Особенности половой жизни человека
В предыдущей главе я приводил критическую ремарку Фрейда в адрес всей предшествующей ему философии и психологии, оказавшейся, по его мнению, неспособной сказать ничего вразумительного об отношении между телом и душой человека.
Этой ремаркой он как бы делал заявку на то, что вот ему-то все это хорошо известно и что он готов поделиться своими знаниями и открытиями с на- ми, неразумными и невежественными.
Признаюсь, что, читая и перечитывая Фрейда, я все никак не мог взять в толк: чем, собственно, был вызван такой шумный успех его учения? Самой темой? Ее пикантностью? Шокирующей откровенностью, с какой он раскрывал ее? — Наверное, и тем, и другим, и третьим. Помимо того, в науке — как, собственно, и во всем другом — очень важны своевременность и способ подачи идеи.
У Фрейда в этом смысле все сложилось на редкость удачно. Кто когда-либо брал в руки сочинения этого психоаналитика, не мог не обратить внимания на форму изложения им своих мыслей и положений. Без всякого сомнения, он был баальшой краснобай и хорошо знал, как и чем завлечь аудиторию.
В самом деле, над ними еще висел покров тайны, многие ее стороны считались «табу»; не было еще телевидения, в котором нынче набедренная повязка или то, что ее заменяет, сбрасывается с себя лицами обоего пола по десятку раз на дню и акт совокупления преподносится столь же обыденно, как и тупое пережевывание персонажами телереклам «орбита без сахара».
Хотя нельзя отрицать, что даже сегодня, при всем переизбытке сексуальной тематики, она тем не менее продолжает вызывать повышенный интерес у публики… Никуда не денешься: человек на то и есть Homo sexualis, чтобы подобные вещи не оставляли его равнодушным.
Здесь, конечно, нельзя не учитывать особенность самого времени появления учения Фрейда — начало ХХ столетия, предвоенные и сразу послевоенные годы, повышенная нервозность, тревожное и повсеместное ощущение надвигающихся перемен, крушение государств, революции…
Отсюда обостренное внимание ко всему необычному, сенсационному, будоражащему любопытство и воображение. И тут вам, пожалуйста, Фрейд со своим либидо!
Немалую роль сыграло здесь и то, что он был психолог, вернее, психиатр, даже психоаналитик, а в обыденном сознании — это почти волшебник, маг, чародей, каждому слову которого все верят безоговорочно (это к вопросу о магии слов).
К тому же Фрейд, как и его последователь Юнг, как и натуралист Дарвин, были представителями естественных наук. К ним же со стороны широкой публики особое доверие — так уж ее приучили.
Все эти натуралисты бы- ли, надо полагать, сильны в своих специальных областях, но вовсе не были философами в широком смысле этого слова. Практика же показывает, что когда тот или иной «естественник» добивается широкой известности, то свои достаточно ограниченные специальные теории непременно начинает возводить на уровень общего миро- воззрения. Эту особенность в свое время точно подметил М. Вебер. То же примерно отмечает и Вышеславцев касательно Фрейда.
«Философские ошибки Фрейда, — пишет он, — являются ошибками классическими: они появляются на свет в тех случаях, когда натуралист (например, психиатр) пытается при помощи хорошо ему знакомых и испытанных категорий природы проникнуть в сверхприродную сферу духа. Эта ошибка есть неспособность видеть высшие категории, высшие ступени бытия и непонимание их соотношения с низшими».
Эту оценку, кстати, вполне можно отнести и к таким ученым, как Эйнштейн, Планк, Борн… Каждый из них, как известно, претендовал на общемировоззренческую значимость своих узкоспециальных теорий и гипотез.
Тот же Фрейд, не ограничиваясь областью психоанализа, стал выступать по таким общефилософским проблемам, как сущность мировоззрения, связь и отношения науки, религии и искусства и т.д. Конечно, бог бы с ним, — каждый волен высказать свое слово, коли есть желание и возможность. Если у меня имеются к нему претензии, то вовсе не из области его мировоззренческих взглядов — здесь каждый сам себе Кант.Что касается специальных взглядов Фрейда, то, знакомясь с ни- ми по его лекциям, невольно на ум приходит суждение Шпенглера:
«Психология есть прибежище для посредственностей». Может быть, он и в самом деле прав? Может быть, он был еще больше прав, предупреждая нас, легковерных: «Прежде чем идти к психиатру, убедитесь, что с его психикой все в порядке». Вот что, к примеру, за- являет тот же Юнг:
«Углубленное знание психологии вынуждает нас прийти к выводу, что человек просто-напросто не может жить не греша — …(“мыслью, словом и делом”). Лишь глубоко наивное, лишенное развитого со- знания существо способно вообразить, что оно в силах избежать греха». «Психология больше не может предаваться подобным инфантильным иллюзиям», — с пафосом заключает Юнг (курсив мой. — Э.П.).
И такое пишет психолог с мировым именем! Разве, чтобы знать, что человек не может не грешить, требуется углубленное знание психологии? Раскрывал ли Юнг когда-нибудь Библию? Слышал ли он что-нибудь о «грехопадении», читал ли Лютера, знает ли о сути христианской религии, вот уже две тысячи лет кряду без всякой психологии вдалбливающей в головы людей эту простую и лежащую на поверхности мысль?
Но даже и без всего этого, чтобы убедиться в том, что человек не может не грешить, нужно только внимательно посмотреть вокруг себя и на себя. И негоже психологу с презрением кивать на «глубоко наивных, лишенных развитого сознания существ» за то, что они считают себя безгрешными. Именно они-то и могут так считать, ибо сказано: «блаженны нищие духом». Такими были Адам и Ева до вкушения от древа, таковы все юродивые…
Науки в ней не больше, чем в них. Что же касается искусства, то здесь все индивидуально, как и в любом деле. Конечно, как и во всякой сфере, в психиатрии имеются свои технические приемы и знания, но владение ими не делает человека психиатром или психоаналитиком, как и владение техническими приемами, скажем, в живописи или музыке еще не делает из человека художника или музыканта в полном смысле этих слов.
Тем и другим надо родиться. Родиться надо и психиатром. По- скольку таких врожденных (от Бога) художников, музыкантов, по- этов, равно как и психиатров, буквально единицы, то любую сферу искусства (и психиатрию тоже) можно с полным на то основанием назвать по-шпенглеровски «прибежищем для посредственностей». Вот они-то и составляют основной их контингент.
Взять того же Фрейда. Многие его взгляды и выводы из области сексопатологии, прямо скажем, вызывают внутренний протест, ибо не отвечают обычному опыту нормальных людей, а значит, и представлению о культуре. А ведь Фрейд распространяет свои выводы на всех без исключения.
К примеру, так называемый «комплекс кастрации» или «эдипов комплекс», извлеченный им то ли из темных глубин собственной психики, то ли из столь же темных глубин своих психически нездоровых пациентов, он приписывает абсолютно всем как присущее людям врожденное свойство их психики.
У кого как, но лично у меня от чтения работ Фрейда сложилось полное впечатление, что он сам страдал какой-то формой маниакальности на сексуальной почве, которая затем переросла в своего рода комплекс непогрешимости своих идей и взглядов.
