Языковая политика – регистры, уровни, регламенты

Языковую политику исследуют представители многих дисциплин. Помимо лингвистов, различными ее аспектами занимаются социологи, политологи, антропологи, юристы, и в каждой области исследований это понятие наполняется особыми смыслами, в некоторых случаях противоречащими иным компонентам ее содержания в соседних дисциплинах.

Уже только это обстоятельство заставляет приводить определения даже вполне знакомых и распространенных понятий, не говоря уже об идиосинкратических, то есть специфических, ограниченных словарем конкретного автора.

В современной англо- и франкоязычной литературе термин языковая политика нередко заменяется не вполне эквивалентным термином языковое планирование (англ. language planning, фр. planification linguistique), смещающим фокус на этап реализации языковой политики и тем самым маскирующий этап стратегических решений, обычно реализуемый в большей степени политиками и законодателями, нежели исполнительной властью, опирающейся на рекомендации социолингвистов и этнодемографов.

В русскоязычной терминологии для передачи практически того же содержания, которое выражается понятием языкового планирования, часто используется языковое строительство.

Языковая политика зачастую отождествляется с политикой государства в сфере языка и образования – совокупностью принципов, практик и институтов по решению языковых проблем в государстве или обществе. Мы считаем, что такая трактовка является редукцией, игнорирующей политическое поведение (практики и действия) множества иных акторов, реализующих свои цели в поле языковой политики.

Любая инициированная правительством или национальной элитой языковая реформа поляризует мнения граждан, которых невозможно рассматривать лишь как пассивных реципиентов этой реформы: она не будет иметь успеха без поддержки населения и, таким образом, даже следование ее целям и принципам, не говоря уже о противодействии и протестах, должно рассматриваться тоже как политическое действие, направленное на реализацию конкретной стратегии языкового планирования.

Множественность акторов, отстаивающих свои интересы и ценности и вступающих в отношения по поводу языков и языковых идентичностей (помимо политических элит центра и регионов, в эту политику оказываются вовлеченными активисты национальных движений и центров, общественные деятели, писатели, журналисты, преподаватели языка, творческая интеллигенция и прочие носители и пользователи конкретных языков – студенты и школьники, их родители, вообще люди всех возрастов и профессий), имеет следствием их политическую деятельность.

Все эти группы ищут союзников, создают коалиции для эффективного отстаивания своих интересов, что закономерно приводит к коллизиям, не обязательно ограничивающимся языковой сферой.

Таким образом, в политические действия, составляющие языковую политику, оказываются вовлеченными не только государственные институции, но и издательства, газеты и журналы, научное сообщество, школы и университеты, землячества, иные мигрантские или диаспорные сообщества, городские и сельские общины и т.д.

Следуя этой логике, авторы предлагаемой вниманию читателей книги понимают под языковой политикой не только действия государства (его законодательной, исполнительной и судебной властей в сферах языка и образования), но и деятельность иных акторов, вовлеченных в принятие решений и реализацию конкретных программ в ходе реформ языка и образования – т.н. символьных элит, а также всех тех носителей конкретного языка, которые самостоятельно решают: поддерживать ли нововведения или сопротивляться им.

Таким образом, мы включаем в объем понятия языковой политики не только макроуровни международной и государственной политики в области языка, но также и мезо- (цели, программы, действия региональных элит) и микроуровень (локальные или низовые стратегии носителей языка, способных не только поддерживать или отвергать инициативы, исходящие из двух выше названных уровней, но и реализовывать собственные).

Так, в Исландии «именно вовлеченность значительного процента населения в процесс создания и поддержания письменной культуры – и, соответственно, языка – позволила проводить государственную языковую политику не только «сверху», но и при активном «низовом» участии». Низовые (семейные) языковые политики оказываются решающими в деле сохранения и межпоколенной передачи языков иммиграции, лишенных какой-либо институциональной поддержки.

Языковые практики в мигрантских семьях (активное или пассивное  многоязычие; двусторонняя трансмиссия: языка страны происхождения – от родителей к детям, языка принимающей страны – от детей к родителям) выстраиваются с учетом металингвистического дискурса, наделяющего языки различной символической ценностью и формирующего их общественную иерархию.

Европейская языковая Хартия. В большинстве глав этой книги анализируются языковые ситуации в каком-то одном из европейских государств или регионов, или (как в случае Гваделупы) – заморском департаменте европейского государства.

Независимо от того, ратифицирована ли Европейская Хартия такими государствами (Босния и Герцеговина, Испания, Кипр, Сербия, Словения, Хорватия, Черногория), или только подписана ими (Исландия, Македония, Россия и Франция), ее положения оказывают влияние на европейское законотворчество в области языка и языковых прав.

Еще одним инструментом европейской политики, затрагивающим интересующую нас сферу, является Европейская рамочная Конвенция о правах национальных меньшинств. Уместно отметить также то обстоятельство, что языковые ситуации и языковая политика европейских государств, не подписавших Хартию, а таких немало (Албания, Андорра, Бельгия, Болгария, Грузия, Греция, Ирландия, Латвия, Литва, Монако, Португалия, Сан Марино, Турция, Эстония), в данной книге не рассматриваются.

Учет действия механизма Хартии (даже если только иметь в виду его влияние, как в случае подписавших ее, но не ратифицировавших государств) необходим, поскольку, в отличие от многих других инструментов международного права, она фиксирует обязательства государств в данной сфере, а не соответствующие права или свободы граждан.

Государства-участники принимают на себя по выбору набор обязательств (систему пунктов или параграфов Хартии) для защиты недоминирующих или менее используемых языков, на которых говорят граждане этих государств; при этом в отношении каждого из таких языков и даже каждой из территорий, на которых они распространены, допустимо создавать уникальные наборы обязательств из конкретных пунктов и норм Хартии. Хартия не защищает доминирующие языки, их диалекты и языки мигрантов.

В основе механизма выполнения обязательств по Хартии, помимо периодической отчетности и заключений Комитета экспертов Совета Европы, лежит процедура постоянного совершенствования системы обязательств, нацеленных на постепенное развитие языков и обеспечение языковых прав тех граждан государств-участников, которые являются носителями защищаемых языков.

По мере прохождения новых циклов отчетности практически у каждого из государств-участников появлялись новые задачи и цели, а под защитой Хартии оказывались новые, на начальном этапе не учтенные языковые сообщества, и число языковых единиц, как и количество коммуникативных сфер, вовлеченных в эту процедуру, таким образом, постоянно растет вместе со статусом защищаемого языка. В отдельных случаях это чревато конфликтами.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)