Техника как коммуникативная стратегия
Обычно Т. понимается как антипод культуры.
Во-первых, Т. считается антигуманной из-за ее слишком бездушного, безразличного к нашим моральным ценностям «целерационального» устройства.
Во-вторых, Т. есть отчуждение от человека его «родовых сущностных сил»: вместо того чтобы служить орудием господства человека над ойкуменой, она сама господствует над человеком.
В-третьих, Т. губит естественную среду обитания природу, гармонию природного «естественного» отношения человека к природе, истощает ресурсы Земли, сулит катастрофы и войны.
В-четвертых, она привносит в человеческий мир свои нечеловеческие императивы, безнадежно извращая здоровую человеческую природу (или сущность, или предназначение, или гуманистические устремления).
В-пятых, Т. это рутина, она губит творчество.
В- шестых, Т. орудие угнетения и в классовом, и в цивилизационном смысле.
В-седьмых, Т. есть мультипликация суррогатов культуры. Список можно продолжать.
На резком противопоставлении Т. и культуры вскормлены популярные идеологемы технократизма и культуркритического гуманизма. И несмотря на прямо противоположные диагнозы и рецепты, формулируемые на этих полюсах, в них есть общее они не хотят видеть в Т. средства обращения, коммуникации, а стало быть, родовой общности с культурой.
В таком случае культура обречена на рефлексивные игры в бисер ли, в поиски духовности, или в попытки засыпать необязательными ответами бездны вечных вопросов. Критика Т. и культуркритическая традиция исходит из противоположной, но зеркально подобной установки Т. ничего общего с «человеческим, слишком человеческим» не имеет, человек есть резервуар творческих способностей, он поручил было Т. некоторые технические детали, да, видно, напрасно: вышло все не так, как хотели…
Фиксация разрывов, драматично описываемых и с той и с другой позиции, правдоподобны, часто образны, иногда наукообразны. Но, вскрывая реальные болезненные проблемы, идеологи прячут главного виновника всех бед. Дилемма культуры и Т. предстает в неисторическом, несоциальном, неуправляемом и безответственном «пространстве».
Поэтому так распространены упования на ее автоматическое преодоление. А суть дела в изменении места Т. в связке «человек культура другой человек». Место это разрастается и изменяет конфигурацию, но ведь одновременно и люди меняются; в общении друг с другом они подчас не понимают своих собственных «текстов», действий и ожиданий.
Одним из выходов из теоретических затруднений стали попытки видоизменить определения Т. Сложились еще два полюса узкие и широкие определения. Узкие ограничивающие Т. только материальными орудиями воздействия человека на природу.
Широкие включающие в понятие Т. идеальные, или интеллектуальные средства общения. С первой точки зрения, скрипка инструмент, техническое музыкальное устройство, и игра на ней творчество.
Со второй мастерство скрипача состоит из Т. и вдохновения. Актерская, писательская Т., Т. мышления логика, Т. пения и психоанализа – такие же компоненты Т., как и измерительные приборы, машины и агрегаты.
Узкие определения неудобны, когда обсуждаются не примитивные орудия труда, а современная высокоинтеллектуальная технология, с компьютерами, гибким распределением ресурсов, координацией партнеров и т. п. Широкие определения Т. настолько сближают ее с культурой, что становится непонятно, почему продолжаются разговоры о конфликте между ними, и что, собственно, образует конфликт какие особенности того и другого, как их фиксировать, в чем их истоки…
Поэты всех времен и народов остро переживали трения между искусством и «жизнью», религии утверждали свою святость огнем и мечом, наука развивается тем успешнее, чем абстрактнее (дальше от «жизни») образы мира, продуцируемые ею, война (тоже коммуникативная стратегия) откровенно враждебна практически всем остальным проявлениям культуры.
Но Т. стоит как бы особняком в этом ряду, на ее долю выпадает больше всего критики за дегуманизацию, утилитаризацию, стандартизацию и прочие «-ции» и «-измы», которые она вносит в жизнь общества и каждого из нас. Это не случайно и в самом деле, в Т. самым наглядным образом фиксируются как минимум две вещи, привычно отождествляемые с несвободой. И, соответственно, выводящие за рамки культуры. Это детерминизм и целерациональность.
Детерминизм в Т. «от природы», или точнее от того понимания природы, которое до сих пор связывается с Т. Техническое знание особый тип знания, нечто среднее между магией и наукой, переводящий природные законы и закономерности в нашу человеческую жизнь. Динамические закономерности, на которых в основном работает Т., не исчерпывают научных знаний о природе и даже становятся все менее интересными.
И хотя появляются приборы и устройства, имитирующие сугубо человеческие психические и интеллектуальные функции (перцептрон А. Миракяна), а потому использующие вероятностные модели поведения, Т. царство Лапласа.
Целерациональность это сугубо человеческий предикат, порожденный стремлением достичь поставленной цели и, соответственно, подчинить ее достижению определенные ресурсы (а не приносить, например, жертвы богам) и спланировать свою деятельность.
Вот и получается, что в Т. жесткость естественно-природного детерминизма сошлась с твердостью человеческого намерения, породив тоже довольно жесткую конструкцию технологической среды а вместе с ней и соответствующие способы мышления, организации жизни, ценностные ориентации, нормативные системы, способы социальной организации и контроля.
Таким образом, Т. это множество артефактов-алгоритмов, созданных людьми в ходе и для коммуникации, независимо от идеальной или материальной природы служащих достижению совместных целей, и представляющих необходимые для этого средства.
