финикяне утвердились на Кипре, оттуда недалеко и до Родоса, где скрещивались торговые пути того времени с Эгейским морем.

Здесь уже мы видим три торговых пути: один вдоль берега Малой Азии к северу, другой между Кикладскими островами к Сароническому заливу и Аргосской бухте, третий – через Крит и Киферу к южному берегу Пелопонесса, Ионическому морю и Коринфскому заливу. Финикяне овладели этими путями задолго до греков и продолжили их к Африке, Сардинии, Сицилии вплоть до отдаленной Испании.

Греки в эпоху Гомера еще с ужасом смотрели на море, оно их пугало; их воображение населяет его ужасами и морскими чудовищами. В Гомеровских поэмах мы не найдем греческих купцов. Их просто не было. Уже давно было замечено, что древнейшие греческие города располагались на некотором расстоянии от моря. Микены были удалены от моря на 15 км; Троя и Тиринф стоят несколько ближе, но и они построены скорее с целью господствовать над равниною.

Прошло некоторое время, и мы видим, как в VII в. греки пробуют занять берег Черного моря. Особенную роль начинает играть Милет. Он основывает в Понте 90 городов. Европейский берег, как и азиатский, покрываются греческими поселениями. Мегара заслуживает тоже упоминания за основание Мегары Гиблии в Сицилии, Византии и Халкедоне. В середине VII в. грекам стал доступен и Египет.

Рост городов и торговля существенно изменяют внутреннюю структуру греческого общества. В то время, как раньше руководящую роль в государственной жизни играли различные организации, из которых на первом месте следует назвать родовые союзы, то теперь на первое место выдвигаются индивидуумы.

В земледельческом государстве бедному гражданину было очень трудно разбогатеть, если только не происходило новых переделов земель или захвата очень богатой добычи, да и то более сильные роды имели при этом преимущество. Эпоха преобладания знати устранила возможность возвыситься даже путем милости властителя.

Теперь развитие торговли и промышленности нанесло решительный удар господству знати и могуществу крупных землевладельцев, хотя для этого потребовалось довольно продолжительная эволюция, произошедшая в разных местах разновременно. Дело в том, что господствующие классы и сами использовали вновь открытие возможности, занимаясь торговлей и промышленностью.

Землевладельцы все еще играют первую роль, в особенности те из них, которые ведут еще и иные предприятия. Но рядом с прежней земельной аристократией появляется целый ряд лиц, которые приобрели торговлей большие состояния и стали требовать себе роли, не полагавшейся им, если судить по их землевладению.

Так, в течение VI в. до н.э. возникла буржуазия в древней Греции, отделившаяся от класса рабочих и ремесленников. Если до сих пор крупные и мелкие ремесленники числились в одном классе с наемными рабочими, то теперь предприниматели выделяются, чтобы присоединиться к мелким, а затем и к крупным землевладельцам. Вслед за уничтожением почти во всей Элладе царской власти последовало падение могущества аристократии, хотя в отдельных государствах она еще очень долго удерживала власть в своих руках.

Одним из первых ограничений власти знати было урегулирование судопроизводства и появление записей права. Дальнейшие народные выступления против знати повлекли за собой утверждение во многих городах тирании, распространившейся в VI веке по всей Греции. К концу VI в. в материковой Греции тираны уже почти все исчезли, но власть от них перешла во многих случаях уже не к знати, а к демосу.

Постепенно, отчасти н даже в сравнительно позднюю эпоху, были устранены все привилегии знати, в особенности преимущества землевладельцев в области пассивного избирательного права, отдававшие в их руки важные государственные должности, и установлено то равенство всех граждан перед законом которое читалось в античном мире краеугольным камнем демократического строя.

Появились и радикальные теоретики стремившиеся устранить и экономические преимущества одних граждан перед другими, и иногда дело доходило до революций, где выставлялись коммунистические требования. С развитием торговли роскошь и образованность возросли, но возросло и число обездоленных. Новая хозяйственная система соответствовала потребностям купца, но принесла много вреда сельским хозяевам, ремесленникам, наемным рабочим, а следовательно и промышленникам.

Введение денежного оборота было невыгодно для крестьян, которые по большей части не были в состоянии уплачивать полностью и в срок раз установленные сборы. В особенности это имело место при мелкоразвитом кредите, так как увеличение дохода наступало лишь несколько лет спустя. При том надо заметить, что процент был очень высок применительно к внешней торговле, а не к сельскому хозяйству.

Неуплата же в срок при строгости долгового права влекла за собою полное разорение. Но и само право отличалось еще той особенностью, что должник терял не только имущество, но во многих случаях становился сам рабом кредитора, который в некоторых государствах продавал его, а в других – заставлял отрабатывать долги.

В некоторых государствах та же судьба постигала его жену и детей. Уже Солон боролся с задолженностью крестьянства, но и в других государствах проводились подобные реформы. Солон уничтожил лежащие на земле долги, выкупил проданных на чужбину в рабство граждан и отменил рабство за долги.

Из окрестностей Черноморья рабы привозились греческими купцами; в Малой Азии они попадали в руки греков сушей, а сирийских, египетских и еврейских рабов доставляли финикяне, как о том упоминает пророк Иоиль. В эпоху греческой колонизации возникают те факторы, которые вели к мировому хозяйству в нашем смысле слова: интернациональное разделение труда и увеличение размеров отдельных предприятий.

Введение рабов в промышленность имело такое же значение, как и введение у нас машинного производства – оно сделало античное хозяйство похожим на наше. Эти силы выступают в полной мере лишь к началу VI столетия. В это именно время Афины начали вывозить свои вазы в Черноморье и другие страны. Коринф становится известен своими глиняными изделиями. Милет вывозил свои изделия в Черноморье и в Великую Грецию.

Кирена обладала широко развитой керамической индустрией; ее продукты легко узнать по сильному влиянию египетских образцов, равно как и азиатские влияния сказались на них сильнее. Из всех названных Коринф был самым важным торговым центром. Он соединял север с югом, запад с востоком. Он выдвинулся также благодаря своему кораблестроению и под руководством энергичного рода властителей очень рано начал присоединять к себе колонии.

Милет был известен более своей текстильной промышленностью; его овцы доставляли ему тонкое руно, а пурпурные раковины Эгейского моря – красящее вещество и он очень рано начал конкурировать с финикянами. Съестные продукты вывозились главным образом из Черноморья, Сицилии и, по-видимому, из Фессалии. Грекам удалось одолеть и вытеснить колонии восточных финикян, но когда они пытались завоевать Корсику и устроить там свой город Алялию, то после 25-ти летней борьбы между Карфагеном и Грецией новое греческое поселение исчезает и заменяется карфагенской колонией.

Вообще нужно заметить, что греческие колонии на западе Средиземного моря не процветали, и никогда Греция на западе Средиземного моря не могла осилить Карфаген. Карфаген и соплеменные ему города и государства удерживают за собою в торговом отношении весь запад. Они понимают, что колоссальные доходы, которые получаются с этих менее развитых народов, должны в значительной мере уменьшиться, когда появится конкуренция.

Они пользуются хитростью, обманом и рядом других приемов, чтобы даже физически уничтожить, убить соперника. Характерны рассказы Карфагена про отдаленные места на земном шаре, где полно таинственности, где море понемногу густеет и через него нельзя пробиться кораблю, что люди там погибают. Эти рассказы находят свое отражение в поэмах Гомера («Одиссея»).

Карфаген запрещал другим городам вести торговлю от себя. Все дела должны быть сосредоточены в Карфагене. Все экономические связи должны были осуществляться только через Карфаген. После победы Рима над Карфагеном начинается шествие Рима – этой сухопутной державы – по морю и через море.

После Карфагена море не представляет ни препятствий, ни опасности. Культура шла с востока, но распространителем этой культуры является Новый город, а культуру этого народа мы называем микенской, которая способствовала развитию догреческой и греческой культуры.

Микенская культура была открыта немецким археологом Шлиманом, который открыл Трою. У Гомера Микены всегда называются «Золотыми Микенами». Действительно, на месте этого старого города Шлиман находит массу золотых предметов, как будто бы он идет за Гомером. Троянско-микенская культура была раскрыта нам уже не в образе певца Гомера, а Шлимана. Микены были ничем иным, как провинцией культурного центра-острова Крита также, как и Троя и другие малоазиатские города, до которых эта мировая культура доходит; они были перефириями этой критской державы.

Сохранились воспоминания и мифы о прежнем величии и могуществе Крита. Мы сможем это проследить по мифу о царе Миносе, очень знаменитом царе острова Крита, который представляется судьей старины. Крит представлял собою старинный культовый центр, еще до Олимпа и Дельфов. Есть указание, что на Крите существовал свой Зевс, перед которым преклонялись все греки.

Это указание связано с тем, что когда в исторические времена в греческом государстве совершались массовые политические убийства, крупные социальные несправедливости, от которых целые государства должны были очиститься, то таким «очистителем» всегда являлся человек с Крита. В Афинах это – Эпименид, «очистителем» в других местах – другие, но все они обязательно – критяне.

Всякое серьезное дело мог решить только критянин. Из греческих мифов мы знаем сказанием о Минотавре, быке, который пожирал заложников, присылаемых грекам острову Криту. Этот миф представляет собой смутное указание на то, что когда-то остров Крит властвовал над греческим материком, что Греция была вассальным государством этого большого культурного острова и должна была посылать ему заложников.

Крит выступает вместе с тем великой морской державой. Целый ряд мифов в современное время получает подтверждение в его раскопках. Возьмем лабиринт, т.е. представление о громадном здании с тысячами переплетающихся между собою зал, комнат и коридоров.

Крит и его культура ничто иное, как возрастной современник Египта еще до фараонов, доисторического Египта, каменных орудий. В тех же условиях зарождается на острове Крит и своя собственная культура, по древности равная египетской. Наконец «талассократия», т.е. морское могущество Крита иллюстрируется при помощи археологических раскопок.

Здесь мы можем увидеть массу доказательств господства и распространения критян до Сицилии и южной Италии с одной стороны, Египта – с другой, Мессопотамии – с третьей и до Балканского полуострова вплоть до нынешней Венгрии – с четвертой. Это влияние могло распространяться только морем, так что «талассократия» критомикенской культуры вне всякого сомнения.

Крито-микенская культура, пока еще мало изученная, распространялась и на такие области, где мы меньше всего предполагали бы ее встретить, – она доходит до Скандинавских государств, до Дании и Швеции. Одна из особенностей микенской культуры орнаментики – спираль – получила здесь большое развитие. С другой стороны, типичный знак крито-микенской культуры, именно двойная секира, появляется, понемногу видоизменяясь, и здесь становится знаком местного бога в виде «молота Тора», который также носили на шее в виде амулета для защиты от всякой беды.

В южной Сирии и отчасти в Палестине находят указания на постоянный обмен и влияние крито-микенской культуры. Египет в эпоху XVIII династии, в эпоху фараона Тутмозиса III, Аменофиса III и его жены Тен поддерживает торговые отношения с Критом или как его называют по-библейски «Кафтор». В Египте в то время встречается ряд крито-микенских городов, которые возникают при Тутмозисе III и продолжают свое существование до XIII в., а после приходят в упадок.

Эти города перестают существовать к 1300 году до н.э., т.е. к тому времени, когда происходит падение центра крито-микенской культуры. Именно на крито-микенской культуре воспитывалась древняя Греция и строила свои экономические связи, исходя из тех же принципов, что и предыдущие поколения. Греческих колоний была масса.

Среди них Милет, который занимал все побережье Черного моря, на севере Греции – государство Мегара, на африканском берегу ионийцы, наемные войска, которые обосновываются и в Египте, где появляется греческий рынок. В половине VII века в Северной Африке появляется новая греческая колония – Кирена, которая образует вокруг себя значительное число новых поселений.

Сравнительно маленький городок на западе Эвбеи —Халкида – образовывает ряд колоний на западе, в Сицилии и в южной Италии – Катану, Леонтину и т.д. В Кампании он образует колонию Кумы, из которой Рим потом получает свой алфавит, затем образуется Неаполь, т.е. «Новый город» и Геркуланумы. Коринф в половине VIII в. основывает колонию Сириказы; ахейцы (западная Греция) основывают Кротон и Сибарис, выходцы из Спарты учреждают город Тарент.

Поселения фокийцев находятся в районе Марселя, на Рейне и на побережье Атлантического океана. В направлении этой греческой колонизации отсутствует Восток, это бросается в глаза. Дальнейшая история Греции должна восполнить этот пробел, это сделает эпоха Александра Великого, походы которого целиком будут направлены на Восток.

Этот классический пример колонизации в древности представляет много сходного с новейшей европейской колонизацией, хотя это нужно использовать под определенным углом зрения. Решающим в каждом случае является все таки то обстоятельство, как именно колонизаторы пользуются колониями.

С этой точки зрения можно распределить массу отдельных колоний (и новых и старых) на четыре группы. Так, Рошер устанавливает колонии-завоеванные, которые являются в результате овладения какой-нибудь сильной, хорошо приспособленной нации новыми странами или каким-нибудь маленьким клочком земли. Но спрашивается, какая цель этих завоеванных колоний, чем отличаются они от других типов?

Цель, конечно, не собственное производство в этих колониях, а, наоборот, эксплуатация местных богатств и производства туземцев. Рошер отмечает, что завоеванные колонии не могут быть учреждены в странах малокультурных и с редким населением, потому что эксплуатировать здесь будет нечего. Получалась очень громкая победа, но затем быстрое охлаждение к этой несчастной колонии.

Вторая, не менее значительная группа – это колонии торговые. В торговой колонии дела идут в совершенно другом направлении, чем в завоеванных колониях. Учреждаются они по преимуществу в странах богатой культуры и производства с большим туземным населением, к которым не применяют агрессивных действий. Их нужно эксплуатировать не силой оружия, а силой приспособления, быть монополистами в своих делах.

Третья группа – это колонии аграрного типа. Если первые две группы, как замечает Рошер, возможны в густонаселенных и богатых странах, то, наоборот, сельскохозяйственные колонии, возможны только в странах малонаселенных, где много земли и мало рук, работавших раньше на этой земле. Эти колонии отличаются наибольшей устойчивостью.

Каждый колонист в качестве автономного землевладельца получает известный доход от своего труда, вместе с тем делается человеком независимым и очень взыскательным к себе. Он крепко держится за землю. Если в военных и торговых колониях всегда будет серьезная разница в социальном отношении между высшими и низшими, то, наоборот, в земледельческих колониях будет всегда присутствовать резко выраженный демократизм и общее равенство.

В этом смысле великолепным примером является Америка. На всем протяжении Северной Америки, т.е. Канады и территории Соединенных Штатов, мы видим яркую демократическую окраску, так как это земледельческая колония; наоборот, начиная от центральной части Америки, приближаясь к перешейку и к Южной Америке, мы наблюдаем все более резко выступающую аристократическую окраску; здесь находятся прежние испанские завоевания и колонии.

Четвертый тип колоний Рошер называет плантационными: их назначение производить предметы роскоши, столь необходимые особенно теперь для европейской жизни. Их нельзя смешивать с земледельческими колониями; здесь отношения между трудом и капиталом, между плантатором-предпринимателем и рабочим совершенно другое, чем в земледельческих колониях между фермерами и их рабочими. Необходимо добавить, что колонии делятся на две части: колонии эмиграционные и военного происхождения, других не существует.

Греция знала все виды колоний, включая плантационные, например, на Кипре; есть колонии скотоводческие в Сицилии и т.п. И греки, и римляне впоследствии различают только два типа колоний: один тип по гречески «Анойкия» – это колонии, которые образованы вследствие частной инициативы. Это есть эмиграция, вольная или невольная отдельных людей или целых групп.

Другой тип – клерухия – это колонии, учреждение которых велось вследствие государственного почина. Сюда люди не будут переселяться, а будут переселяемы. Всякий гражданин, который живет в клерухии всецело продолжает оставаться гражданином метрополии. Афинянин, который будет жить на Черном море, все равно будет считаться гражданином не данной колонии, а общего города-государства.

Часто колонии превосходят своим богатством и силой саму Грецию. Вот, например, Сиракузы. Сиракузский тиран Гелон во время персидской войны предлагает оказать Греции услугу. Он хочет прийти на помощь, но за это должен быть сделан главнокомандующим войска. Он дает 200 военных кораблей, 2000 всадников, 2000 легковооруженных воинов. Такой колоссальной армии, конечно, не имело ни одно тогдашнее государство, не исключая и Афин, которая во время своего расцвета выставить не могла.

Таковы внешние признаки расцвета колоний. Гомер, Гесиод, Алкей, Сафо, Анакреон, Феокрит, Фалес, Анаксимандр, Пифагор, Эмпедокл, Парменид, Ксенофан, Гераклит, Демокрит, Анаксагор и наконец, Аристотель – все эти имена из колоний. Везде колониальные люди занимают часто первое место. Любопытно, что между материальным и духовным богатством имеется какая-то связь, которая затем наблюдается и во время Возрождения в Италии, в Германии, в Англии и др. государствах.

Давно замечена одна особенность времени итальянского гуманизма: он состоит в связи с увеличением богатства и поддержкою богачами искусства, – с развитием меценатства. То же самое мы наблюдаем и в греческих колониях: отдельные миллионеры, тираны, а также общины и города так или иначе поддерживают целый ряд школ или отдельных выдающихся людей. И мы видим, что расцвет культуры колоний Греции безусловно превосходил в целом ряде вопросов саму Грецию.

Она начала обогащаться только с того момента, когда завоевания отдали в ее распоряжение сокровища Востока и, надо полагать, что в 91 году до н.э. она достигла наибольшего богатства, заключая в себе, по свидетельству Плиния, полтора миллиарда франков (в ценах наших дней).

Богатство Рима было продуктом войны; так было в течение всей древности и даже в новые времена. Подобно тому, как в основе каждого большого капитала в новое время лежит постоянный захват предпринимателем части рабочей силы, так в древности в его основе было ограбление, военная добыча.

В наше время богатство появляется понемногу, настолько медленно, что народы на нем как бы воспитываются, приспособляют к нему свой характер, свои вкусы, свои нравы; напротив, в Риме появление огромного богатства, захваченного на войне, поразило весь мир. Точно золотой дождь излился на страну, до сих пор очень бедную и лишенную всякого денежного оборота.

Этот народ, который проводил свое время на полях и на войне, который до сих пор ограничивался скромными продуктами домашнего хозяйства, который сжигал корабли побежденных и обменивал на блюда и вазы первое золото, которое он захватывал, может быть, не знал займа на проценты или, по крайней мере, пользовался им в весьма незначительных размерах, этот народ отнюдь не был приготовлен к пользованию той массой сокровищ, которая посыпалась на берега Тибра. Речь шла ведь не о постепенном обогащении, возникающем из регулярной экономической деятельности.

Скупые и расчетливые земледельцы, до сих пор бывшие народом простым и грубым, лишь с зачатками торговли, почти лишенным драгоценных металлов, употреблявшихся лишь для украшения женщин и при погребальных процессиях, были поражены обилием богатств и как бы охвачены золотой горячкой. Захват золота сделался главным интересом минуты. В качестве теоретика общей склонности, Катон создал оду, начинающуюся словами:

«Первая обязанность человека – зарабатывать деньги». «О граждане! – говорит Гораций, – прежде всего нужно достигнуть богатства, потом – добродетели…» Деньги – все: богатство единственная вещь, которая неизбежна для приобретения личного уважения. Золоту уступает все. В нем, по словам Пропорция, заключается способ подкупить судей, приобрести все почести и дружбу. Оно могущественнее, чем молния Юпитера…» Никто не оставался глухим к этому поучению.

Богатства, накопленные на Востоке, в Галлии, во всем мире, текли в Рим в виде добычи или контрибуции, как плод грабежа или налогов. Рим сделался и оставался несколько веков самым большим интернациональным денежным рынком. Римляне, эти воины и земледельцы, захваченные страстью к владычеству и обогащению, судили теперь о славе своих полководцев по количеству золота и серебра, какое те приносили, как результат своего триумфа, и эти полководцы привыкли ничего не оставлять побежденному врагу, а народам, друзьям Римского народа, как можно дороже продавать милость Рима.

Этот яростный грабеж не знал ничего священного. В Риме развивается мощная банковская система. Так в своих трудах Цицерон дает весьма полный список банковских деятелей, заимодавцев, проценщи-ков, спекулянтов, как например: Веррес, Помпеи, Брут, Рабирий Планций, Аттик и др. Веррес был не только грабителем Сицилии, но и бесстыдным дельцом, готовым все продать, лишь бы ему хорошо заплатили. Он занимался ростовщичеством и непосредственно, и через подставных лиц, и принимал самое близкое участие в откупе портовых сборов и государственных земель.

Дом Кая Рабирия в течение 2-х поколений стоял во главе обширных финансовых мероприятий. Насколько значительными были суммы, которыми они оперировали, можно видеть из многих фактов, например, Фабий (Пиний) был кредитором города Никеи на сумму в 8 миллионов сестерций (2 млн. франков).

Они образовывали организации, аналогичные нашим банкам взаимного кредита с директорами, кассирами и всевозможными агентами; в эпоху Суллы образовалось под названием «Асиани»товарищество со столь большим капиталом, что оно могло занять государству 20000 талантов (125 млн. франков), а 12 лет спустя долг им возрос до 120000 талантов (750 млн. франков).

Богатством славился всадник Аттик, который, как собственник имел земли повсюду. Постоянное накопление богатств было облегчено Аттику его скупостью: он тратил не более 3000 сестерций в месяц, между тем как его доход достигал 12 млн. сестерций. История Аттика была несомненно также и историей тех 2000 богачей, которые, по словам Цицерона, были повелителями римского государства, историей тех всадников, которые вышедши из скромного состояния и монополизировав в своих руках денежные богатства, принялись приобретать землю, разрушая таким образом основы общественного порядка, давая деньгам преимущество перед рождением, преобразуя политикоэкономический строй общества в плутократический и создавая олигархию, которая вместе с рабством и пауперизмом, образовали три кольца одной цепи, ни одно из которых не могло быть затронуто без того, что не поколебать другие.

Римские капиталисты знали только два способа помещения капитала: более безопасный – земля и более выгодный – заем. Особенно расцвел Рим после покорения Карфагена. С этого же времени начинает развиваться и мореходство римлян. Судоходства и мореходства до первой Пунической войны у римлян неизвестны. В области торговли римляне были пассивны. Торговля и ремесла находились у римлян на низкой ступени развития и находились в руках рабов и вольноотпущенников.

Предметы производства ввозятся чужеземцами. Постоянные победы были причиной скопления в Риме невероятных богатств и роскошного образа жизни. Рим жил грабежами: лихоимство, жадность и подкупы стали первейшей необходимостью римского общества. В самом Риме безнравственность и распущенность переходят от знати к простому люду. На месте неустрашимых воинов и достойных граждан появился пролетариат, изнеженный, немощный, перешедший в конце концов окончательно на хлеба государства.

Вся экономическая деятельность страны находилась в руках рабов. В 27 году до н.э. республика становится империей. Стремление к роскоши и боязнь труда переходят всяческие границы. Рим населен богачами, пролетариатом и рабами. К светлым сторонам государственной жизни нужно отнести превосходные пути сообщения, построенные римлянами, правительственную почту и др. От Атлантического океана до южных границ Египта было устроено превосходное сообщение.

Особенно оживлены были торговые отношения с Александрией, откуда привозились индийские и египетские товары. Римское законодательство все таки, не смотря на свою знаменитость, не могло дать толчка торговле и промышленности, наоборот, сухопутные и речные пошлины тормозили экономическое развитие страны.

Когда, наконец, разнузданность нравов перешла из Рима в провинции, а гнет налогов сделался еще тягостнее, то политическая и экономическая жизнь Римской империи пришли в совершенный упадок. Риму был подвластен почти весь мир известный в о далекое время, но, высосав последние соки из своих провинций, он уже не мог противостоять нашествию германцев в 476 году.

Этот факт не нов в истории мировых цивилизаций. Еще задолго до своей гибели все признаки гибели римского общества были налицо. Подобное наблюдалось и раньше в 3 веке до н.э. во время Пунических войн, которые привели к полному уничтожению Карфагена и к разрушению значительной части Италии: тем не менее, Римская империя не только не была поколеблена, но именно с этого времени начинается ее миродержавная политика и исполинский рост материальных сил.

Необходимо заметить и то, что в этот сложный и неординарный период идет острая борьба между богатыми и бедными. Победоносный Рим развивается в обстановке непрерывных революций и гражданских войн, начиная с аграрного движения Гракхов и восстания Спартака до мирового движения во имя социальной коммунистической справедливости и равенства под знаменем христианства. Но вряд ли Рим является родоначальником социальных революций.

Задолго до Римской империи в 13 в. до н.э. при Рамессидах египетские жрецы сосредоточили во владениях фиванского акрополя 81322 рабочих, которые выступили с социальными требованиями. Революционное движение этого пролетариата первого в истории социального движения рабочего класса. При Рамзесе III произошло восстание рабынь Некрополя. При Рамзесе IX египетский пролетариат прибегает к борьбе путем забастовок. Как мы с вами уже успели заметить, история полна самых любопытных фактов, о которых мы имеем лишь скромные познания.

Попытаемся далее рассмотреть некоторые точки зрения греков и римлян на физический труд. По понятиям древних, физический труд был позорным занятием для свободного человека, делал, как замечает Аристотель в своей Политике, последнего неспособным к добродетели и затемнял его ум. Только война и политика считалась занятиями единственно достойными свободного человека. Физический труд являлся уделом рабов.

В древние времена на земледелие также смотрели, как на занятие, достойное свободного человека. Еще по воззрениям Сократа, оно было благороднейшим занятием гражданина в мирное время. Но скоро и земледелие, как и всякий труд, стал считаться занятием, позорным для свободного человека. Это предубеждение против занятий физическим трудом нашло себе оправдание в воззрениях греческих философов и мыслителей.

По мнению Платона, государственные люди и воины имеют право жить за счет земледельцев и ремесленников, для которых философ едва нашел место в своей республике. Для купцов он отводит еще более низкое место в государстве. Только слабые люди, не способные ни к какой другой работе, могут заниматься торговлей и на городских площадях продавать земледельческие продукты или произведения ремесленного труда.

Правда, без земледельцев и ремесленников нельзя обойтись в государстве, но они не могут принимать участия в общественных делах («Политика» 7,8) и не заслуживают названия граждан. Они не способны к добродетели, их наемная работа не имеет никакой цены.

Эти воззрения были занесены с греческой почвы в Рим и усвоены римскими мыслителями. «Рабочие, лавочники – отбросы города», – с презрением замечает Цицерон. Даже умственный труд, если он плачивался, презирался римлянами. Свободный человек унизил бы свое достоинство, если бы снизошел до занятий педагога. Только медицина, философия, зодчество, производимая в больших размерах торговля, считались почтенными занятиями.

Физический труд был уделом рабов, и они должны были позаботиться обо всем, в чем нуждался господин в его частной жизни. По словам Сенеки, в просторных домах римлян было тесно от множества рабов. О множественности рабов можно заключить из восстаний последних. В первое восстание рабов в 135 году до н.э. войско их состояло из 200000 человек.

Во время восстания гладиаторов под предводительством Спартака число их превосходило 120000 человек. На острове Демосе в конце республики, по данным Страбона, ежедневно продавалось по 10 тысяч рабов. Основываясь на данных переписи, произведенной императоров Клавдием, в бытность его цензором, ученый Гиббон делает такой подсчет рабского населения империи.

По указанной переписи римских граждан было 6.945000. Эта цифра с присоединением женщин и детей, должна была возрасти до 20 млн. Увеличивая вдвое количество прочих жителей всех провинций, по сравнению с числом граждан обоего пола и всякого возраста, и допуская, что рабов в империи было не меньше, чем свободных граждан, Гиббон определяет цифру рабского населения империи в 60 млн.

Если верен этот подсчет, более или менее принятый наукою, то мы можем себе представить, до каких широких размеров развилось рабство в Римской империи в начальную пору ее истории. Определяя численность Рима во времена императора Августа свыше 1,5 млн., Маркардт полагает, что на 600 тыс. свободных людей рабов насчитывалось там в полтора раза больше, т.е. 900 тысяч. Источниками рабства были естественный прирост рабов и обращение в рабство.

Рождение было тем источником, из которого естественным путем непрерывно питалось рабство. По римским понятиям рабыня была полною собственностью своего хозяина; поэтому ее дети становились также рабами. Римляне регулировали естественное размножение рабов точно также, как они делали это с домашним скотом. Катан старший, приравнивая рабов к рабочему скоту, не брезговал извлекать выгоду из связей своих рабов.

По словам Плутарха, Катон распорядился, чтобы его рабы могли, по желанию, иметь сношения со служанками в его доме за определенную плату, им самим установленную, и строго запрещал им иметь связи на стороне, вне его дома.

Еще чаще пополнялся состав рабов подброшенными детьми. Это варварское обыкновение – выбрасывать детей на улицу, на произвол судьбы – стало обычным делом в эпоху империи со времени упадка семейных добродетелей. Об этом печальном событии говорят Светоннй и Тацит.

Чтобы составить себе приблизительный подсчет населения покоренных Римом народов, попадавшего в рабскую неволю, обратимся к статистическим данным из истории военных походов конца республики и начала империи. По свидетельству Тита Ливия, в одном Эпире после побед Павла Эмилия продано было в рабство полтораста тысяч пленных. Марием взято было в плен 90 тысяч тевтонов и 60 тыс. кимвров.

Аппиан упоминает о несметной добыче, взятой Лукуллом в Понте (Митридат, 78), стране богатой и еще не опустошенной войной. Цезарь во время покорения Галлии за один раз продал в рабство 53 тыс.пленных. Если достоверны сведения, сообщенные Плутархом и Аппианом об этом походе Цезаря в Галлию, им завоевано было и захвачено в плен около миллиона человек.

Иосиф Флавий передает, что после разрушения Иерусалима 97 тыс. евреев обращено было римлянами в рабство. За рабами снаряжались специальные экспедиции в Эфиопию, в Малую Азию, Сирию и в придунайские равнины. Пиратство являлось одним из важнейших промыслов и торговли рабами и сделалось со временем выгодной профессией.

Если верить Ксенофонту, Сократ приравнивал рабов к животным и для того, чтобы приучить их к повиновению, советовал воздействовать на их желудок, как обычно укрощают зверей, заставляя их голодать.

По мнению Платона, рабство – естественное явление, обусловленное низким полетом мысли, свойственным особому классу людей. Природа, по словам этого античного философа, создала одних для того, чтобы они приказывали, а других, чтобы они служили и повиновались.

По мнению Аристотеля, рабство – естественное состояние, рабы являются таковыми от природы, они рождаются для того, чтобы служить, точно также, как рождаются люди свободными для того, чтобы повелевать («Политика», 1,2). У раба нет другой воли, кроме воли его господи на, он движется этою волею, он составляет, так сказать, часть господина, являясь членом последнего.

Добродетель раба состоит в абсолютном подчинении и послушании своему господину, в совершенном слиянии с интересами того, кому он принадлежит. Но тем не менее господин не имеет ничего общего с рабом. От него нельзя требовать, чтобы он любил раба: разве можно питать любовь к орудию, которым пользуются в домашнем обиходе?

Эти воззрения греческих мыслителей по вопросам рабства были хорошо усвоены и римскими обычаями. Правда, ближе к периоду возникновения христианства появляются и новые убеждения, в которых мы находим смягчение положения рабов под влиянием философии и литературы. Сенека, Эпиктет и Марк Аврелий развивают новый, более гуманный взгляд на рабство, в отличие от Аристотеля, и указывают на необходимость благожелательного отношения к рабам.

В человеке, всегда, равным и одинаковым, по мнению Сенеки, заключается источник двух сил: душа есть начало свободы, тело порабощения. Действительным рабом является тот, кто отдает себя во власть тела, кто предается сменяющимся впечатлениям радости и горя, кто отдается увлечению страстями.

Тягчайшее рабство, считает Сенека, есть порабощение самого себя. Действительно свободен тот, кто стоит выше увлечений страстями, кто умеет переносить оскорбления и находит всюду довольство, не опасаясь ни людей, ни богов, кто в полном сознании своего достоинства выказывает себя безусловным господином своей воли, сдержанным в своих желаниях.

В одном из своих трактатов Сенека развивает следующую мысль: «Было бы ошибочно думать, что рабство поглощает всего человека; лучшая часть его изъята из рабства. Тело подчинено и принадлежит господину, душа зависит только от себя: она свободна, темница, ее заключающая, не удерживает ее и не препятствует ей возноситься в небесные пространства.

Только тело, следовательно, есть то, что судьба предала во власть господину: только оно покупается и продается. Внутренняя же часть продаже не подлежит: все то, что исходит из нее, свободно». Таково учение Сенеки о свободе духа человека и о ничтожестве социальных различий.

Свой протест против рабства Сенека основывает на несовместимости политической свободы, которую римляне считали неотъемлемой прерогативой граждан с крайностями деспотизма, царившего в семейном быту. «Человек, замечает он, не делает благородным атриум, наполненный почерневшими от времени портретами предков. Никто не жил для нашей славы; то, что было раньше, не наше. Только душа делает человека благородным: она одна может возвысить нас над судьбою».

Сенека доказывает способность раба к деланию добра и уравнивает его в этом отношении со свободным человеком. Признавая рабство состоянием противоестественным, противным природе человека, считая всех людей одинаковыми по своей физической и моральной природе, Сенека провозглашает братство всех людей и во имя этого братства побуждает их ко взаимной благожелательности. «Эта вселенная, говорит он, которую ты видишь, в которой заключены боги и люди, составляет одно целое; мы – члены великого целого».

«Природа создала нас родными, образовав нас из одних и тех же элементов; она вложила в нас взаимную любовь и сделала нас существами общественными. Пусть этот стих: я человек, и ничто человеческое не чуждо мне – будет во всех сердцах и на всех устах. Далее Сенека продолжает: «Кто посмеет ограничивать свободу тем, кто носит тогу? Природа внушает нам быть полезными всем людям: будут ли они рабами или свободными, свободорожденными или вольноотпущенниками, освобожденными на волю пред магистром или пред друзьями, не все ли равно? Где есть человек, там есть и повод делать добро».

Развивая высокогуманный взгляд на человека, как на священную особу, философ раскрывает пресловутый характер гладиаторских состязаний, где для забавы зрителей совершаются убийства людей. В этом взгляде Сенеки на гладиаторские бои нельзя не видеть значительного движения вперед в развитии нравственного сознания римского общества, по крайней мере, передовых его слоев. Подобных взглядов придерживались и такие известные римские императоры, как Марк Аврелий и Эпиктет.

Из уст Плавта римляне, кажется, впервые услышали признание, что раб такой же человек, как и свободнорожденный. Гуманные внушения стоической философии вызвали участие римских правителей и законоведов в горькой доле раба и содействовали смягчению дотоле безотрадного правового положения его.

Свеча, зажженная сверху, нашла своих сторонников и среди простого люда в лице первых христиан, которые поддержали нравственные воззрения в лице лучших людей римского общества. Христианство выступает как религия не только в лице личного спасения. Оно вместе с тем является великой общественной силой, преобразующей общественную среду римского общества в период его разложения.

Как же христианство преобразует общественную среду? Этого она достигает облагораживанием, возвышением духовной природы человека. Дух человека, по учению христианства, есть единственный источник общественной, политической и всякой исторической жизни. Чем совершеннее этот дух, тем совершеннее будет и все им созданное. Таким образом, совершенствование духовно-нравственной природы человека есть та основа, на которой зиждется социальное и всякое другое благоустройство общества.

Христианство не выступает с требованием немедленного уничтожения или отмены рабства, но подготавливает ту социальную реформу, в которой коренится источник рабства. И прежде всего воздействием на нравы римского общества. «Евангелие Христа, как замечает Фаррар, христианизировав господина, освободило раба».

Отношения рабов и господ христианство передвигает из одной плоскости в другую; переносит из области гражданско-правовой в сферу религиознонравственную, которая основывается на любви. Любовь есть обязанность христианина, без нее невозможна истинно христианская жизнь.

«Любовь, говорит Апостол, долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а порадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает» (XIII, 4— 8). Так христианство стремится изменить сердца, нравы рабов и господ, удалить возникающие в них прежде друг к другу недобрые чувства злобы, зависти, гнева, гордости, раздражения и т.п. и заменить их христианскими добродетелями.

Но нельзя не заметить у христианских идеологов двойственного подхода к проблемам рабства. Так, Апостол Павел настаивает: «Господа, оказывайте рабам должное и справедливое», «поступайте с ними, умеряя строгость». Вместе с тем иначе складываются в христианстве и отношения раба к своему господину. Раб должен служить своему господину не из страха наказания, не по нужде, но за совесть.

Исполнение своего долга раб должен видеть не в обязанностях к своему господину, но перед самим Богом. «Рабы, говорит Апостол, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу, не с видимою только услужливостью, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю Божию от души, служа с усердием, как Господу, а не как человекам».

Подобным образом наставляет рабов и апостол Павел, говоря: «Слуги со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым. Ибо то угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо. Ибо что за хвала, если вы терпите, когда вас бьют за проступки? Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу. Ибо вы к тому призваны: потому что и Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его».

Св. Амвросий, рассматривая рабство, делает свое заключение, что рабство производит не природа, а недостаток мудрости в человеке, что освобождает от рабства не человек, но воспитание, что продажа в рабство не изменяет нашего существа и не может связывать нашей нравственной свободы.

Только тот поистине свободен, кто чувствует себя таковым в глубине души; мы называем свободным того человека, которому ничто не препятствует следовать внушениям собственной воли; следовательно, мудрый свободен, для него нет препятствий, которых бы он боялся».

Под влиянием христианства изменяется и отношение к труду. Труд становится обязательным для всех. Прежний паразит, гладиатор, гистрион, цирковой возница, астролог и др. в христианстве становятся работниками. Прежняя куртизанка, актриса, танцовщица с принятием христианства, становятся честными труженницами. Таким образом, христианство создало в экономической жизни римского мира новую атмосферу, неведомую дотоле этому миру – атмосферу свободного труда.

После падения западно-римской империи античную культуру унаследовала Византия, а наравне с культурой и разнузданность нравов Рима. Константинополь стал центром мировой торговли. Однако византийцы, также как и римляне, не были предрасположены к здоровой экономической и политической жизни; наряду со слабыми монархами правили любострастные женщины, фавориты и продажная чернь.

Финансовая система была подорвана бесчисленными монополиями. Выгодным положением Константинополя пользовались, однако, итальянцы несравненно больше, чем сами византийцы. Пизанцы, генуэзцы и венецианцы соперничали здесь между собой из-за первенства в торговле, пока, наконец, Византийская империя не пала от фанатического вторжения османов в 1453 году.