Стимулы как информация

Макиавелли стремился разработать такую политику, которая побудила бы эгоистичных людей действовать так, как если бы они были «хорошими». Юм хотел использовать «не­утолимую алчность» гражданина-мошенника в интересах общего блага. Это все отличные идеи.

Но конституция для мошенников может породить мошенников и может заставить хороших людей действовать так, как если бы они были «порочными». Для успешного бизнесмена Дэвида Пакарда это не новость.

Позже, после основания Hewlett-Packard, Пакард решил, что: наши склады с запчастями всегда будут открытыми… что помогло HP в двух отношениях… Легкий доступ к запчастям и инструментам помогал дизайнерам продуктов и прочим сотрудникам, которые хотели поработать над новыми идеями дома и на выходных… А открытые склады были символом доверия, доверия, которое оказалось центральным элементом того, как НР вел свои дела.

Как и Пакард, аристотелевский Законодатель знает, что добрая воля важна для хорошо устроенной фирмы или страны. Он знает, что добрая воля может быть подорвана политикой, которая кажется подходящей для мира, где доверие и забота друг о друге либо не существуют, либо не имеют значения.

Возможно, самой сложной задачей является выработка такой политики, при которой общественно ориентированные предпочтения будут синергетичными с нацеленными на экономический интерес агентов стимулами, то есть положительные эффекты стимулов и предпочтений будут усиливать друг друга, а не ослаблять. Даже если Законодатель ставит перед собой более скромную цель «не навредить» и пытается разработать стимулы, которые просто аддитивны к общественно ориентированным предпочтениями, ему придется разобраться, почему происходит вытеснение.

Что можно узнать о предпочтениях из экспериментов.

В 2011 году мы с Сандрой Поланья-Рейес решили собрать все свидетельства из экспериментальной экономики, имеющие отношение к предположению о том, что общественно ориентированные предпочтения и стимулы сепарабельны. Мы обнаружили исследование, в которых использовалось более групп испытуемых с общим числом участников более 26 тысяч человек из 36 стран.

Испытуемые из нашего набора данных играли в «Диктатора», «Доверие», «Ультиматум», «Общественное благо», «Наказание третьим лицом», «Общий ресурс», «Обмен дарами» и прочие игры принципала-агента.

Во всех этих играх действия одного игрока влияют на выигрыш другого, так что общественно ориентированные предпочтения могут влиять на поведение испытуемого в эксперименте. Во всех играх, кроме одной, отношения между игроками являются стратегическими, то есть выигрыш каждого из игроков зависит от того, что делают другой игрок или другие игроки, и все игроки об этом знают. Игра «Диктатор» является исключением — в ней игрок просто выдает сумму другому игроку, который ее пассивно получает.

Поскольку мы будем использовать тот же самый метод, полезно еще раз рассмотреть его логику. Проблема, с которой столкнулись мы с Поланья-Рейес, заключается в том, что эксперименты не измеряют предпочтения напрямую; вместо этого они измеряют действия, которые предпринимают люди при различных ограничениях и ожидаемых материальных выгодах.

Поэтому задача состоит в том, чтобы использовать действия испытуемых, чтобы реконструировать, как они оценили бы возможные исходы игры — то есть предпочтения, вызвавшие тот образ действий, которому они следова­ли в ходе эксперимента.

В экономической науке этот метод называется «выявленными предпочтениями». Джеймс Андреони и Джон Миллер использовали этот метод для реконструкции альтруистической функции полезности из экспериментальных данных в исследовании, озаглавленном «Дар глазами Гарпа» (GARP — аббревиатура для “generalized axiom of revealed preference”, то есть «обобщенной аксиомы выявленных предпочтений»).

Именно по этой причине при объяснений действий людей (в ходе эксперимента или в естественной среде) я интерпретирую их действия как попытку достичь определенного желаемого результата с учетом имеющихся у них возможностей.

Этот метод повсеместно используется в экономике,  но не для анализа общественно ориентированных предпочтений: такое использование метода открывает новые направления. Вот одно из новых направлений: как мы уже видели, желаемые человеком результаты не являются чем-то заданным, но могут изменяться под воздействием стимулов.

Трудность в выведении общественно ориентированных предпочтений из экспериментальных данных возникает потому, что в стратегических взаимодействиях действия игрока обычно зависят не только от его предпочтений, но и от его убеждений по поводу того, как поведут себя остальные.

Чтобы увидеть, как это усложняет проблемы вывода предпочтений из предпринятых действий, вспомним описанную в прошлой главе игру «Доверие». Когда инвестор переводит существенную часть своей суммы денег получателю (перевод будет утроен экспериментатором, так что получатель получит втрое большую сумму, чем отправил инвестор), мы не можем сразу же сделать вывод о щедрости инвестора.

Мы не можем сделать такой вывод потому, что большой перевод может быть оправдан эгоистичным интересом инвестора в сочетании с его убеждением, что получатель переведет назад не менее половины полученного. В таком случае инвестор по­лучит не менее чем 1,5 доллара на каждый отправленный доллар, то есть 50%-ю отдачу на свои «инвестиции»: альтруизмом здесь и не пахнет.

Но, наверное, мы все же можем сказать, что инве­стор доверяет получателю? Совсем не обязательно: большой перевод может быть основан исключительно на убеждении в том, что получатель очень беден и будет считать каждый пенни; в сочетании с альтруистическими предпочтениями перевести большую сумму получателю будет в этом случае наилучшим (для инвестора) исходом игры.

Отделить убеждения от предпочтений при определении причин поведения в ходе эксперимента непросто, но хорошо продуманные эксперименты позволяют нам сократить число возможных мотивов действия. Например, когда в одномоментной (не повторяющейся) игре «Доверие» получатель возвращает существенную сумму инвестору, действие получателя, очевидно, не может быть вызвано личным интересом.

Когда, в похожих случаях, наиболее разумным объяснением поведения в ходе эксперимента будет объяснение с помощью общественно ориентированных предпочтений индивида, я буду использовать фразы, вроде «по-видимому, у субъекта имеются другие мотивы, кроме эгоистического интереса»; слово «по-видимому» служит напомина­нием, что эксперименты не тестируют предпочтения напрямую.  Но поскольку идея о том, что предпочтения человека можно вывести из его наблюдаемого поведения, кажется мне естественной, я иногда буду пропускать слово «по-видимому» в тех местах, где это не вызовет двусмысленности.

Чтобы восстановить предпочтения из результатов эксперимента, мы воспользуемся той же стратегией, которую использовали для изучения предельного и категорического вытеснения в экспериментах Ирленбуша и Рухала.

Мы наблюдаем общий эффект от стимулов на действия субъектов и затем сравниваем его с предсказанным общим эффектом. Если общий эффект отличается от прямого эффекта (эффекта от материальных издержек и выгод), мы можем заключить, что стимулы каким-то образом изменили (ненаблюдаемые) ощущаемые ценности индивида, что повлияло на его действия.

Вот что нам с Поланья-Рейес удалось обнаружить: в большинстве случаев влияние стимулов на ощущаемые ценности было отрицательным. Эксперименты показывают, что политические меры, основанные на убеждении в том, что граждане или наемные работники преследуют исключительно собственный интерес, чаще всего вынуждает людей именно так и действовать. Осталось понять, почему.