А. Шопенгауэр — провозвестник новой философской парадигмы

С концепции этого философа — современника Гегеля, жившего и умершего в прошлом столетии, тем не менее, — оправданно начать представление современной западной философии, хотя, по большому счету, он все-таки только ее провозвестник.

В его трудах мы обнаруживаем ряд существенных моментов как содержательных, так и стилистических, которые оказались характерными для основного течения западной философской мысли «после Гегеля».

Прежде всего он был решительным противником идеалистической метафизики как всей прошлой, классической, так и той, современником которой он сам был, — гегелевской и фихтеанской.

Влияние его идей было долговременным и обширным — от Вагнера и Ницше в начале ХХ века до Витгенштейна и Хоркхаймера во второй половине нашего столетия.

Шопенгауэр начал (1788—1860) свой творческий путь с диссертации «О четверояком корне закона достаточного основания» (1813 г.), в которой попробовал повернуть вспять тот процесс завершения идеалистического панлогизма, который был осуществлен Лейбницем: ведь именно Лейбниц, напомню, предложил включить в логику «закон основания», призванный соединить в философской картине мира «идеальное» и «вещественное» начала, «мышление» и «реальность», дотоле так или иначе разделенные и даже противостоявшие друг другу.

Гегель, как уже тоже было ранее отмечено, представил все последствия этого нововведения в своей системе «абсолютного идеализма».

Критическое выступление молодого Шопенгауэра против «закона основания» было по сути первым мощным залпом по последней крепости той традиционной философии, которую в общем можно определить как всеобъемлющую идеалистическую метафизику.

Суть его критики состоит в следующем: закон достаточного основания вовсе не является базовым положением логики.

Он оказался присоединенным к другим ее законам (закону тождества и противоречия) только потому, что метафизика нового времени игнорирует различия между двумя значениями «основания» — основаниями знания, с одной стороны, и основаниями реальности — с другой.

Налицо здесь, и в самом деле, «переворачивание» идеалистической и панлогистской конструкции.

Однако это вовсе не то же самое, что превращение идеализма в материализм по марксистскому диалектическому рецепту, поскольку сами реальные основания Шопенгауэр, в свою очередь, подразделяет еще на три группы.

Первая — это основания бытия (ratio essendi), и связано оно с формальными математическими отношениями — числами, фигурами, поверхностями.

Это могло бы выглядеть странно, если не обратить внимания на немаловажное обстоятельство — то бытие, о котором говорит Шопенгауэр, это не «трансцендентное» бытие, самостоятельное в отношении существования или несуществования человеческого сознания, а трансцендентальное бытие в стиле Канта.

Вторая группа оснований — основания становления (или изменения) (ratio fiendi). Это основание обозначает в концепции Шопенгауэра отношение причинности. Причинность Шопенгауэр тоже трактует в стиле кантовского трансцендентализма, как априорный принцип, имеющий силу относительно всех предметов всякого возможно опыта.

Причинность, в свою очередь, также подразделяется на несколько видов: каузальность неорганической природы (в механике, физике и химии) — там, где имеет силу ньютоновский закон равенства действия и противодействия; причинность в органической природе {раздражение) — здесь действие и противодействие друг другу не равны; и наконец, причинность в области жизни (отношение мотивации).

Третья группа оснований — основание деятельности (или действия) — (ratio agendi). Здесь основанием оказываются волевые импульсы, а отношение обоснования следует называть законом мотивации.

Эту юношескую работу «зрелый» Шопенгауэр в сильно переработанном виде издал в 1847 г., где в предисловии, однако, совершенно справедливо отметил, что в ней были заложены основы всей его системы.

Тот момент, что Шопенгауэру представляются немаловажными также и отличия его взглядов от кантовских, что этим отличиям (даже опровержению ряда кантовских тезисов) он уделяет немало места, мы здесь можем проигнорировать — ведь нас интересует не столько концепция Шопенгауэра в ее деталях, сколько тенденции в философии послегегелевского периода, которые можно обнаружить в этой концепции.

Под этим углом зрения важнее другая деталь — то, что Шопенгауэр в начале своей работы подчеркивает факт, что еще Кант выступал против отождествления основания суждения с основанием бытия.

Правда, полемика эта проходила в рамках трансцендентальной философии (спор Канта с Эбергардом), а не была направлена против «абсолютного идеализма» (которые сам был попыткой преодолеть трансцендентализм как неприятное и опасное отступление от целостной философской позиции, как «дуализм»).

Проведенные в «диссертации» Шопенгауэра различения оснований (т.е. логики и действительности) послужили не столько основанием, сколько предпосылкой для построения им собственной философской конструкции, которая была изложена в его главном труде — «Мир как воля и представление».

Важно обратить внимание на то, что программа этой работы не столько «метафизическая», сколько герменевтическая, и во многом напоминает программу Гумбольдта.

Хотя перемены в «онтологии» весьма существенны. Поскольку Шопенгауэр возвращается (лучше было бы, наверно, сказать: «обращается») к трансцендентализму, он сам подчеркивает, что ведущая идея первой книги этого труда — «мир есть мое представление», в общем, следует принципам кантовской «критики разума», тезису, что теоретический разум не может познать «вещей в себе».

Отсюда Шопенгауэр заключает, что несостоятельна установка материализма, который исходит из объекта: на самом деле человек живет в том мире, который составляют представления. Но такой вывод не означает вместе с тем, что прав противник материализма Фихте с его субъективистской установкой.

Всякое действие делает очевидной реальность «внешнего мира» — деревьев, домов и т.п. Но такой поворот не приводит Шопенгауэра к выводу о справедливости, хотя бы «частичной», тезисов материализма, который-де трактует данное в представлениях содержание как самое сущность мироздания, игнорируя зависимость представлений от субъекта.

Отсюда «противоположности сходятся» — как идеалисты, так и материалисты истолковывают рациональное «устройство»«мира для нас», т.е. оформленного схемами и категориями корпуса знания, как свидетельство рациональности мира «самого по себе», отождествляют эти две «рациональности» и считают логические законы универсальными законами бытия и мышления.

Исследуя корни этой их ошибки, Шопенгауэр стремится добраться до того момента в развитии знания, где впервые в сознании человека происходит «распадение» изначальной целостности опыта (которой еще чужда всякая «метафизика»), на субъект и объект — и находит его на уровне образования представлений, для которых характерна как обобщенность, свойственная понятиям, так и чувственная конкретность, свойственная ощущениям.