Социальные функции обмена и его институты

Социология с самого начала своего появления заявила о себе как о функционалистской науке. Ее задача — выяснить, для чего существует тот или иной социальный феномен. Каждое общественное явление рассматривается как часть общественной системы и выясняется, какую же функцию в отношении всей системы выполняет эта часть. Начиная со спенсеровской социологии, общество трактовали по аналогии с живым биологическим организмом, а систему обмена сравнивали с системой кровообращения организма. Система кровообращения доставляет жизненно важные питательные вещества каждой клеточке биологического организма. Так и обмен в условиях общественного разделения труда доставляет (распределяет) продукты, товары и услуги в обществе туда, где они необходимы.

Экономисты примерно так и характеризуют функцию обмена — он связывает с помощью своих институтов производство и потребление, спрос и предложение в виде бесчисленного множества потребителей и производителей. Таким образом обмен, выполняя функцию экономической координации, обеспечивает жизнедеятельность общественного организма. Почему так получилось? Обычно экономисты считают, что общественная система с развитой специализацией и профессиональным разделением труда более эффективна — в смысле более производительна, — а обмен необходим как форма кооперации при таком разделении труда. Обмен может быть простой натуральный — в виде бартера, а может принимать денежную форму, может быть случайным или постоянным (ярмарки и биржи), может быть неформальным (уличная торговля), а может принимать более сложные формы многосторонней сделки (обмен недвижимости «по цепочке» требует привлечения специалистов —риэлторов и юристов). Но функция его одна и та же —он соединяет производителя и потребителя, продавца и покупателя (возможно, через цепочку посредников). Обычно в неоклассической традиции обмен рассматривается как чистый тип экономического отношения. Собственно, типичное экономическое действие с точки зрения экономистов — это обмен, а экономический агент —типичная фигура экономического человека, лицо, участвующее в обмене (покупке или продаже). Производство не слишком удобно для экономистов, поскольку там присутствует значимый технологический процесс (на который нельзя не обращать внимания), в распределении слишком много волевых административных (которые по определению неэкономические) решений, а потребление продукта вообще выходит за рамки экономической науки (считается, что если уже есть, что есть, то дальше проблемы не будет). А вот обмен представляет собой чистый тип экономического отношения — там есть две стороны, участвующие в отношении; каждая из сторон действует рационально, учитывая свою пользу; стороны формально равноправны — они учитывают и свои, и чужие интересы; между ними ведется торговля — по поводу определения цены; стороны при разнонаправленных интересах достигают компромисса. Короче говоря, просто идеальная модель экономического отношения — легко просчитывается предмет экономики, выбор наилучшего средства достижения цели. Если такой целью является удовлетворение потребности индивида в чем-либо, то обмен с его процедурой выбора продукта, продавца и цены (лучшим принимается тот продавец, у которого ниже цена на продукт нужного вида и качества) — лучшее средство достижения цели и способ максимизировать благо.

Как ни странно, хоть обмен в экономической науке воспринимался как самое экономическое из всего экономического, но после меркантилистов на него не очень-то обращали внимание. Почему? Потому что считалось: обмен — простая по технологии процедура, которая лишь обслуживает связь производства и потребления. Другое дело — производство: там нужно продукт еще произвести, преобразовать материал природы, так сказать. Или потребление — там нужно еще продукт потребителю выбрать и найти деньги на его покупку. А обмен — раз-два и готово, там присутствуют две стороны, всегда желающие совершить сделку. На самом деле только представители новой институциональной экономики показали, что обмен — это не такая простая процедура, как кажется. Самобмен требует издержек — это затраты на сделку (их назвали трансакционными издержками). То есть для производства требуются трансформационные издержки, а для обмена — трансакционные. (Почему-то институционалисты зациклились на обмене, они не рассматривают издержки времени на потребление: ведь для потребления тоже требуется время — например, чтобы читать книгу, потребуется время, а не читать — гораздо быстрее. Кстати, и социальные процессы требуют разных затрат, то есть различаются по своим издержкам: например, брак требует колоссальных социальных издержек, если мерить их временем, отведенным на жизнь; казалось, одиночество более эффективно в этом плане — издержки меньше, а вот и нет, оказывается, одинокие в среднем живут меньше, чем состоящие в браке.) Институционалисты показали также, что обмен не осуществляется в произвольной форме — он организован по правилам, т. е. институционализирован. Ведь обмен с юридической стороны представляет обмен правами собственности на предметы, участвующие в сделке. Эти права должны восприниматься одинаково сторонами, участвующими в обмене, и необходима законная процедура подтверждения обмена правами собственности (когда вы что-либо покупаете в супермаркете, когда переходит к вам право собственности на вещь: когда вы положили глаз на полку? когда вы положили вещь в корзинку? Нет, только когда вы заплатили деньги за свою покупку и получили документ — чек, который и есть ваш договор о передаче вам права собственности на покупку. А знаете, сколько написано еще правил торговли, чтобы вы их не замечали?).

И еще институционалисты открыли, что информация в процессе сделки распределена несимметрично; идеально — когда поровну, но так бывает только в исключительных случаях. Обычно одна сторона в обмене лучше осведомлена о товаре (или о процедуре обмена, или об экономической ситуации в целом и т. д). Эта асимметрия информации может быть использована одной из сторон (а то и каждой) в свою пользу. Сравните, например, ситуацию с информацией у сторон о таком товаре, как подержанный автомобиль, — продавец знает все, а покупатель? Такое поведение институционалисты назвали очень скромно — оппортунистическим — т. е., в общем, как-то не по-джентельменски ведут себя экономические агенты. Выяснили, что стороны в обмене готовы и обмануть друг друга — вот оказывается как, а мы и не подозревали! Но почему не обманывают? Или почему не всегда обманывают? А если обманывают, то что заставляет стороны вступать в отношения обмена?

Экономисты полагают так, что у одного есть одно — и у него много этого одного, а у другого —другое, и этого другого у него тоже много. Вот это различие в обладании разными благами по качеству и количеству и заставляет людей вступать в отношения обмена. Несмотря на сложность самого процесса обмена (или обмана). Стремление получить больше, чем у тебя есть, и заставляет людей преодолеть страх и идти на риск, вступая в «коварные» отношения обмена. Это и есть рациональный выбор —«риск есть, а мы — невзирая на него». Но ведь обмен эквивалентен по стоимости — т. е. меняются равные по ценности для сторон вещи. Что же заставляет стороны менять шило на мыло? Только разнокачественность предметов, участвующих в обмене, — если нет того, что надо, а есть, что лишнее, тогда обмен состоится. Дальше экономисты в подробности не вдаются — просто считают, что так устроен человек. Хотя можно было со стороны социологии подкинуть им пару вопросов: почему человеку требуется то, чего у него нет? Почему не довольствуется тем, что есть? Или почему вступает в отношения обмена, ведь мог бы назло, из вредности отказаться, типа если у меня нет, то пусть и у него не будет!

А почему все-таки не обманывают постоянно в обмене? Институционалисты считают так: невыгодно, если институты построены таким образом, чтобы предотвратить обман, сделать его слишком дорогим. Кроме того, есть репутация, долгосрочные отношения с партнерами, в целом — себе дороже. А если бы было дешево, то обманули бы точно? Видимо, ответ экономистов — да. Кстати, легко спорить социологам с экономистами, когда ты сам задаешь им вопросы и сам за них отвечаешь. Никаких проблем, а в реальной жизни похуже — экономисты вообще говорят на другом языке и социологических вопросов не понимают. Но вот что социологи думают об обмене и его социальной функции.

Обмен социологи рассматривают как некий общий тип социального взаимодействия. Он не вытекает из простого и незатейливого желания сторон чем-либо обменяться. Сначала общество должно признать легитимность обмена, организовать обмен как типический социальный процесс со стандартными схемами ролевого поведения, установить санкции за нарушения правил обмена, привить моральные ценности, регулирующие обмен (справедливость), научить людей считать и сделать еще много другого. И только после этого обмен как сделка может состояться. Как мы показали в предыдущем параграфе, сначала обмен возникает как дарообмен — строго заданная социальная структура — и вместе с ним развивается экономический обмен. Но ни в примитивных, ни в древних обществах обмен не выступает конституирующей социальной структурой. Карл Поланьи приводит простую (может быть, слишком простую) схему, в которой показывает, как тип общества зависит от господствующих экономических отношений. Примитивные общества в основе своей строятся на отношениях реципрокности (взаимной помощи и поддержки); все остальные отношения, в том числе обмен, там представлены незначительно. В архаических обществах, где уже появляется государство, главенствующим отношением становится перераспределение, и в меньшей степени представлены реципрокность, обмен и рынок. В традиционных обществах, таких как Римская империя или средневековая Европа, в свои права вступает обмен, но еще не появился свободный рынок (там еще рынок выступает только как место торговли). И только в современном обществе обмен приобретает форму свободного капиталистического рынка и начинает регулировать все остальные социальные отношения. Это и есть «великая трансформация», о которой говорил Поланьи, экономика в виде свободного рынка подчиняет себе все общество. Не все социологи согласны с Поланьи, но одно положение вне споров — экономический обмен появляется только в определенную историческую эпоху, было время, когда его вообще не было, но сегодня обмен играет важнейшую роль в экономической и социальной жизни.

Как социологически можно объяснить процесс обмена? Для начала давайте посмотрим, прав ли был Дж. Хомане, когда выводил отношения обмена у людей из отношений обмена, которые присутствуют в животном мире. Экономисты, например А. Смит, забавно считали так: “…Nobody ever saw a dog make a fair and deliberate exchange of one bone for another with another dog” («…Никто и никогда не видел, чтобы собака была способна запланировать и честно поменяться косточкой с другой собакой»). Оставим собак в этом примере экономистам, социологи все больше смотрят на обезьян. Так вот, социология приматов научила нас, что наши ближайшие родственники — приматы, если кто не знает — не могут существовать без обмена: они постоянно находятся в общении, что-либо сообщают друг другу; у них развита система знаков и сигналов, они также взаимно помогают друг другу. Социальные взаимодействия и обмен деятельностью как взаимная помощь возникли задолго до появления человека в этом биологическом мире. У приматов, безусловно, присутствует тот тип социального обмена, о котором говорил П. Блау, — обмен индивида и группы. Приматы способны делиться, и у них развито кооперативное поведение, недавно обнаружен так называемый «эффект дарения»: больше ценится то, что подарено. То есть обмен как общая форма жизни у них присутствует. Но вряд ли дарообмен с разделением по времени способен проявиться в их группе — отнять они точно способны, но подарить, сознательно ожидая ответный подарок, вряд ли, не говоря уже об экономическом обмене. А вот у человека вполне возможно, что дарообмен имеет свои корни в таком феномене поведения, свойственном животным, как «примирение». В группе приматов обязательно случаются конфликты по разным поводам, и агрессия в явном виде проявляется. Но сколь долго она может продолжаться (у людей может продолжаться сколь угодно долго — вы сами знаете примеры)? Оказывается, приматы, в отличие от людей, не могут сколько-нибудь долго существовать в состоянии агрессии, причем примирения ищет, как правило, сам агрессор. Иначе стрессовое состояние всей группе обеспечено; даже если агрессор упрямится, другие посредники (в группе приматов это обычно самки) могут помочь ему преодолеть свою гордость и помириться. У детей 6—7 лет также наблюдается тенденция после агрессии немедленно установить мирное состояние дел в группе, с возрастом такое проходит. В примитивных обществах этот феномен социального примирения принимает форму совместных ритуальных танцев (в которых уже изображается, т. е. культурно осмысливается, и тем самым отрицается агрессия и провозглашается примирение), совместной трапезы или обмена подарками. Возможно, что дарообмен в виде Kula ring это превентивное примирение, корни его в стремлении заранее погасить возможность агрессии. Итак, дарообмен (как и труд) — все-таки культурный феномен, появляется он только у людей, и его функция — в установлении мирных социальных связей и предотвращении агрессии.

Теперь посмотрим, какой сложный процесс представляет экономический обмен с социальной точки зрения. Человек живет в своем особом искусственном мире культуры: если животное только приспосабливается к окружающей среде, то человек ее активно преобразует. Природный мир наполняется созданными человеком предметами, — так создается из природного социальное пространство, которое и окружает человека с самого рождения. Мир человека наполнен не только субъектами — другими людьми, но и объектами — тем, что сделано другими. Как говорил Бруно Латур: «…Не заблуждаются ли социологи, пытаясь сделать социальное из социального, подлатав его символическим, не замечая присутствия объектов в тех ситуациях, в которых они ищут лишь смысл? Почему социология у них остается безобъектной?». Так вот, наполняя мир человека вещами, мы одновременно наполняем его мыслями о вещах и отношением к вещам, а не только к людям. Все эти отношения — и к вещам, и к людям — предполагают придание им ценности.

Мир реальности для человека дополняется ценностным миром. Существуют объект и его ценность, фиксирующая субъективный взгляд человека на этот объект, как часть или момент социальных отношений по поводу этого объекта, в которые вовлечен и данный субъект.

Ценностный подход к объекту предполагает:

  1. выделение его из круга всех других объектов;
  2. сравнение этого объекта с другими объектами;
  3. отнесение этого объекта к своим потребностям и интересам;
  4. оценку усилия для приобретения этого объекта;
  5. придание субъективной ценности данному объекту;
  6. сравнение субъективной и интерсубъективной ценности объекта с последующей корректировкой ценности в сторону его как бы объективной оценки.

Что происходит в обмене с точки зрения ценностного подхода?

В обмене каждая сторона придает субъективную ценность той вещи, которой обладает, и той, которой хочет обладать. При этом вещи, участвующие в обмене, сравниваются и с системой потребностей, и с другими вещами, способными замещать данную потребность.
Если вам, например, очень хочется купить iPhone, то, как бы вы ни любили его, вы понимаете: это всего лишь телефон, вы сравниваете его с другими телефонами, и немаловажную часть в этом сравнении играет не только качественная характеристика (iPhone имеет функцию multitouch, а другие — нет), а цена — вы понимаете, что за цену iPhone вы можете купить два примерно аналогичных телефона. Тогда в игру вступают и другие вещи, которые вы можете купить на сдачу, т. е. рассматриваются не сингулярные объекты, а наборы благ за определенную сумму денег. Потом вы приходите к выводу: зачем вам вообще iPhone, если у вас уже есть другой телефон, а деньги лучше вообще потратить на другое (выберите по желанию) и т. д. Однако все это субъективная ценность, которая может стать еще только интерсубъективной — подтвержденной другими людьми (которые, как и вы, страсть как хотят купить iPhone). Объективной ценность становится только тогда, когда вы обменяете свои потом и кровью заработанные студенческие деньги на вещь, которую хотите купить.

Итак, обмен с социологической точки зрения —это процесс объективизации субъективных ценностей. В обмене подтверждается субъективная значимость вещи для каждой из сторон и устанавливается путем торговли объективная пропорция обмена. Обмен — и в этом его важнейшая социальная функция — выводит индивидуальный ценностный мир человека в социальный мир объективных отношений. Ценность — это не стоимость и цена, стоимость предполагает затраты на производство вещи (сколько пошло труда, материала и оборудования на его создание), но важна не ваша индивидуальная стоимость (сколько у вас потребовалось бы времени на производство iPhone), а средняя по отрасли (iPhone производится в Китае, и стоит не так много — вы, наверное, видели подделки, которые стоят раза в 4 меньше оригинала, — велика не его стоимость, а его цена); цена предполагает, за сколько данный товар продается, но опять же важно то, не за сколько он вам продается, а за сколько он всем продается; цена зависит от разных факторов (в случае iPhone в цене важна не стоимость продукта, а ценность бренда), но в общем случае цена определяется спросом и предложением. Ценность в обмене — это, в отличие от цены и стоимости, субъективная оценка продукта.

Ценностный подход в обмене позволяет выявить мотивацию субъектов обмена — с точки зрения экономистов обмен должен представлять собой процесс обмена эквивалентов, т. е. равенство по ценности и стоимости продуктов в обмене. Иначе, почему-то считают они, обмен не состоится: один никогда не уступит другому (видите, экономический человек — еще человек упрямый и неуступчивый). Но в действительности (наша модель социологического человека больше приближена к реальности так, как мы ее понимаем) уступает и один, и другой. Как видите, социологический человек — приветливый и уступчивый, а не этот экономический болван (rational fool, как назвал его Амартия Сен). Обмен — это компромисс в большей степени, чем конкуренция.

Что же заставляет человека вступать в обмен? Не равенство же по стоимости продуктов (типа удачно подобрал пропорцию!)? Дело, конечно, в том, что в обмене возрастает субъективная ценность предметов — для каждой из сторон. То есть в обмене создается прибавочная ценность — каждая из сторон со своей субъективной точки зрения в момент совершения обмена получает нечто большее, что отдает взамен. Это и есть мотивация обмена, считал Зиммель. В нашем примере, если вы отдаете эти сумасшедшие деньги за iPhone, то он для вас представляет нечто большее, чем та сумма денег, которой вы жертвуете. Это потом вы поймете, как жестоко вы ошибались, но в момент сделки вы счастливы — одна из незначительных функций обмена: на мгновение он делает людей счастливыми. Более значительная его функция — обмен служит средством удовлетворения потребностей людей, причем не только базовых: без необходимого человек легко обходится, без излишеств — никогда iPhone в нашем примере — это не только средство связи, но больше средство социальной связи — его покупают не только, чтобы звонить и быть на связи с другими, а чтобы быть вместе с теми, кто понимает, чтобы приобщиться к тем избранным, которые им владеют, одновременно отделяя себя от всех других, формируя в сходстве и отличии свою собственную идентичность.

Развитие обмена привносит много нового в общественную организацию. Наряду с системой родственных, дружеских (эмоционально-личностных) отношений, с системой юридической или властной (иерархической) зависимости они формируют новый тип отношений, создают особый вид взаимодействий. С развитым разделением труда и сформировавшимися отношениями обмена общество приобретает иную социальную организацию — это общество органической солидарности, обмен предполагает общество индивидов, где каждый отличается от каждого, и общество санкционирует и легетимизирует эти отличия. Прежде всего, отношения обмена являются более или менее равноправными, независимыми, свободными. Обмен означает признание участвующих в нем полноправными собственниками, имеющими право распоряжаться своей собственностью по своему усмотрению. Общество, провозглашая обменивающихся собственниками, гарантирует им защиту от использования силы или власти сторонами в акте обмена. Это уже само по себе означает некоторое равенство, и такое равенство положения ведет к тому, что не имеют особого значения различия обменивающихся и, следовательно, никакие кастовые, возрастные, должностные и другие различия не играют заметной роли. Уравнивая обменивающихся, обмен дает им и некоторую независимость. Они могут зависеть от другой стороны своим желанием, необходимостью совершить обмен, но нет никакой силы, которая принуждала бы их к его совершению, кроме собственной воли. А вместе со своим развитием обмен дает человеку и свободу выбора партнеров по взаимодействию. С развитием обмена человек получает возможность преследовать свои интересы, собственную выгоду, и общество не только не препятствует этому, но наоборот, старается культивировать индивидуализм. Таким образом, обмен повышает роль индивида, его личных, собственных интересов и свободы выбора — в этом замечательная социальная функция обмена. Даже первоначальное развитие обмена в примитивных обществах означает более высокий уровень социального развития. Отношения обмена предусматривают ориентацию на другого человека, учет его интересов, означают усиление социального взаимодействия.

Отношения обмена ведут к развитию рациональности (в смысле калькулятивности) в поведении людей, так как требуют предварительной счетной оценки затрат и результатов, получаемой выгоды. Обмен требует счета и расчета, планирования и подведения итогов. Неслучайно появляется система двойного счета — бухгалтерия — как соответствующая развитым отношениям обмена. Гуссерль потом называл эту тенденцию «арифметизацией» и «геометризацией» повседневного мышления. Границы деления территорий (например, земельных наделов) вдруг стали прямыми и четкими линиями, если средневековые города развивались стихийно без всякого плана — вспомните их узкие и кривые улочки (например, Картахены или Гамластан). Новое время принесло новые города — спланированные как регулярная система прямолинейных улиц, пересекающихся под прямым углом и делящих пространство на фрагменты строго геометрической формы (Петербург — хороший пример). Таким образом, развитие обмена ведет к распространению количественных оценок тем самым способствуя рационализации повседневного мышления и действия — в этом его еще одна социальная функция.

Обмен представляет в обществе огромное множество индивидуальных трансакций, они упорядочены и совершаются по правилам, обмен — это институционализированный процесс. Если ценности, формируемые в обмене, субъективны, то стоимости, выраженные в денежной форме, сразу же подчинены общественной логике. Деньги — это один из важнейших институтов обмена. Выделение обмена в самостоятельную структурную часть экономики, а с ним и развитие институтов обмена происходит благодаря переходу от простейшей, случайной формы стоимости к полной, а позднее — к денежной формам меновых отношений. Прежнее развитие обмена до и на стадии его простейшей формы обеспечивалось социальными институтами неэкономического характера, переход к более развитым формам связан с образованием непосредственно экономических институтов. Эквивалентная форма стоимости перестает носить случайный характер, как это имело место при простейшем обмене. Полная форма стоимости характеризует состояние социальных отношений обмена, образующих бесчисленное множество меновых пар. Каждый товар вступает в меновые отношения с разными другими товарами, он не ограничен одной случайной товарной парой. Каждый товар способен служить выразителем стоимости любого другого товара. Стоимость товаров получает множество форм выражения, и всевозможные товары поочередно выступают эквивалентами, поочередно воплощают чужую стоимость. Здесь отчетливее проявляется социальная природа товара, поскольку товар перестает быть привязан к конкретной потребительной стоимости, или товарной телесности. Теперь каждый отдельный товар находится не в случайном меновом отношении к такому же отдельному товару, а становится в необходимое общественное отношение ко всем товарам, поскольку с любым из них может раскрыть социальное содержание стоимости. И эта возможность создает без­ различие всякого товара к той потребительной стоимости, в которой он может проявить собственное стоимостное содержание. Однако для такого состояния обмена характерна постоянная смена эквивалентов, а значит, отсутствие единой устойчивой формы стоимости.

В полной форме стоимости, в отличие от простой формы, происходит важнейшее изменение. С установления многосторонности меновых отношений стоимость отдельного товара стремится к независимости от того эквивалента, который она встречает в другой товарной форме. Причина состоит в том, что за новыми более сложными формами стоимости стоят более развитые и регулярные меновые отношения. Теперь каждое отдельное отношение обмена двух владельцев товаров перестает носить случайный характер, оно становится общественно необходимым. Теперь любой владелец товара способен найти выражение стоимости своего товара в товаре всякого другого товаровладельца, если, конечно, как и в случае с простым меновым отношением, речь не идет об аналогичной потребительной стоимости. Всякий товар начинает играть роль эквивалента или значения стоимости любого иного товара. Правда, эквивалентная форма стоимости при таких меновых отношениях никогда не становится устойчивой, исключительной для определенной потребительной стоимости.

Следующей ступенью развития обмена становится всеобщая форма стоимости. Здесь общество приходит к практике использования в качестве эквивалента стоимости любого товара лишь одного-единственного конкретного товара. Эквивалентная форма является не просто единственной, но еще и единообразной, а значит, необходимо навязываемой всем товаровладельцам. По словам К. Маркса, «вместе с тем обнаруживается, что так как стоимость товаров представляет собой “чисто общественное бытие” этих вещей, то и выражена она может быть лишь через всестороннее общественное отношение, что форма товарной стоимости должна быть поэтому общественно значимой формой». Подобная ступень развития меновых отношений фиксирует то, что в масштабах всего данного общества все конкретные формы труда сводятся к общему моменту человеческого труда вообще, т. е. к затрате человеческой рабочей силы. Всякий человеческий труд принимает облик, воплощенный в телесной форме всеобщего эквивалента. Вместе с тем товар, ставший всеобщим эквивалентом, перестает в масштабах общества принимать относительную форму стоимости, он должен исчезнуть из сферы потребления. Его удел — служить исключительным знаком стоимости для всех, и в этой своей форме выражать, с одной стороны, «общественное бытие» вещей, а с другой — социальные отношения товаровладельцев. Такой товар знаменует движение от неовеществленных социальных отношений к овеществленным.

С точки зрения мыслительных практик необходим и другой важный переход. Если первоначально на роль всеобщего эквивалента претендует товар, который нужен всем, т. е. обладает универсальной потребительной стоимостью, то постепенно роль, которую он играет, приходит в противоречие с его потребительским значением для общества.
Эквивалентом становится обыкновенно тот товар, который наиболее часто вовлекается в меновые отношения. Пока товар остается в форме эквивалента, его будут стараться удержать от потребления, и наоборот, потребление товара, играющего роль эквивалента, снижает возможности меновых отношений данного общества. В такое противоречие, как правило, попадал у кочевых народов скот, приобретающий функции эквивалента, заводя в тупик дальнейшее развитие меновых отношений. Пока данный товар-эквивалент не вытеснялся окончательно с рынка в качестве потенциального предмета потребления, до тех пор единая относительная форма стоимости не приобретет общественной значимости. И как только такой переход происходит, создаются возможности возникновения последней, денежной формы стоимости. Наконец с появлением всеобщего эквивалента ни одна меновая операция не может уже совершаться без его участия. Все товаровладельцы охотно используют данный эквивалент, потому что лишь он свидетельствует о стоимости их товара в данном обществе. И другим средством он заменен быть не может. Поэтому всякие случаи обмена без его участия будут нарушениями системы обмена целого общества, и помимо потребительной стоимости не дадут участникам сделки никакого социального содержания. В то время как простейший обмен строился на том условии, что оба участника обмена стремятся к получению определенной потребительной стоимости, с появлением всеобщего эквивалента именно получение его становится целью одного из участников всякого менового отношения. Тем самым меновое отношение выступает в виде актов купли-продажи.

Социологически, чтобы вещи относились друг к другу как меновые стоимости, как товары, товаровладельцы должны относиться друг к другу как лица, воля которых распоряжается этими вещами, т. е. как частные собственники. Поэтому развитому обмену соответствует его важнейший институт — частная форма собственности, с четкой спецификацией отдельных прав. Обмен предполагает равенство сторон отношения со стороны обоюдности признания друг за другом прав собственности на владеемый предмет. Участники обмена должны увидеть друг в друге владельцев вещей, представляемых к обмену. Указанное равенство позволяет каждому распоряжаться своим предметом на собственное усмотрение. Если участники обмена зависимы друг от друга, если на них действует общая им сеть отношений в сторону ограничения свободы воли в отношении предмета обмена, тогда эти социальные моменты, предшествующие обмену, вступают в противоречие с самим меновым отношениям. Там, где обмен еще не развит, не регулярен, где господствует натуральное хозяйство, там меновые отношения будут испытывать давление внешних социальных отношений, будут уступать и даже подчиняться им. Однако в обществе товаропроизводителей мы увидим обратную картину. Здесь меновый императив будет стремительно нарушать все прежние сложившиеся социальные связи участников. Главным орудием этого императива становится потребность в предметах потребления, создаваемых другими людьми. Потребность эта усиливается по мере общественного разделения труда и развития промышленности.

Обмен, не теряя своего экономического содержания, выступает правовой сделкой, т. е. имеет форму юридического договора. Дж. Коммонс показал, что в капиталистическом обществе все меновые сделки носят характер взаимной передачи прав собственности. В трансакции встречаются и приходят к согласию воли двух контрагентов-собственников. Очень существенным обстоятельством Дж. Коммонс считает, что с господством капитализма произошло изменение значения собственности. Он пришел к такому выводу в результате анализа судебной практики США в конце XIX в. Если прежде собственность связывалась с физическими качествами, с предметностью, то капитализм прямо и ясно связал ее с меновой стоимостью вещи, со способностью блага к обмену, и, следовательно, с извлекаемой из этого выгодой. В этом смысле трансакция направлена к выгоде сразу двух сторон менового отношения. Продается не вещь, а обещание будущего поведения, с одной стороны, и разрешение другой стороны воспользоваться служителями закона, чтобы получить обещанное поведение в случае надобности. Институты обмена связаны самым прямым образом с социальной системой власти в обществе. Контроль над процессом обмена и обладание его средствами, такими как, например, деньги, позволяет осуществлять господство не только в области экономических отношений, но и за их пределами. На одном из ранних исторических этапов в борьбу за это господство включается государство. Со временем ему удается подчинить себе многие институты обмена. Государство становится главным гарантом и единственным производителем денежного материала — монет, бумажных денег и т. п. Обладая наивысшей принудительной силой в масштабах всего общества, государство выступает негласным или теневым арбитром по отношению к нескончаемому процессу совершения сделок и перемещения прав собственности между агентами рынка. Право признания законности или незаконности менового договора становится исключительной монополией государства. Государственная власть выступает исторически мощным рычагом стабилизации практики меновых отношений в обществе.

Устойчивый и необходимый обмен создает обращение. Условием обращения служит совокупность, или поток меновых отношений, охватывающих совокупность людей, или все общество, когда товары начинают выступать в виде цен, когда образуется система связей, называемая рынком. Сущность обращения заключается в обращении меновых стоимостей, определенных в виде товарных цен. В качестве носителя этой сущности выступают деньги. Поэтому социологический анализ обращения нацеливается на исследование явлений рынка и денег. По существу рынокэто институт обмена, он выступает как механизм размещения ресурсов и определения их экономической ценности. Функционирование рынка происходит согласно законам спроса и предложения, которые согласуются друг с другом случайным образом, т. е. независимо от человеческой воли. Поэтому среди экономистов так принято считать рынок оптимальным механизмом распределения экономических благ и ценностей. Социальное содержание рынка определяется процессом взаимодействия экономических субъектов в системе общественного разделения труда, процессом борьбы экономических интересов за господство и за лучшие условия обмена. Социальная структура рынка начинается с конкуренции между множеством различных продавцов и покупателей и заканчивается трансакцией для пары из них. Рыночная трансакция происходит, только когда самый низший предел цены, за который согласится отдать свой товар тот продавец, кто способен на эту планку из всей массы товаровладельцев, не будет превышать самого высшего предела, за которым бы нашелся покупатель, готовый отказаться от соответствующей суммы денег. Здесь каждый участник рынка самостоятельно и свободно определяет рациональность того или иного действия в отношении принадлежащих ему прав собственности по поводу тех благ, что доставлены на рынок. На рынке денежным выражением величины стоимости товаров становятся их цены.

Понятие «рынок» включает смыслы физического пространства, социального взаимодействия в этом пространстве, систему правовых обязательств в рамках этого взаимодействия. В докапиталистическую эпоху рынки были связаны с формированием городов и являлись центрами на пересечении торговых путей. Позднее, при феодализме рынки превратились в сезонные распродажи (ярмарки), выходя за локальные рамки. Их национальный масштаб закрепляется в институтах государственного масштаба. С капитализмом развиваются международные рынки и рынки труда. Таким образом, сейчас система рыночного обмена включает четыре составляющих: промышленный рынок, рынок труда, финансовый рынок и массовый потребительский рынок.

На фоне развития рыночных отношений в обществе происходит развитие различных форм предоставления тех или иных благ в долг, обмен может осуществляться с отсрочкой, кредит — это один из важных институтов обмена в современном обществе. Их пересечение происходит по мере укоренения практики передачи в долг самих денег как всеобщего стоимостного эквивалента. Денежные займы в масштабах всего общества приводят к созданию специфического денежного рынка. В дальнейшем с ростом увеличения сроков предоставления денежных займов, а также с включением в оборот разного плана иных долговых обязательств, таких как (например, закладные, векселя, акции), возникает еще одна рыночная форма — рынок капитала. С точки зрения своей формы, капитал выступает в виде накопленного денежного богатства, приносящего его владельцу прибыль в виде процента, поскольку этот владелец выступает участником рынка и до той поры, пока он им выступает. Данная способность денег не просто представляется людям, включенным в меновые отношения, как некая магическая сила, но делает сами деньги еще более привлекательными и вожделенными предметами обладания. Соединяясь в единый социальный институт, рынок капитала и денежный рынок образуют общий финансовый рынок. Функционирование современных финансовых рынков демонстрирует процесс отрыва денег от процесса производства, и даже экономики в целом. Финансовые операции принимают фиктивный, виртуальный, спекулятивный вид, тем самым образуя особую категорию социальных отношений.

Нельзя говорить о финансовых рынках, не рассмотрев такой институт обмена, как банки. Исторически банки возникли в связи с потребностями, во-первых, обменивать разные денежные единицы или монеты; во-вторых, для надежного и безопасного хранения денежного богатства; в-третьих, для кредитования, для предоставления денежных средств в долг под проценты. Постепенно банки стали заниматься дополнительными операциями, как, например, перевод денег со счета на счет и предоставление денег клиентам в зависимости от их запросов. В современной капиталистической экономике большое значение имеют банки для корпоративных стратегий и структур. Социология рассматривает процесс принятия стратегических корпоративных решений в свете обусловленности их состоянием банковской деятельности и финансовых институтов в целом. С другой стороны, банковская практика кредитования широких слоев населения привлекает внимание в разрезе потребительского кредита. Особый интерес данная проблема вызывает вместе с ростом так называемого «отсроченного потребления».

Однако рынок, цена, сделка или деньги, кредит и банки — это все в большей степени экономические, нежели социальные институты обмена. Но есть и собственно социальные институты обмена. Упоминалось, что важным социальным институтом обмена является договор (контракт). Мы уже говорили о частной собственности как институте обмена, но собственность и контракт как юридические формы только отражают способ социального отношения индивидов в обществе. Частная собственность предполагает, что каждый гражданин может быть собственником, и его право собственности, подкрепленное контрактом, защищается всей государственной системой права. В сущности, каждый гражданин также может стать участником обмена, обмен в развитой форме предполагает признание социального равенства индивидов, участвующих в обмене. Хоть они могут и отличаться по уровню богатства и власти, но обмен предполагает такие правила, что дворянин и простолюдин уравнены в правах участника обмена. Каждая сторона должна признавать равнозначность личности, участвующей в обмене. Но самое важное —учитывать не только свои интересы, но и чужие. Так другой становится как каждый, «я-сам» рассматривается как другой, отмечал Поль Рикер.

В соответствии с этим требованием равенства впоследствии сформировались моральные институты обмена — доверие и справедливость. В позднее Средневековье денежный обмен (с присущими ему количественными атрибутами — счетом, расчетом и учетом) становился конституирующим социальным отношением, необходимо было сформировать соответствующую ему систему моральной оценки — что должно и правильно делать в денежном взаимоотношении. Возникают такие понятия, как «честность в обмене», «точность в расчетах», «справедливая цена». Таким образом, сама справедливость повседневная (в отличие от высшей божественной) возникает из развивающихся отношений обмена. В отличие от древнего общества, где отношения перераспределения господствовали над отношениями обмена, теперь справедливость трансформируется из дистрибутивной в коммутативную (справедливость в обмене). Справедливость теперь все больше понимается (с помощью средств разума), а не только чувствуется. Монтескье в работе «О духе законов» подметил это влияние торговли на справедливость: «Дух торговли порождает в людях чувство строгой справедливости; это чувство противоположно, с одной стороны, стремлению к грабежам, а с другой — тем моральным добродетелям, которые побуждают нас не только преследовать неуклонно собственные выгоды, но и поступаться ими ради других людей». Доверие, как и справедливость, становится необходимым институтом обмена — чтобы вступить в сделку, необходимо доверять другой стороне. Вот это непросто, соответственно, необходимы были правила доверия, которые позволяли бы участвовать в обмене — появилось такие понятия, как честность и репутация, деловое имя, умение держать слово. Доверие постепенно в обмене переходит из области чувства (точно так же, как и справедливость) в область знания или рационального отношения. «Вера и доверие принадлежат начинающейся рефлексии и предполагают представление и различие; так, например, не одно и то же — верить в языческую религию и быть язычником. Это отношение, или, вернее, лишенное отношения тождество, в котором нравственность есть действительная жизненность самосознания, может, правда, перейти в отношение веры и убеждения, а также в отношение, опосредствованное дальнейшей рефлексией, в понимание посредством оснований, которые также могут отправляться от особенных целей, интересов и соображений страха и надежды или от исторических предпосылок». Доверие как расчет снижает степень неопределенности в обмене решает проблему риска (настаивал Никлас Луман) и активизирует действие в условиях выбора. Но в процессе обмена доверие важно не только межличностное, но еще и институциональное — доверие институтам обмена (рынку, бирже, деньгам. Например, если вас обманули на рынке — что, еще нет? — вы теряете доверие к контрагенту, но вряд ли потеряете доверие к рынку как системе вообще и деньгам как институту обмена).

Безусловно, сегодня даже среди экономистов лишь ленивый не говорит об отсутствии общего взгляда на институты. Тем не менее можно и даже очень полезно достигнуть некого единства в понимании возможного поля исследований. Опыт экономической социологии подсказывает, что наиболее важные институты и наиболее значимые темы институциональных исследований широко известны. По крайней мере такое авторитетное направление, как институционализм, предлагает в качестве таковых рассматривать рынок, фирму и государство. Однако углубленный институциональный анализ нацеливает на конкретизацию и доведение институциональных связей до множества разнообразных форм и процессов. Именно в таком виде сегодня и представляются институты обмена.

Итак, мы рассмотрели с социологической точки зрения сам обмен, социальные функции обмена и его институты (напомним, что в исследовании институтов обмена Дюркгейм видел предмет экономической социологии — мы выполняем с удовольствием его программу). Но обмен в современном обществе не мыслим без денег, следующий параграф посвящен этому приятному во всех смыслах вопросу.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)