Языки и литература

Действительно, вплоть до недавнего времени креольские языки оставались преимущественно устными, единичные литературные произведения на них – в основном песни, стихи и басни, датируемые XVIII–XIX вв. – создавались белыми и для белых, поскольку рабы были неграмотными, а принадлежавшие к образованномуклассу свободные цветные предпочитали пользоваться французским языком.

В отсутствие письменности литературное творчество на креольских языках приняло форму так называемой “оралитуры” – неологизм, приписываемый то Ж. Бернабе, то Р. Конфьяну и прочно вошедший в обиход, обозначает то, что нам привычно именовать “устным народным творчеством”: сказки, стихи, песни, считалки, загадки, поговорки.

Эта устная традиция достигает своего апогея в середине XVIII – первой половине XIX вв., когда фигура Рассказчика играет основополагающую роль в создании коллективного воображаемого и культурной специфики креольского общества.

Однако с отменой рабства в 1848 г. и открывающимся доступом к письменной культуре значение оралитуры снижается. Этот процесс ускоряется после 1946 г., когда резко увеличивается число школ, способствуя распространению французского языка.

Созданная группой интеллектуалов в 1957 г. на Гваделупе “Антильская креольская академия” поставила перед собой цель собрать и проанализировать устное наследие: установить значение слов и выражений и их генеалогию, выявить африканские языки-источники и их вклад в формирование креольских языков, а также зафиксировать правила орфографии.

С 1970-х гг. начинаются активные попытки создания различных текстов на креольском языке. Несколько авторов пробуют себя в литературе, из-под их пера выходят в основном стихи, короткие рассказы и пьесы для театра. Большим успехом пользуются комиксы, чей образный язык и сюжеты, взятые из местной жизни и близкие по духу народному театру или карнавалу, делают их понятными широким массам населения и способствуют распространению письменного языка.

Над созданием комиксов под псевдонимом Пчела работает Шамуазо. Только Конфьян идет дальше и публикует на креольском четыре романа, последний из них – в 1987 г., то есть за два года до публикации манифеста. Однако последующие свои романы, отмеченные престижными литературными премиями, он пишет по-французски.

Свой выбор писатель объяснил так: “На Мартинике мои креольские романы продаются в количестве трехсот экземпляров, тогда как продажи моих французских романов доходят до четырех тысяч. И даже из этих трехсот не все их прочтут целиком, потому что они привыкли читать короткие тексты, четыре-пять страниц, но не романы!”. И добавил фразу, которую многие затем ставили ему в упрек: «если у меня есть выбор между велосипедом и машиной, стоит ли выбирать велосипед?».

У этой литературы больше читателей за пределами Антильских островов. Более того, я думаю, что ее успех “дома” целиком объясняется ее успехом во внешнем мире. Это классический феномен для нашего общества, и не только применительно к литературе. Чтобы получить признание на родине, любой местный артист, художник, писатель должен сначала получить внешнее признание.

Я думаю, например, о Сезэре и Глиссане: они были сначала признаны за пределами антильского общества, а признание на родине пришло уже потом. Шамуазо тоже получил известность благодаря своей Гонкуровской премии (ПМА, Ф. Рено).

Проблема, однако, не только в читателях, но и в писателях. В том же интервью Конфьян признался, что чувствует куда большую свободу, когда пишет по- французски.

Как это ни парадоксально, но свободу креольским писателям дает французский язык, поскольку это уже сформировавшийся язык, с которым можно играть. Когда я пишу на креольском, мне не до игр, потому что я должен сам его конструировать.

Действительно, парадоксальное признание для автора манифеста креольской литературы! Но парадокс можно снять с помощью утверждения правильной дефиниции: креольская литература – не та, что написана на креольском языке (в частности, по поводу принадлежности к ней ранних художественных текстов, написанных белыми креолами, ведутся споры; сомнения в правомерности такого отнесения вызывает тот факт, что эти тексты не пересекаются со смысловым и изобразительным универсумом оралитуры), а та, которая описывает креольский мир и отражает креольскую идентичность.

Ее обязанность – «безоговорочно принять наши народные верования, религиозно-магические практики… слушать нашу музыку и питаться нашей национальной кухней, исследовать, как мы любим, ненавидим, умираем, какие мы в счастье и в печали, тревоге и мужестве. Она должна показывать неизвестных, безымянных героев, забытых колониальными хрониками и не имеющих ничего общего с западными, французскими героями».

В то же время, французский язык креольской литературы – не вполне французский: в нем много заимствований из креольского, не только на уровне отдельных слов или фраз, но и на уровне языкового  ритма, стиля, близкого к устной речи, характера использования различных языковых средств.

Он то подражает простонародному французскому, то стремится к абсолютному перфекционизму, к тому преувеличенно правильному письменному слогу, «о котором иногда мечтают некоторые антильцы, весьма чувствительные к французскому красноречию, но на котором никто не говорит в реальной жизни».