Становление правозащитного движения в России

Суд над Синявским и Даниэлем состоялся с 1-14 февраля 1966 г. Процесс был объявлен открытым – по крайней мере официально (на самом деле почти вся публика состояла из специально ото­бранных КГБ людей). Писатели были признаны виновными по ст. 70 УК РСФСР (“антисоветская агитация и пропаганда”): Синявский был приговорен к семи годам лишения свободы с отбыванием наказания в лагерях строгого режима, а Даниэль – к пяти. Может быть, впервые в истории обвиняемые по громкому по­литическому делу заняли позицию полного непризнания своей вины и на суде продолжали отстаивать свое право на свободу слова и творчества. Ход процесса ежедневно освещался западной прессой. Корреспонденты вместе с друзьями подсудимых дежу­рили во дворе суда, ожидая появления жен писателей, допущен­ных на процесс. Поэтому обо всем происходящем было известно не только на Западе, но и в СССР – из передач западных русско­язычных радиостанций. По мнению Л.М.Алексеевой, именно в те дни было сломано взаимное недоверие между будущими правозащитниками и западными корреспондентами, что сыграло в последующем немаловажную роль.

Осенью 1966 г. вышла составленная Александром Гинзбургом “Белая книга” – сборник документов по делу Синявского и Дани­эля, в который вошли стенограмма процесса, газетные статьи и письма в защиту писателей. Первое такое письмо, адресованное Генеральному прокурору СССР, написала жена Даниэля Лариса Богораз. Выше уже упоминалось о том, что письма в защиту аре­стованных или осужденных писались в СССР и раньше. Андрей Амальрик говорил, что обращение к суверену с петициями как способ диалога (чаще всего, заметим, одностороннего) с властью вообще характерно для авторитарного общества. Однако теперь тон и аргументация такого рода обращений стали совершенно иными:

“Старший следователь… утверждает в беседах со мной и во время допросов, что мой муж виновен и понесет наказание… Такая предрешенность дела в процессе следствия заставляет меня сомневаться в объективности ведения дела… Я… требую соблюдения норм человечности и законности”.

Позже было написано более 20 подобных писем, под которыми поставили свою подпись в общей сложности 80 человек. Практически все эти лица достигли определенных ступеней в советской иерархии; большую часть составляли писатели. Еще одним важнейшим отличием таких писем от писем в защиту, например, Бродского, не говоря уже о письмах сталинской эпохи, был их открытый характер, в чем и состоял основной смысл их написания. Авторы, не рассчитывая убедить власти в своей правоте, с самого начала знали, что письма будут опубликованы в самиздате. Именно эти письма оказали огромное влияние на формирование диссидентского общественного мнения, во-первых, содержа­щейся в них “правовой” аргументацией, во-вторых, являя собой пример личного мужества. И авторы, и читатели прекрасно пони­мали, что появление подписи писателя или ученого под правозащитной петицией грозило ему исключением из творческого со­юза, лишением возможности публиковаться, увольнением с работы и т.д.

По мере усиления “неосталинистских” тенденций в советской официальной пропаганде и общего “похолодания” режима пись­ма протеста стали появляться все чаще, по самым разным поводам. Можно назвать, например, протест против введения в Уго­ловный кодекс РСФСР упоминавшихся выше новых статей – 190′ и 190³, предусматривавших уголовную ответственность за “рас­пространение заведомо ложных измышлений, порочащих совет­ский государственный и общественный строй” и “организацию или активное участие в групповых действиях, нарушающих общественный порядок”. Эти статьи были введены Указом Прези­диума Верховного Совета РСФСР в сентябре 1966 г. по инициативе КГБ. В секретной записке Председателя КГБ СССР В.Е.Семичастного и Генерального прокурора СССР Р.А.Руденко прямо говорится о “проявлениях”, которые “не являются наказуемыми по действующему уголовному закону”. Ведь распространение самиздата, участие в “подписных” кампаниях или демонстрациях, подобных митингу гласности, не преследовали целей “подрыва или ослабления советской власти”, которые были неотъемлемым элементом состава “антисоветской агитации или пропаганды”, предусмотренного ст. 70 УК РСФСР. Как видим, в КГБ отлично понимали новаторство правозащитной аргументации. Введение новых статей позволяло эти действия превратить в преступления. Обращение к депутатам Верховного Совета, протестующее против введения новых статей, подписали 13 академиков (вклю­чая А.Д. Сахарова), известные писатели, художники, режиссеры, композитор Д.А.Шостакович. Власти не заставили себя долго ждать с применением новых норм. Уже в январе 1967 г. были аре­стованы А. Гинзбург, Ю. Галансков, А. Добровольский и В. Лашкова. Всем им вменялось в вину составление и распространение ‘”Белой книги”, в частности передача ее на Запад. В январе же в их защиту был проведен митинг на Пушкинской площади; двое из его участников были также арестованы и впоследствии осуж­дены по ст. 190’ УК РФ. После “процесса четырех” в январе -марте 1968 г. (на котором Гинзбург был осужден на пять лет ли­шения свободы, а Галансков – на семь) вновь была развернута кампания протеста, и на этот раз в ней приняли участие уже око­ло 700 человек. Причем впервые “подписанты”, как их стали тог­да называть, обратились не только к советскому руководству, но и непосредственно к общественности, в том числе международной. Это было сделано в обращении Ларисы Богораз и Павла Литви­нова, требовавших освобождения осужденных и проведения повторного судебного разбирательства с участием международных наблюдателей. Обращение вызвало большой резонанс в западных СМИ и среди слушателей западных радиостанций.

События 1968 г. стали своего рода переломным моментом в осознании будущими правозащитниками себя как определенной общности, отличающейся как целями, так и методами работы. С одной стороны, благодаря самиздату и западным радиостанциям о деятельности московских активистов узнавала даже провинциальная либеральная общественность, и им стали приходить со­чувственные (но не только) письма. С другой стороны, после того как на “подписантов” обрушились “мягкие” репрессии (такие, как исключение из партии, творческих союзов и т.д.) и стало понят­но, что непосредственного эффекта петиционные кампании не имеют, какими бы громкими ни были имена подписывающихся, многие из них отказались от активного противостояния власти (что вовсе не означало отказа от убеждений). Так образовалась группа людей, готовых продолжать борьбу за признание и соблюдение государством прав человека. Несмотря ни на что, они считали, что эта борьба при всей ее очевидной бесперспективности важнее их научной или творческой карьеры. Именно эти люди и стали вскоре называть себя правозащитниками.

В августе 1968 г. СССР ввел войска в Прагу. Это событие окон­чательно убедило многих из тех, у кого еще оставались какие-то сомнения, в сворачивании политики “оттепели” и “социализма с человеческим лицом”, так как советская либеральная интеллигенция именно с чехословацкими реформами связывала свои надежды на модернизацию социализма. Ввод советских войск вызвал многочисленные протесты как в самой Чехии (особенно известно самосожжение студента Яна Палаха), так и во всем мире, в том числе в СССР. 25 августа семь человек, включая Ларису Богораз, Павла Литвинова и Наталью Горбаневскую, вышли на Красную площадь с плакатами “Позор оккупантам!” и “За вашу и нашу свободу!” Через несколько мгновений демонстрация закончилась: у не оказывавших сопротивления демонстрантов вырвали плакаты, их избили и задержали сотрудники КГБ. Почти все они по­несли суровое наказание.

В апреле 1968 г. вышел первый выпуск первого полноценного правозащитного периодического издания – “Хроника текущих событий” (до этого в самиздате выходили лишь литературные жур­налы). Целью издания было фактологическое отражение нарушений прав человека в СССР и деятельности правозащитников; в нем принципиально не публиковались аналитические материалы. С некоторыми непродолжительными перерывами “Хроника” выходила до 1989 г., несмотря на постоянные репрессии в отношении сменявших друг друга ее составителей. Любой читатель жур­нала мог сообщить об известных ему фактах тому, у кого он взял “Хронику” – такой механизм был признан наиболее безопасным, так как исключал общение всех “корреспондентов” напрямую с редакцией. Со временем “Хроника текущих событий” приобрела функцию некоей информационной среды, в которой существовало не только собственно правозащитное, но и все крайне пестрое диссидентское движение. “Хроника” стала форумом, открытым для столь разных направлений, как украинские националисты и евреи-отказники, баптисты и анархисты, самодеятельные проф­союзные лидеры и монархисты.

В это же время появляются первые правозащитные организации, хотя первоначально идея организационного оформления движения воспринималась его участниками с некоторым подозрением. Это легко объяснить: советские граждане насильно “объе­динялись” в различные организации, начиная от приема в октябрята-пионеры-комсомольцы и заканчивая членством в партии, профсоюзе и даже такой экзотической организации, как Добро­вольное общество содействия армии, авиации и флоту (ДОСААФ). Правозащитники опасались, что формализация их работы лишит сообщество присущего ему духа братства и самопожертвования. Показательно, что первая “открытая” организация развилась из уже опробованной стратегии правозащитной деятельности – очередной петиционной кампании.

28 мая 1969 г. 15 человек подписали письмо о нарушениях прав человека, которое впервые было адресовано не советским властям, а международной организации – ООН. Вот как объясняли это авторы:

“…на наши протесты и жалобы… мы не получили никакого ответа. Надежда на то, что наш голос может быть услышан… истощилась”.

Смена адресата – не единственное нововведение этого пись­ма. Авторы письма назвали себя “Инициативной группой защиты прав человека в СССР”. Через месяц за подписью Инициативной группы было опубликовано еще одно письмо – в защиту осуж­денного на второй срок Анатолия Марченко. Причем на этот раз имена подписавшихся уже не указывались. Так группа стала по­стоянно действующей. Вскоре последовали репрессии против ее членов. Через год после создания группа выступила с открытым письмом, в котором излагала принципы своей работы:

“…Всех нас, верующих и неверующих, оптимистов и скептиков, людей коммунистических и некоммунистических взглядов, объединяет чувство личной ответственности за все происходящее в нашей стране, убеждение в том, что в основе нормальной жизни общества лежит признание безус­ловной ценности человеческой личности… Нас объединяет также стрем­ление действовать открыто, в духе законности, каково бы ни было наше внутреннее отношение к отдельным законам… Мы пытаемся что-то сделать в условиях, когда, с нашей точки зрения, ничего не делать – нельзя”.

В этих словах кратко и четко выражена вся идеология правозащитного движения, такая, как она сложилась к концу 60-х годов. После нескольких обращений в ООН и другие международные организации более половины членов Инициативной группы были осуждены, и в 1972 г. она прекратила свою деятельность (как впоследствии выяснилось, не навсегда).

В ноябре 1970 г. тремя физиками – Валерием Чалидзе, Андре­ем Твердохлебовым и Андреем Сахаровым была создана более структурированная общественная правозащитная организация -Комитет прав человека в СССР. Одним из экспертов комитета стал упоминавшийся ранее Александр Есенин-Вольпин. Целями комитета были провозглашены “консультативное содействие органам государственной власти в создании и применении гарантий прав человека; разработка теоретических аспектов этой проблемы и изучение ее специфики в социалистическом обществе; пра­вовое просвещение… пропаганда международных и советских документов по правам человека”. Были разработаны регламент и правила членства в организации. В 1971 г. комитет стал филиалом Международной лиги прав человека, а также коллективным членом Международного института права (Страсбург). Комитет занимался такими проблемами, как анализ соответствия внутренних норм СССР его международным обязательствам по правам человека; право на защиту в суде; определение понятия “”полит­заключенный” и т.д.

В 1972 г. власти повели “генеральное наступление” на право­защитное движение. В январе был осужден за антисоветскую аги­тацию Владимир Буковский. Он был дважды подвергнут незаконным психиатрическим репрессиям. Медицинские документы, касающиеся его самого и еще шестерых правозащитников, он су­мел передать на рассмотрение международного съезда психиатров, но съезд не счел возможным рассматривать эти документы, опасаясь, по-видимому, политических последствий. Тем временем власти все шире стали применять внесудебные репрессии в виде незаконного помещения в специальные психиатрические лечебницы, так как судебные процессы привлекали слишком большое внимание зарубежной общественности. Да и помещение в психиатрическую лечебницу было едва ли не худшим наказанием, чем лишение свободы. Там существовали все условия для применения изощренных пыток, не говоря уже о том, что срок пребывания в лечебнице, в отличие от тюремного срока, был не­определенным. По сведениям “Хроники”, в 1970 г. из 106 осуж­денных по “”политическим” статьям 20 были направлены в психиатрические больницы, в 1971 г. из 85 осужденных -24.

Еще в 1969 г. была арестована Наталья Горбаневская, создав­шая “Хронику”, однако издание продолжало выходить. В январе 1972 г. вышел ее 23-й номер. Сразу после этого одновременно во многих городах страны начались повальные обыски, допросы и аресты людей, имевших отношение к распространению самиздата и особенно “Хроники”. В июне 1972 г. был арестован и обвинен по ст. 70 УК РСФСР Петр Якир, широко известный как в СССР, так и за его пределами правозащитник, а также Виктор Красин -один из участников Инициативной группы.

В ноябре этого же года на свидании с дочерью Якир заявил, что он “изменил свое отношение к демократическому движению” и что “‘предъявленные ему на следствии материалы убедили его в тенденциозном характере и объективной вредности “Хроники те­кущих событий”. Поэтому он просил прекратить издание “Хро­ники”. Он также сообщил, что за каждый новый выпуск следователи обещали удлинять срок ему и Красину, а также производить новые аресты, причем вне зависимости от того, имел ли человек отношение к подготовке конкретного выпуска. Через несколько месяцев это обещание было подкреплено арестом Ирины Белогородской, которая действительно не принимала участия в подготовке недавно вышедшего 27-го выпуска. Стало ясно, что Якир и Красин сотрудничают со следствием (впоследствии стало известно, что они дали показания против более чем 200 человек).

Эта ситуация поставила редакцию “Хроники” перед сложной моральной проблемой: продолжение выпуска ставило под удар не только ее членов, но и множество других людей. Поэтому с конца 1972 г. издание “Хроники” было приостановлено.

В августе 1973 г. состоялся процесс, на котором Якир и Кра­син признали “свою вину” и “клеветнический” характер своих выступлений и “Хроники”. После вынесения приговора, в соответствии с которым оба подсудимых получили по три года лише­ния свободы и по три года ссылки, была проведена транслировавшаяся по телевидению пресс-конференция с их участием. Через месяц Верховный Суд снизил Якиру и Красину сроки лишения свободы до уже фактически отбытых.

Следует признать, что “операция” властей по разгрому право­защитного движения была проведена успешно. Несмотря на то что почти никто из допрошенных и арестованных не поддержал заявлений Якира и Красина, а Инициативная группа выступила со специальным заявлением по этому поводу, среди правозащитников преобладало ощущение поражения. В ноябре 1972 г. Вале­рий Чалидзе получил разрешение на выезд в США и немедленно был лишен советского гражданства (это был первый прецедент “мирного” способа избавления от неугодных лиц). В октябре 1973 г. созданный по инициативе Чалидзе Комитет прав человека прекратил свою деятельность.

Таким образом, в 1973 г. перестала существовать сама струк­тура функционирования правозащитного движения. Тем или иным образом были устранены наиболее активные правозащитники, прекратился выпуск “Хроники”, перестали действовать правозащитные организации.