Разум и его общая для живых существ функция

Итак, до сей поры бытует мнение, что лишь человек обладает разумом. Более того, со времени Декарта вера во всемогущество разума поистине стала новой религией. Для Декарта как провозвестника рационалистической религии не существовало проблем, которые не могли быть решены, не было тайн и загадок природы, перед которыми человеческий разум мог бы оказаться бессильным.

Под влиянием этого философского гимна разуму западный образованный человек уверовал в рациональную структуру мира. Общепризнанным стало и убеждение, что именно разум есть то, что принципиально отличает человека от животных.

Если это и в самом деле так, то мы попадаем в некий тупик или в порочный круг: общая вера в то, что человека отличает от животного именно разум, не согласуется с утверждением, что разум имеется и у животных. Если же разум присущ всем живым существам, то в чем тогда принципиальное различие между разумом человека и разумом животных?

Тут-то и начинается поток общих слов, сводящихся к ничего не объясняющим утверждениям, подобным тому, что разум человека способен делать то, чего не может разум животных — создавать, скажем, абстрактные понятия и проделывать другие известные фокусы… Такого рода утверждения не имеют никакой объяснительной силы.

Они лишь констатируют известные факты относительно то- го, на что способен разум человека в отличие от разума животных. Нас же здесь интересует не иллюстрация различий между ними, что известно любому школяру, а то, что именно лежит в основе этого различия, ибо от этого зависит и объяснение самого феномена культуры.

Для начала обращу внимание на одну особенность западного типа рационального мышления, принципиально отличающего его от восточного, скажем, китайского или индийского. Ему изначально свойственна механистичность подхода к окружающему миру, согласно которому тот делим до бесконечности и все в нем течет, все изменяется.

В отличие от него восточная философская мысль воспринимает мир как некое нерасчлененное и неизменное единство, в котором одно переходит в другое в рамках этого всеобщего единства.

И в самом деле, за что бы ни брался западный философский ум — будь то человек, его разум, мир, природа, вселенная, материя, душа — он все делит, дробит, расчленяет, дифференцирует… И каждая разделенная часть превращается в самостоятельную особую сущность, тоже делимую до бесконечности. Атомы, молекулы, монады, нейтроны, кванты и т.д. — вот апофеоз западного рационализма.

В этом смысле ему нет равных, и на этом пути он добился впечатляющих результатов в создании всевозможных чудовищ -«франкенштейнов». Сегодняшняя чудодейственная техника вместе со столь же чудодейственными средствами уничтожения человека и природы — все это, по сути дела, есть прямое следствие работы западного рационального ума.

Но вот что ему всегда удавалось плохо — это синтез. Тут дальше фантазий того же механистического свойства дело не шло. Расчленив мысленно ту или иную целостность на части — а это западный рациональный ум всегда делал отменно — он в то же время не был способен снова соединить их в органическую целостность.

Если даже и соединял, то чисто механически, по каковой причине всегда или чего-то недоставало, или оставались «лишние детали». Как результат, практически ни один из известных нам западных философов не дал более или менее толкового определения того, что понимается под разумом. Определения вроде кантовского, что «разум есть способность, дающая нам принципы априорного знания»15, никак нельзя отнести к числу таковых.

Обратимся для иллюстрации также и к определению, предлагаемому «Краткой философской энциклопедией» (1994). От кантовского его отделяют почти двести лет, но ясности от этого ничуть не прибавилось.

«Разум, — читаем в ней, — это способность, деятельность человеческого духа, направленная не только на причинное, дискурсивное познание (как рассудок), но и на познание ценностей… Наряду с чувственностью разум является основой нашего познания».

Вы, читатель, что-нибудь поняли из этого набора слов? Начать с того, что «разум» (одно неизвестное) определяется через «дух» (другое неизвестное). Как определяет та же краткая энциклопедия понятие «дух» — даже не хочу излагать. И так практически во всем, за что ни возьмись.

В приведенном определении разум выступает в трех ипостасях:

(1) разум как таковой; (2) где-то рядом с ним рассудок, который, как говорит определение, направлен только на «дискурсивное» познание; и, наконец, (3) дух, проявлением которого являются и разум, и рассудок, не считая чувственности, которая наряду с разумом является «основой нашего познания»…

От всего этого голова идет кругом, и не знаешь, за что зацепиться. Впрочем, для всей западной рациона- листической философии такая интеллектуальная вивисекция традиционна — другого она, в общем, и не знает.

Со времени Платона она блуждает в этих «трех соснах» (разум, рассудок, дух), не в состоянии выбраться на свет божий. Чтобы не выглядеть голословным, обращусь к Канту — признанному авторитету в этих вопросах.

«Существуют два основных ствола человеческого познания, — пишет он, — вырастающие, быть может, из одного общего, но неизвестного нам корня, а именно чувственность и рассудок: посредством чувственности предметы нам даются, рассудком же они мыслятся».

Затем философ разъясняет нам, что такое чувственность и рассудок:

«Восприимчивость нашей души, ее способность получать представления, поскольку она каким-то образом подвергается воз- действию, мы будем называть чувственностью; рассудок же есть способность самостоятельно производить представления, т.е. спонтанность познания. Наша природа такова, что созерцания могут быть только чувственными…»

Обращаю внимание на один часто повторяющийся прием фило- софа: под чувственностью он разумеет «восприимчивость нашей души». Спросим: а что такое, собственно, «душа»? Ответа на этот вопрос, между прочим, нет до сегодняшнего дня.

Что касается «души», то замечу, что это на редкость удачно придуманное словечко. В самом деле всякий раз, когда требуется какая-либо натяжка, философы апеллируют к душе или к духу, под которыми каждый понимает все, что его собственной душе угодно.

Тот же Кант считает, что наши созерцания, то есть восприятия внешнего мира, могут быть только чувственными, а тем самым не имеющими прямого отношения ни к разуму, ни к рассудку. Они запечатлеваются где-то в душе, но вот где именно — опять же никто не знает, но при этом все делают вид, что понимают, о чем идет речь.

Шопенгауэр был в этом смысле более точен, называя интеллект функцией мозга (ведь не печени же в самом деле и не желудка!). Но возникает вопрос: а функцией чего являются тогда разум и чувственность?

Уж не признать ли нам, что эта самая чувственность (зрение, слух, обоняние, вкус и осязание) воспринимает и отражает внешний мир сама по себе, независимо от разума? А ведь именно к такому признанию подталкивают рассуждения некоторых философов.

Многие философы опустились тут до обыденного понимания природы наших органов чувств. В самом деле в быту мы говорим:

  • «глаза видят», «ухо слышит», «нос обоняет» и т.д., точно так же, как мы говорим «солнце всходит», «солнце заходит». Но нельзя же бытовые штампы речи переносить в философию! Если мы говорим:
  • «солнце всходит и заходит», то это вовсе не означает, что мы придерживаемся птолемеевской геоцентрической системы — здесь просто привычка языка. Но вот уже когда господа философы (в том числе и Кант) считают, что мы созерцаем чувствами, то это есть буквальный возврат от Коперника к Птолемею.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)