Раннестюартовская монархия, цивильное право и проблематика консилиарных институтов

В тюдоровскую и раннестюартовскую эпоху оформляется и переживает расцвет целый ряд судебно-административных органов: прерогативных судов, судов консилиарных и «судов справедливости», которые не только в аспектах процедуры, но и в аспекте источника права отличались от судов общего права.

Они характеризовались более тесным, непосредственным и активным взаимодействием с монархом: с королем или королевой лично, с его Канцелярией или Тайным советом.

Подобного рода взаимодействие и общее усиление прерогативной юстиции нередко трактовалось в историографии как свидетельство не слишком удачного поиска новаторских средств управления и контроля, принимавших облик того «деспотического правления», которое полагалось неотъемлемой составляющей пролога гражданской войны середины XVII столетия.

Однако, возможно, ситуацию следует оценивать с точностью до наоборот. Расцвет институтов, благодаря которым для различных социальных групп открывалась возможность обходить дорогостоящую и полную проволочек процедуру подготовки разбирательства в судах общего права, можно трактовать и как реализовавшееся намерение короны продемонстрировать приверженность глубоко укорененной в средневековом сознании идее патерналистской модели монаршей власти.

Монарх — защитник «меньших», хранитель ортодоксальной веры, защитник порядка на пограничных территориях — именно таким должен был представать государь благодаря решениям судов, о которых пойдет речь далее.

Активизацию консилиарных и прерогативных судов и судов справедливости, следовательно, можно оценивать не столько как административную новацию, сколько, напротив, как стремление Тюдоров и впоследствии двух первых Стюартов реализовать собственные представления о традиционном, с их точки зрения, способе действия истинного английского монарха — вершителя

правосудия и творца правового порядка в целом, подобного таким культовым фигурам, как Эдуард Исповедник или «английский Юстиниан» Эдуард I Плантагенет.

Ориентированность правосознания англичан на поддержание традиции подсказывала монархам из династии Тюдоров и Стюартов, что залогом стабильности системы управления может стать ее частичная «архаизация».

Интересно
В политической культуре как классического Средневековья, так и раннего Нового времени любое изменение или объективное административное новшество позиционировалось исключительно как возвращение к существовавшему ранее и потому более совершенному.

Внедрение изменений имело шансы на успех лишь в том случае, если их инициатор успешно доказывал обществу, насколько предпринятые им шаги укоренены в общеизвестной традиции.

Верховной власти при этом отводилась роль не только гаранта соблюдения практик, воспринимавшихся в качестве нормативных, но и гармонизирующая функция, предполагавшая, что именно она несет ответственность за объем, форму и конкретные механизмы «возвращения к традиции».

Разумеется, речь никогда не шла об искусственной реконструкции конкретных административных инструментов; так, возникшие и развивавшиеся в течение XVI и XVII столетий административно-судебные инстанции отражали представления государя и его ближайшего окружения о том, какова была та самая «классическая» средневековая норма.

Несмотря на то, что даже для теоретиков общего права не подлежал сомнению факт, что источником правосудия в конечном счете является все же монарх, именно в консилиарных, прерогативных судах и судах справедливости монаршее правосудие — как карающее, так и милосердное — являло себя обществу гораздо более отчетливо.

Одной из важных составляющих «патриархального» образа монарха была, безусловно, его близость и доступность для подданных, в то время как под влиянием кризиса власти во второй половине XV в. определенные идеи теоретиков общего права постепенно развивались в направлении

возможной самодостаточности и саморегулируемости локальной общины (их апогеем уже в XVII в. стала идея верховенства парламента).

Одновременно возвращение ad fontes, то есть к идеям сеньориальной монархии, предполагало и более активное и непосредственное взаимодействие с подданными.

Разного рода источники — прежде всего историко-антикварные и историко-правовые сочинения — реанимировали в обществе представления об английской земле как королевском домене, обретенном предшественниками правящего дома в результате завоевания.

Следовательно, по отношению к такого рода монарху его подданные могли выступать либо в качестве вассалов, либо в качестве слуг королевского дома. Консилиарные суды, в состав которых входили представители титулованной и нетитулованной знати, а также духовенства, воплощали идею суда сеньора-в-совете, суда первого среди равных.

Развитие судов справедливости соотносились с идеей суда сеньора в отношении своих слуг, основанного уже не на коллективном «совете», а на отцовском разуме хозяина дома. Отсюда проистекает и представление о Королевском совете как центральном административно-судебном институте монархии, и о Канцелярии как центре управления королевским доменом.

На основе материала, который предоставляют источники по истории деятельности консилиарных, прерогативных судов и судов справедливости, можно также сделать любопытные наблюдения относительно динамики самой верховной власти.

Общим вектором эволюции верховной власти в ее различных формах является постепенный переход от частно-правовых методов регулирования к публично-правовым.

Однако активизация консилиарной и прерогативной юстиции в Англии в XVI в. и первой трети XVII столетия делает эту картину менее однозначной.

Активная поддержка монархией консилиарной и прерогативной юстиции, успех и эффективность работы прерогативных институтов, позиционировавшихся как возвращение к сеньориальному суду монарха, к его статусу одновременно сюзерена и отца, означало присутствие элемента обратной динамики, то есть вектора движения, направленного от публично-правового к частноправовому.

Очевидно, что верховная власть в данном случае последовательно и успешно конструировала и внедряла механизм, сдерживавший импульсы, исходящие от теоретиков общего права и парламента.

Этот механизм, разуеется, не был единственным или исключительным средством, с помощью которого верховная власть утверждала свой авторитет в обществе.

Очевидно, что инны и парламент доводили до логического конца представления об исключительно публично-правовых отношениях между верховной властью и подданными.

Успех тюдоровской и стюартовской монархии, сохраненный ею несмотря на период реформационных потрясений середины XVI в., как представляется, был основан на парадоксальном сосуществовании указанных двух ипостасей верховной власти — власти, стремящейся позиционировать себя как власть сюзерена, и власти, в которой статус сюзерена эволюционирует в статус суверена.

До тех пор, пока Якову I со свойственной ему осмотрительностью удавалось исполнять описанную выше гармонизирующую функцию, то есть в допустимом соотношении опираться как на публично-правовые, так и на частноправовые элементы управления, возникавшие конфликты обретали мирное разрешение.

Однако к моменту воцарения Карла I институты прерогативного и консилиарного характера достигают апогея своего развития, а теоретики — максимального влияния на политическую мысль.

В то время как Якову I путем уступок, лести, угроз и милостей удавалось сохранять порой конфликтные, но тем не менее конструктивные отношения с юристами общего права и, соответственно, с нижней палатой парламента, укомплектованной преимущественно выпускниками судебных иннов, симпатии и антипатии его сына были слишком открыты и однозначны.

Безапелляционная поддержка и без того успешной корпорации цивилистов, нередко бестактное применение прерогативы, то есть неадекватное педалирование «сеньориальной» компоненты власти спровоцировала агрессию со стороны парламента.

Иначе говоря, Карл Стюарт создал такую ситуацию, при которой влияние иннов и связанной с ними социально-политической группы оказалось под угрозой, что и стало поводом к развязыванию конфликта.

Примечательно, что по мере разворачивания республиканского эксперимента, присутствовавший в событиях Гражданской войны элемент социопрофессиональной и институциональной конкуренции юристов общего права и цивилистов становится совершенно очевидным.

Для сравнения: царствование Якова стало периодом, изобилующим систематизаторскими начинаниями, проектами усовершенствования отдельных принципов и институтов английского права (деятельность Бэкона по реформе Канцелярии, систематизаторские трактаты Финча, Кока и т. д.).

Однако ни в одном из них речь не шла об уничтожении тех или иных институтов или о насаждении правового и процедурного единообразия. Английский «правовой федерализм» воспринимался как данность; дискуссия возникала лишь о доминирующем элементе.

Однако после победы парламентской оппозиции над сторонниками Карла I началось последовательное уничтожение — а отнюдь не исправление или преобразование — тех институтов, которые обеспечивали не только эффективность монархии, но и были оплотом корпорации цивилистов.

Насколько избранный путь оказался тупиковым, свидетельствует факт реставрации Стюартов в 1660 г. и одновременная реставрация — хотя уже в иных условиях — столь яростно отвергнутого правового федерализма.

Привлечение цивилистов к ведению процессов и консультаций в упомянутых категориях судов было вполне закономерным.

В первую очередь, общее право по сути своей не могло отвечать принципам той сеньориальной юстиции, продемонстрировать которую верховная власть стремилась путем расширения прерогативной и консилиарной юстиции, в то время как цивильное право представляло собой не только альтернативную, но и досконально разработанную правовую систему.

И хотя основы цивильного права формировались в античный период, классическое и позднее Средневековье доказало успешность его использования как в теории, так и на практике.

Юрисдикция консилиарных судов и судов справедливости была весьма и весьма широкой: теоретически она распространялась на любые вопросы, не связанные напрямую с тяжбами о собственности на землю.

В рамках одного трибунала, таким образом, могли рассматриваться совершенно разноплановые дела, что в целом соответствовало принципам сеньориального суда.

Следовательно, для вынесения вердиктов требовалась такая система права, которая обладала бы достаточной универсальностью и гибкостью, одновременно оставляя простор для необходимых интерпретаций и адаптаций.

Интересно
И цивильное право, методология адаптации которого к средневековым феодальным реалиям была разработана комментаторской, и в частности, бартолистской, традицией, и право справедливости в полной мере отвечали запросам монархии.

Кроме того, можно провести параллель между патерналитским характером римского права и столь же отчетливо проявившимися патерналистскими притязаниями монархов из династии Тюдоров и Стюартов.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)