Мнимость как базовая категория онтики

В современном теоретическом и даже философском дискурсе существует опасность превращения различных понятий онтики (существование, реальность, действительность, бытие, онтология и т. д.) в синонимический ряд. Чтобы избежать подобного семантического коллапса требуется ясное различение базовых категорий (что, вообще говоря, может быть сделано не единственным способом).

Существуют книга, в которой помещен этот текст, существуют этот текст и его смысл, красная гипотенуза и квадратный круг, зеленые мысли, которые яростно спят и т. д. Нет ничего, о чем можно было бы помыслить, что можно придумать или предположить, чего не существовало бы.

Среди существующего есть какие-то не подлежащие сомнению чтойности (такие, как стол, яблоко или камень) и представления о них, объекты и субъекты с их атрибутами, свойствами и отношениями.

Онтологический анализ бытия позволит различить в нем бытие и онтологию как его отрефлексированный образ, последователь Хайдеггера будет говорить об онтическом как о том, в чем снята оппозиция бытия и онтологии.

На основе онтологических верований приверженец классической философии допускает членимость бытия на вещи, и сам будет членить онтологию на объекты. Все это будет теми или иными образами существующего.

Существующее существует по-разному: одно дело существование стула как артефакта той или иной культуры, другое существование его образа, в одном смысле существует треугольник как чертежный инструмент, в другом треугольник как геометрическая фигура.

Такая разнокачественность существования является фундаментальным онтологическим фактом, который так или иначе осознавался и описывался (так, средневековая философская мысль вращалась вокруг заданной Античностью темы о статусе общих понятий).

Для описания разных аспектов разнокачественности существования A.A. Любищев вводит 16 критериев реальности (непроницаемость, протяженность, весомость, объективность, надежность, удобство для прогноза, конкретность, длительность не эфемерность, повторяемость, эссенциальность не эпифеноменальность, элементарность не артефакт, непрерывность связность, непротиворечивость, индивидуальность, дискретность, реальность воплощенной идеи).

Используя их, в существующем можно выделить некоторые области, которые отличаются друг от друга типом существования и характеризуются сходством существования различенностей внутри одной области.

Такие области получают название модусов реальности. Ю.А. Шрейдер показывает, что критерии Любищева не являются взаимонезависимыми, и строит свою систему критериев реальности (локализованность, устойчивость, индивидуальность, логичность, внутренняя организация, внешние связи, самодостаточность), через которые могут быть представлены и критерии реальности Любищева (табл. 1).

Таким образом, существует все, но в том или ином модусе реальности в модусе реальности эмпирической данности, фантазии, мечты, логической ошибки и т. д.

Некоторые из модусов реальности могут соотноситься с объектом (который отличен от вещи, предмета, продукта и т. д.), и тогда они будут квалифицироваться как объективная реальность, другие с субъектом (который отличен как от того, кто лишен субъектности, так и от того, кто помимо субъектности обладает еще и личностным началом), представляя собой субъективную реальность.

Те модусы реальности, которые проявляют себя (т. е. они не являются ноуменами) и на взаимодействии с которыми основана деятельность человека, его активность в культуре, предстают как действительность. Действительность определяется принадлежностью человека к той или иной культуре, характером его образования, особенностями занятий.

На индивидуальном уровне это имеет и практическое значение (например, в психиатрии некоторые особенности личности и интеллекта европейского человека, которые в противном случае квалифицировались бы как психическая патология, таким образом не квалифицируется, если психиатру известно, что данный человек приобщен к восточной аскетике). Системно-деятельная концепция Г.П. Щедровицкого предлагает на основании подобного рода данных создание особого типа онтологических построений.

Феноменологическая редукция в духе Э. Гуссерля показывает, что обе сферы не являются пустыми. К первой сфере принадлежат не подлежащие сомнению чтойности предметы мебели, продукты питания, попадающиеся под ноги камни, водные потоки и т. д., ко второй прямоугольные треугольники с красными катетами, шестирукие женщины, подоконники, сделанные из мыльных пузырей, но также и идеальный газ, абсолютно твердое тело, материальная точка и т. п. идеализации.

Первая сфера, квалифицируемая как истинная, данная, объективная и т. д., будет далее обозначаться как подлинность (несмотря на непривлекательность этимологии подлинно то, что выпытано под длинником палкой для получения признательных показаний путем пыток).

Вторая, обозначаемая порою как ложь, заблуждение, кажимость, видимость, иллюзия и т. д., будет именоваться мнимостью. М. обычно квалифицируются как нечто порочное, недостойное, не имеющее никакого положительного значения, бесплодное и даже вредное. Тем не менее значительная (если не большая) часть культурных концептов относится к области М. (идолы толпы, содержание многих сплетен, пропагандистские лозунги и т. д., но также и любые идеализации). Поэтому целесообразно использовать термин «М.» описательно, а не оценочно.

М. порою обладают высокой манипулятивной ценностью, однако в культуре использование инструментов, основанных на привлечении М., вызывает настороженность. Широкое же распространение таких инструментов приводит к формированию цивилизации. При этом как издержки цивилизации возможны дегуманизация и бездуховность. Широко используются М. и в социальных технологиях.

История культуры и человеческой мысли философской, религиозной, научной, практической это в значительной мере стремление обрести подлинность. При этом подлинность все время ускользает. На ее месте всякий раз оказывается М., причем часто нового типа (ср. персидский образ мудреца, раздвигающего локоны своей возлюбленной истины и обнаруживающий под ними вместо лица зеркало, в котором видит свое отражение).

Хотя опыт показывает, что сознание имеет дело в основном с М., их исследованию уделяется значительно меньше внимания, чем постижению подлинности. Примерами постижения М. являются представления Ф. Бэкона об идолах, классификация ошибок мышления Дж. Локка, одна из книг «Системы логики» Дж.С. Милля, представления Ст. Лема о фантоматах, статья A.B. Гулыги. Тем не менее их систематического изучения не осуществляется.

Механизмами порождения М. могут быть обман (преднамеренный), путаница (непреднамеренная), вынужденные осознанные экстраполяции (степень и границы правдоподобия которых осознанно оцениваются) и экспансии (ситуации, подобные экстраполяции, но спонтанные поэтому часто неосознаваемые, без рефлексии их основательности и правдоподобия).

Существуют и особые источники порождения М. сны, видения, призраки, сверхценные идеи, ложные чудеса. Различимы разные типы М. Миражи характеризуются тем, что они видны только из фиксированных позиций, так что при их смене разрушается и мираж.

При этом становятся понятны и механизмы возникновения такой М. Примером миража является представление о возможности разрешения всех проблем с помощью денег. Фантомы отсутствующие, часто утраченные компоненты сущего. Хороший перечень фантомов содержит «Молитва Франсуа Вийона» Булата Окуджавы.

Экспансии подобны фикциям, но возникают в результате спонтанного оперирования с вновь порожденными квазиобъектами без рефлексии границ и правил экстраполяции соответствующих характеристик. Примером экспансии будут суждения типа «все мужики только и думают о пиве».

Идеализации представления подлинных (не мнимых) объектов как фикций. В социальной реальности чаще всего происходит приписывание идеализациям оценочных характеристик, в науке этому соответствует поиск эмпирических презентантов теоретических объектов (металлический шарик как презентант материальной точки, инертные газы как презентанты идеальных).

Идеалы возникают из фикций и идеализаций, когда оценочная нагрузка является основным смыслом соответствующих представлений (заслоняя другие компоненты смысла), в результате чего у идеала появляются свойства мифа. Разрушение идеала вещь чрезвычайно опасная для социума, отсутствие же его рефлексии делает это общество беспомощным как по отношению к внешним влияниям (отсюда ксенофобия), так и по отношению к внутренним изменениям (что определяет консерватизм). Фикция превращается в идеал, когда становится развернутой идеологемой (образ полиса у Платона).

Идолы (фетиши) возникают тогда, когда человек теряет способность к рефлексии идеалов, и они начинают управлять им. Мифы такие предельно целостные образования, подлинность или М. которых не может быть ни верифицирована, ни фальсифицирована (ср. представление об истине как о том, что верно вместе со своими отрицаниями), их ложность может быть обнаружена только в результате инсайта. Тем не менее характерной чертой мифа является его дуальность, что проявляется в его внутренней пронизанности «черно-белыми» бинарными оппозициями. С точки зрения представлений о психическом онтогенезе подобная дуальность показатель инфантильности.

Перечисленные М. это фундаментальные М., мнимости первого порядка. Мнимости второго порядка возникают тогда, когда одни М. осознаются как другие, скажем, фикции начинают функционировать как идеализации, фантомы как мифы и т. д. Такого рода М. порождаются тогда, когда происходит перерождение и даже вырождение какой-либо сферы деятельности.

Так, когда начинается разговор о научной картине мира, то имеет место явный выход за пределы науки, в результате чего порождается особое мифоподобное построение. Осознание этого факта и приводит к представлению о менталитете или парадигме. Сфера «духовной культуры», в особенности массового сознания, перенасыщена подобными М. второго порядка.

Стремление вырваться за пределы М. толкает на абсолютизацию не подлежащих сомнению чтойностей (таких, как стол, яблоко или камень). Именно такие чтойности являются тем, что получается в итоге феноменологической редукции гуссерлевского типа и что считается «реперной» реальностью в феноменологической социологии. Совокупность этих чтойностей можно определить как явь ту сферу существования, которая не вызывает ни у кого сомнений.

Однако оказывается, что значительная часть реальности, претендующей на то, чтобы быть явью, индивидуальна или типологична (что значит истинный холод или истинная жара?). В качестве примера можно привести также аминокислоту фенилаланин одни считают ее безвкусной, другие горькой, что детерминируется генетически. Такая типологичность проявляется и в онтогенезе.

Во-первых, может происходить акцентирование сначала типологических, а затем и индивидуальных особенностей личности. В результате индивидуальность представления о яви увеличивается, а способность к коммуникации с другими личностями уменьшается. Такое положение дел можно образно квалифицировать как «извержение во тьму кромешную».

Во-вторых, возможно и такое онтогенетическое движение, при котором происходит последовательное погружение внутрь сферы яви. Начиная с какого-то момента становится понятным, что происходит увеличение размерности пространства и обнаруживает себя многомодусность реальности, причем, несмотря на типологические и индивидуальные особенности, образы реальности оказываются все более сходными (такая динамика может рассматриваться как подозрительная на подлинность, как возможный путь к истине).

В итоге довольно быстро достигается такое состояние, при котором с явью оказывается связано относительно небольшое число интенсиональных объектов реалии сознания перемещаются за пределы яви, а подлинность яви теряет свою очевидность явь становиться почти М.

В данной ситуации происходит уплощение реальности, которая лишается многомерности, упрощается. Рассматривая историю европейской культуры в этом контексте, можно говорить о том, что на позднее Средневековье пришлась смена направления вектора истории процесс усложнения и дифференциации действительности сменился процессом упрощения и уменьшения числа значимых модусов реальности (упрощение ритуализации, этикета, социальной дифференциации и т. п.).

Настаивание на подлинности яви только увеличивает ее модальность как М., а позитивистское упорствование признания яви подлинностью сопровождается разными типами генерирования М. Так, если явь как единственный модус подлинности рассматривается в качестве модели реальности с хорошо отрефлексированными свойствами, экспликацией операционального игнорирования других модусов подлинности, то явь оказывается определенным видом фикции. Если же такое игнорирование происходит спонтанно, то явь оказывается идеализацией, а при некоторых обстоятельствах и фетишем.

Динамика М. является одним из связующих звеньев обыденно-повседневного и профессионального: профессионалы (ученые, философы) в своей работе регулярно и в большой мере осознанно производят М. первого порядка, и прежде всего идеализации и фикции; регулярно осуществляют рефлексируемые экспансии экстраполяции.

При определенной методологической изощренности они в состоянии адекватно осознать модус реальности таких конструкций. Однако далее эти конструкции перекочевывают в обыденное сознание и там начинают обычно существовать в форме М. второго порядка, выступая в качестве миражей, идолов и идеалов.