Приватизация против сотрудничества

Приведенный выше пример носил гипотетический характер, но полевые исследования историков, экономистов и антропологов говорят о том, что похожие процессы действительно наблюдаются. Любопытный результат из истории прав собственности на землю зафиксировала в своем исследовании естественного квазиэксперимента в горах Перу Рангильда Хаули Браатен.

Интересно
В регионе, где прежде господствовали и управляли всем владельцы больших асьенд, после левого военного переворота 1968 года началась серия земельных реформ, которая сделала крестьян владельцам этой земли, которую они же и обрабатывали. Поскольку правительство хотело видеть больше земли в кооперативной собственности, оно также организовало крайне времязатратный процесс выдачи участков, в ходе которого общинам выдавалось формальное право на совместную земельную собственность.

В конечном итоге все права крестьян должны были быть признанными. Хотя ответственные за земельную ре­ форму на местах проявляли различную активность в деле признания коллективных земельных участков.

Рынка земли не существовало, поэтому считалось, что земля принадлежит всей общине.

Когда через ю лет после военного переворота было восстановлено гражданское правительство, процесс признания прав на землю застрял где-то посередине. И в «признанных» деревнях, и в тех, до которых военное правительство не успело добраться, крестьяне продолжали обрабатывать свои участки как фактические владельцы.

Вопросы управления в обоих типах деревень также решались советом глав семейств, почти всегда мужчин.

Среди задач советов была организация фаэн, коммунальных работ, в ходе которых жители деревни поддерживали сложную систему ирригации, дороги, общественные строения и прочие коммунальные ресурсы. Кроме того, совет определял число дней, которое каждое хозяйство должно потратить на фаэпы, и наказывало те хозяйства, которые уклонялись от своих обязанностей.

Их наказания имели реальную силу, так как землю, принадлежащую «безбилетнику», легко могли конфисковать. Кроме того, мужчины добровольно оказывали реципрокную помощь в сельскохозяйственных работах, которая называлась айни. Совместное право собственности как будто не оказывало значительного влияния на жизнь общин; вскоре после того, как о нем было объявлено, большинство крестьян, сообщает Браатен, даже не знали о том, что их община была «признана».

Все стало быстро меняться в конце 1990-х годов с предоставлением формальных прав собственности частным землевладельцам, в том числе права продавать надел. Впервые возник рынок земли, и крестьяне могли воспользоваться землей как закладной для получения кредита.

К 2011 году Особый проект собственности на землю и кадастра выдал полтора миллиона индивидуальных свидетельств о праве собственности. Но новые законы не применялись к признанным общинам из-за того, что в них уже была признана формальная коллективная собственность.

К тому моменту, когда Браатен приехала в горы, чтобы сыграть с крестьянами в игру «Об­щественное благо», статус собственности в каждой из деревень был хорошо известен, а различия между деревнями с личными правами собственности, «частными общинами», и деревнями с коллективны­ ми правами собственности уже стали очевидными.

Браатен хотела узнать, связана ли форма собствен­ности на землю со степенью сотрудничества у кампесинос. Она проинтервьюировала 570 человек и сыграла с ними в игру «Общественное благо» полови­ на игроков была отобрана из общин с коллективной собственностью, а вторая половина из восьми «частных» общин.

Помимо различий в правах на землю, два типа общин практически не отличались друг от друга с точки зрения грамотности, площади земельной собственности, доли бедных, среднего дохода, высоты над уровнем моря и даже степени доверия (которая измерялась как доля согласившихся с утверждением в опросе «Большинству людей можно доверять»).

Но по сравнению с теми, кто работал на земле, находящейся в коллективной собственности, члены частных общин в два раза реже участвовали в фаэне для общих проектов и значительно и значимо меньше времени посвящали айни, системе реципрокной крестьянской помощи.

Кампесинос сразу же поняли, что экспериментальная игра «Общественное благо» похожа на фаэны. С учетом индивидуальных и коммунальных характеристик мужчины из коллективных деревень в отличие от мужчин из частных сообществ вложили на треть больше в общественное благо в ходе эксперимента, опираясь на индивидуальные и коммунальные характеристики. (Женщины из коллективных общин вели себя так же, как женщины из частных общин, что Браатен интерпретировала следующим образом: руководство общиной, как и работа в рамках фаэн и айни — почти исключительно мужская сфера деятельности). Браатен сделала вывод о том, что «недавняя формализация личных прав собственности на землю… понизила готовность к традиционным формам сотрудничества».

Как и с личными правами собственности, развитие современных рынков труда в горах Перу, по всей видимости, превратило традиционную готовность к общему труду в работу для дураков. Те, кто воспользовался опцией «выход» и ушел на региональный рынок труда, увеличили свой выигрыш, проигнорировав то, что раньше считалось нормой в общине.

Другие этнографические и исторические исследования—из Индии, средневековых купцов в Средиземноморье, о которых уже говорилось ранее, мексиканских и бразильских производителей обуви —заставляют предположить, что результаты Браатен могут наблюдаться во многих ситуациях.

Было бы ошибкой на основании исследова­ния Браатен и других свидетельств делать вывод, что приватизация и демаркация земельной собственности и прочих прав собственности с целью заключения более полных контрактов не окажет влияния на экономическое развитие соответствующих сообществ.

Но можно со всей определенностью утверждать, что попытки улучшить работу рынков могут сопровождаться сопутствующим культурным ущербом, из-за которого люди с меньшей вероятностью усвоят или сохранят нормы, помогающие поддерживать обмен, и прочие ценности, незаменимые для хорошего управления.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)