Мир второго наилучшего

Из предыдущих глав он узнал, что политика, которая наиболее эффективным способом направит личный интерес к достижению общих целей, может подорвать этические и альтруистические предпочтения, от которых также должен зависеть успех конституции Законодателя. И, как мы увидим, верно и обратное: политические меры, которые способствуют распространению и проявлению этических и альтруистических мотивов, порой могут снижать эффективность явных стимулов для достижения эффективных исходов.

В общем, та проблема, с которой столкнулся Законодатель, представляет собой новую версию следующей почтенной, но парадоксальной экономической идеи: политические меры, которые призваны бороться с провалами рынка, подталкивая экономику в «правильном» направлении могут быть вредными, если они не осуществляются до конца и не приводят к идеальному рынку и правам собственности, на которых основывается теорема невидимой руки. Этот результат —«все или ничего» —известен как общая теорема второго наилучшего..

Ключевое предположение, при котором утверждение теоремы верно —что все, что имеет значение для сторон сделки, можно прописать в контракте, который можно исполнить без дополнительных из­держек, — гарантирует, что конкуренция между покупателями и продавцами приведет к ценам, которые будут равны предельным общественным издержкам каждого товара.

Иными словами, все, что имеет значение, имеет и цену, и эта цена будет правильной. Если предельные общественные издержки товара превысят предельные частные издержки —например, потому что производитель не возмещает издержки от вреда, причиняемого окружающей среде,—дизайнер механизма может обложить товар таким налогом, величина которого будет равна неучтенным издержкам, так что итоговая цена (с налогом) будет равнапредельным общественным издержкам.

Но предположим, что у правила «цена равна предельным общественным издержкам» два нарушения. Предположим, например, что у некоторой фирмы есть монополия на свой товар; она ограничивает продажи и получает прибыль от того, что цен оказывается выше предельных издержек производства. Это первый провал рынка.

Производство фирмы наносит вред окружающей среде, так что предельные частные издержки производства для владельцев фирмы оказываются ниже предельных общественных издержек. Это второй провал рынка.

Теперь рассмотрим, что произойдет, если мы исправим один из этих провалов рынка — например, разбив монополию на несколько конкурентных фирм, так что разрыв между ценой и предельными издержками сократится. Теорема второго наилучшего говорит, что такое действие может увести экономику еще дальше от эффективного исхода.

Они будут расширять производство до тех пор, пока их предельные издержки не сравняются с рыночной ценой. Это исправит обычную проблему монополии: монополия продает слишком мало, чтобы выиграть от более высоких цен. Но рост производства ухудшит проблемы с окружающей средой. В этом случае, возможно, лучше было бы сохранить монополию. Если принять оптимальное антимонопольное и природоохранное законодательство одновременно по каким-то причинам невозможно, нельзя гарантировать, что лишь одна из этих двух политических мер улучшит ситуацию, а не ухудшит ее.

Интуитивно этот результат можно понять так, что искажения от нарушения одного из условий эффективности смягчаются компенсирующими искажениями от других нарушений. Примечательно, что приближение экономики к стандартным условиям эффективности может приводить к чистым потерям в эффективности.

Это вытекает из уже знакомой нам логики. Там, где из-за неполноты контрактов возникают провалы рынка, ценимые обществом нормы, такие как доверие и реципрокность, могут быть важны для сглаживания этих провалов. В подобных случаях публичная политика и юридическая практика, лучше согласующаяся с идеализированными стимулами полных контрактов —например, штрафами за недостаточные обратные переводы в игре «Дове­рие» или штрафами за опоздание в детских садах Хайфы, —могут усугубить провалы рынка, подрывая социальные нормы. В результате мы получим менее эффективное распределение.

Так что нормы, такие как доверие и реципрокность, останутся ценными для общества с любым мыслимым набором механизмов, так как не существует работающей конституции для мошенников. «Пойти до конца» не вариант. Поэтому аристотелевский Законодатель живет в мире второго наилучшего, в котором интервенции, работающие в идеальном мире, могут не просто не сработать, но и навредить.

Необходимо выбирать, допускать ли культурный ущерб от проведения политики, нацеленной на улучшение работы рынков и расширение их роли  при определении того, как общество использует свои человеческие и материальные ресурсы. Чтобы сделать правильный выбор, нам нужно вернутся к идее из предыдущей главы о том, что рынки и прочие общественные институты — это учителя, то есть среды, которые побуждают людей приобретать новые мотивации и отказываться от старых.

Теперь Законодателя тревожит то соображение, что рынки, которые работают так, как этого требуют идеализированные предположения теоремы невидимой руки, могут оказаться неблагоприятной средой для усвоения социальных норм, которые, как мы видели, являются ключевыми для работы рынка.

Рассмотрим рынок с этой точки зрения.

Ключевая характеристика рынков, которая впервые была описана Максом Вебером и на которой затем сделали особый акцент Бьюкенен и прочие сторонники более значимой роли рынков, состоит в том, что они не требуют от участников обмена ни личной привязанности, ни долговременных отношении« ОД . Рынки, согласно этой точке зрения, хорошо работают тогда, когда они безличны и кратковременны.

Сравним с этим описанием того, что работавший в середине X X столетия социолог Толкотт Парсонс называл «двумя главными конкурентами» рынка: «реквизицию с помощью прямого применения политической власти» и «неполитическую солидарность и сообщества». Удачные названия не были сильной стороной Парсонса: эти две распределительные системы мы называем, соответственно, государствами и сообществами.

Но есть и различия. Членство в государстве обычно не выбирают, но получают при рождении. Издержки входа и выхода велики (часто необходима смена гражданства или, по крайней мере, места жительства). Более того, безличные контакты, посредством которых работает государственное распределение, сложно назвать кратковременными.

Обман кого-то из клиентов, отмечает Смит, скажется на репутации купца и будет дорого ему стоить. Послы, с другой стороны, не работают на столь длительной основе, так что «способны получить больше с помощью хитроумного трюка, чем потерять от ущерба для своей репутации».