Несостоятельность (банкротство) в праве Италии, Франции, Германии, Англии

Положения римского конкурсного права частично были восприняты средневековым итальянским правом, которое, по мнению многих ученых, удержалось от слепого подражания римскому праву. Основным стимулом развития конкурсного права является развитие торговли, кредитных отношений – и это в полной мере проявилось в средневековой Италии.

“Уже к концу первой половины средних веков Италия, особенно северная, покрывается сетью самостоятельных торговых республик, захвативших в свои руки торговлю Европы с доступным тогда Востоком”. Уже в IX-X вв. торговые отношения в итальянских городах были весьма развиты, что побуждало право к созданию механизмов, направленных на удовлетворение требований кредиторов неплатежеспособного должника.

Кроме того, в Италии существовала важная политическая предпосылка развития конкурсного права – поскольку итальянские города были самостоятельны, то должник легко мог скрыться от кредиторов в другом городе-государстве.

Следствием такой ситуации явилась, во-первых, необходимость выработки четких единообразных положений конкурсного права. Г.Ф. Шершеневич отмечает, что “в каждом более значительном городе конкурсное право развивалось самостоятельно, составляя предмет заимствования для меньших городов”. Во-вторых, следствием политической разобщенности явилась такая особенность конкурсного права, как быстрота осуществления мероприятий, применяемых к должнику.

Информацию о праве средневековых итальянских городов (в том числе и конкурсном) мы черпаем из статутов, представлявших собой сборники судебных решений, более или менее систематизированных. Изначально конкурсные нормы были по статутам рассеяны; “в позднейших статутах мы встречаем особые отделы, посвященные конкурсному праву, помещаемые иногда особо, в самом конце, как в статутах Пиаченцы, Брешии, Болоньи, иногда среди других постановлений, как в статутах Милана, Генуи, Флоренции”. Отмечается, что первый конкурсный статут появился в Венеции в 1244 г. Наиболее разработанным называют статут г. Генуи 1488 г.

Итальянское конкурсное право было направлено на регулирование торговой несостоятельности, поскольку фактически именно купцы впадали в неоплатность. Однако, поскольку запрета на применение конкурсных норм к лицам, не являвшимся торговцами, не существовало, можно сделать вывод о том, что те же нормы применялись и в случаях неторговой несостоятельности.

В качестве еще одной особенности итальянского конкурсного права можно отметить значительную роль суда при том, что “вмешательство суда не устраняло самодеятельности кредиторов, которые сами заведовали имуществом несостоятельного, проверяли претензии, распродавали ценности”.

Суд контролировал осуществление конкурсных мероприятий и выносил решение о признании должника банкротом, однако, “на взгляд итальянских юристов, несостоятельность наступала не в тот момент, когда постановлено решение суда, а когда он скрылся либо бежал от кредиторов”.

То есть значение имело не столько судебное решение, сколько обнаружение признаков банкротства – в качестве таковых могло рассматриваться не только исчезновение должника – например, в статутах Болоньи было установлено, что признаками банкротства являются: безвыходное пребывание должника в собственном доме в течение 3 дней; закрытие торгового заведения в течение 3 будничных дней без объявления причин.

Для должника существовали личные последствия, которые постепенно смягчались и сменялись имущественными, хотя в течение очень длительного времени должник предполагался недобросовестным: decoctor ergo fraudator. Очень долго итальянское право не дифференцировало последствия банкротства для добросовестных и недобросовестных должников.

Постепенно для случайных банкротов было допущено применение cessio bonorum (т.е. в обмен на передачу кредиторам всего имущества и клятву в отсутствии другого имущества должник освобождался от личных последствий).

Инициатива в возбуждении конкурсного процесса могла исходить от следующих субъектов: кредиторы; должник; суд.

Что касается возбуждения производства по инициативе кредиторов, то оно допускалось везде и без всяких проблем. Возможность инициативы должника рассматривалась как льгота, поскольку вела к смягчению личных последствий, в частности, к освобождению от ареста либо к аресту в собственном доме.

Вследствие этого “инициатива должника в открытии конкурсного процесса была или совсем запрещена, или значительно ограничена. Например, в Генуе и Пистойе она вовсе не допускалась. А там, где она была дозволена для несостоятельных и несчастных, она совершалась через посредство суда, и должник освобождался ею от ареста только против тех кредиторов, которые были своевременно вызваны к участию в конкурсном производстве”.

Инициатива суда в возбуждении конкурса допускалась, но применялась очень редко.
Интересно отношение итальянского конкурсного права к кредиторам, которые наделялись значительными правами. Предусматривалось создание комитета кредиторов – capi di creditori.

Полномочия capi di creditori были следующими:

• владение имуществом должника;
• управление имуществом;
• розыск имущества, создание конкурсной массы;
• проверка требований, предъявляемых к должнику;
• представление должника в суде;
• заключение мирового соглашения с должником.

Для кредиторов устанавливались достаточно короткие сроки для заявления своих требований: “Кредиторы обязаны были явиться и предъявить требования к должнику под страхом совершенной потери своих прав. Кроме обычных доказательств своих требований, по некоторым статутам кредиторы должны были подкрепить их присягою”. Таким образом, пропущенный срок для предъявления требований восстановлению не подлежал.

Одним из достижений итальянского конкурсного права можно считать развитие положений римского права об опровержении сделок должника. Развитие это заключалось в том, что наряду с субъективной теорией опровержения, известной римскому праву, была создана новая теория, основанная на объективных факторах.

Таким образом, продолжалось применение Actio Pauliana, но, наряду с этим, в статутах появились нормы, позволяющие арестовывать имущество, отчужденное должником в течение определенного времени перед обнаружением несостоятельности. Как отмечает К.И. Малышев, в Генуе этот срок равнялся 15 дням, в других городах – 3 или 4 месяцам. Такие сделки признавались недействительными на основании одного лишь объективного критерия времени.

Еще одним важнейшим положением итальянского конкурсного права, касающимся кредиторов, является то, что “к участию в конкурсе допускались все кредиторы, хотя бы требования их были поставлены в зависимость от условия или срока, еще не наступивших”. Таким образом, не дифференцировалось положение кредиторов с наступившими сроками исполнения требований и с еще не наступившими.

В современном российском конкурсном праве решение этого вопроса связано с множеством проблем, на которых мы остановимся в соответствующих параграфах.
В некоторых итальянских городах устанавливалось различное правовое положение местных и иностранных кредиторов, причем местные пользовались преимуществами при удовлетворении требований.

Как упоминалось выше, итальянское конкурсное право допускало заключение мирового соглашения должника с кредиторами. Положения о мировом соглашении были разработаны в очень высокой степени.

Мировое соглашение было сделкой, прекращающей конкурс, однако только в том случае, если совершалось добросовестно – иначе оно признавалось недействительным. Кроме того, существовало правило, в соответствии с которым “ложные кредиторы, подписавшиеся под мировой сделкой или иначе выдавшие себя за кредиторов, становились должниками конкурсной массы на ту же самую сумму, на которую они выдавали себя кредиторами, а принадлежащие им действительные права на участие в массе уничтожались”.

Для заключения мировой сделки присутствие должника было необходимо; о том, что законодательства большинства городов поощряли заключения мировых соглашений, говорит тот факт, что сбежавшему должнику выдавалась особая охранительная грамота – salvo condotto, освобождавшая его от ареста при возвращении к месту заключения мирового соглашения.

Как отмечает Г.Ф. Шершеневич, некоторые статуты устанавливали срок, только в течение которого мировое соглашение могло быть заключено; например, в Генуе этот срок равнялся 8 месяцам, в Милане должнику давалось 3 месяца.

Отличались и правила голосования при заключении мирового соглашения. По общему правилу, для заключения мировой сделки было необходимо большинство 2/3 от общего числа долговых претензий; по генуэзским статутам требовалось большинство 7/8 по сумме претензий. В некоторых статутах устанавливалось, что мировое соглашение утверждается судом.

Таким образом, из вышесказанного можно сделать вывод о высокой степени разработанности конкурсного права положениями статутов итальянских городов. Но “италианское право на этом остановилось. Оно так и осталось правом отдельных городов и не возвысилось до общего италианского торгового права. Этому мешали политические условия. Знамя прогресса было перехвачено у италианцев другими народами Западной Европы и прежде всего французами”.

Французское конкурсное право интересно прежде всего тем, что оно зародилось под влиянием итальянских купцов, торговавших на французских ярмарках. Толчком к развитию конкурсного права послужило недовольство итальянских купцов отсутствием во французском праве норм, регулирующих конкурсные отношения.

Поскольку в итальянском праве такие законы были и к должникам применялись суровые последствия, итальянцы желали, чтобы подобные последствия применялись и к их французским контрагентам. Этим объясняется тот факт, что первые французские законы в области конкурсного права носили ярко выраженный уголовный характер.

Таким был Указ Франциска I 1536 г., таким был и Указ Карла IX 1560 г., правда, последний предусматривал наказание не только для самих должников, но и для лиц, принявших участие в подложном переукреплении имущества, устанавливая таким образом и определенные гражданско-правовые последствия.

“Законы Франции тех лет повелевали применять к банкротам телесные наказания, одевать на них ошейники и привязывать к позорному столбу”. По названным выше причинам, как считает В.Г. Струкгов (и с этим мнением нельзя не согласиться), французское право основное внимание уделяло разработке понятия о торговой несостоятельности – faillite, а не о несостоятельности вообще – deconfiture. Целиком на регулирование гражданских последствий, как отмечает Г.Ф. Шершеневич, был направлен Указ 1609 г., изданный Генрихом IV. Этот Указ дифференцировал банкротство на несчастное и злостное; признавал и развивал положения Actio Pauliana; определял статус действительных кредиторов, которым запрещалось вступать с должником в какие-либо сделки и предоставлять ему какие-либо отсрочки.

Французскому праву был известен институт cessio bonorum, правда, применение его было связано с применением к должнику позорящих процедур: “Чаще всего должник допускался к cessio bonorum только с условием носить потом целую жизнь зеленый колпак. Лишь только он снимал его, кредиторы могли арестовать его и посадить в долговую тюрьму”.

В 1629 г. подобные последствия были отменены для несчастных банкротов, но, как замечает К.И. Малышев, “колпаки встречаются еще в XVII столетии, и даже после того, как этот обычай вышел из употребления, судебные решения о допущении cessio bonorum писались по старинке с этим условием – носить колпак”.

Ордонанс закреплял как торговую, так и неторговую несостоятельность; устанавливал, что моментом открытия несостоятельности является день бегства должника; признавал недействительными все сделки должника, совершенные во вред кредиторам; определял, что голосование на собрании кредиторов осуществляется не количеством кредиторов, а количеством требований. В качестве серьезного недостатка Ордонанса Кольбера отмечается то, что он не предусматривал обязательную публикацию о несостоятельности, предоставляя должнику извещать кредиторов.

Позже, в начале XVIII в., положения об опровержении сделок должника были дополнены нормами, в соответствии с которыми “все передачи, распоряжения и сделки, а также судебные решения против должника, совершенные в течение последних 10 дней перед открытием несостоятельности, должны быть признаны недействительными”.

Требования, предъявляемые к должнику, подлежали проверке на предмет их действительности; дела о банкротстве стали рассматриваться не общими, а специальными судами; в конкурсный процесс вводились нормы, призванные заменить cessio bonorum. Эти нормы применялись только в случаях торговой несостоятельности и состояли в том, что на должника возлагалась обязанность заявлять в суд о своей несостоятельности с указанием ее причин, “а суду предоставлялось разрешать вопрос о свойстве несостоятельности, а именно об извинительности или неизвинительности ее”.

В первом случае устанавливались такие же последствия, как и при cessio bonorum.
Примерно тогда же, в начале-середине XVIII в., появилось положение о том, что при заключении мирового соглашения проголосовать за его заключение должно большинство в 2/3 по сумме претензий кредиторов, однако “лица, имевшие привилегию или ипотеку на каком-либо имуществе несостоятельного, не обязаны были подчиняться мировым сделкам, принятым другими кредиторами”.

Это означает, что указанные кредиторы могли изъять определенное имущество должника и самостоятельно, вне рамок конкурсного процесса, получить удовлетворение из его стоимости.

Важным этапом в развитии французского конкурсного права стало Торговое уложение, принятое 12 сентября 1807 г. и вступившее в силу с 1 января 1808 г. Уложение усилило уголовную направленность норм. Как отмечает К.И. Малышев, “сам Наполеон I, возвратившись после Тильзитского мира во Францию, лично присутствовал в заседаниях и настаивал на принятии крутых мер против банкротов”.

Наполеон настаивал на презюмировании злостного банкротства; на введении ответственности жены по долгам мужа: “Желательно, чтобы жена во всех случаях разделяла несчастие мужа…, так как она призвана к тому самой природою вещей, как и к участию в его удачах”. Тем не менее ученые отмечали высокие достоинства Уложения, которое имело “решительное влияние на торговое право почти целого мира”.

Уложение закрепило три вида несостоятельности – несчастную, неосторожную, злостную, но в силу того, что презюмировалась злостность, любой должник в случае неоплаты долгов подлежал аресту.

Интересным представляется тот факт, что в период действия Уложения 1808 г. четко дифференцировались понятия faillite (несостоятельность) и banqueroute (банкротство), при этом несостоятельность ipso facto наступала с момента прекращения платежей; признание банкротства происходило, если должник оказывался виновным в злоупотреблениях либо обмане. Таким образом, банкротством считалась несостоятельность, соединенная с незаконными (уголовно наказуемыми) действиями должника.

Уложение вводило обязанность заявления должником о своей несостоятельности в течение 3 дней с момента прекращения платежей. При несостоятельности полного товарищества необходимо было указать в заявлении сведения о каждом из товарищей, несущих солидарную обязанность.

Следствием чрезмерной суровости норм Уложения стало то, что многие должники либо скрывались, либо договаривались с кредиторами о ведении дел вне судебных органов. Оба последствия являлись весьма отрицательными; результатом реформирования конкурсного права стало принятие Закона 1838 г., значительно смягчившего меры, применяемые к должникам.

Закон 1838 г., как и Уложение 1808 г., касался только торговой несостоятельности (устанавливалось, что только купцы могут быть несостоятельными; лица, не ведущие торговлю, могут впадать в неоплатность, которая влечет иные последствия и рассматривается общими судами).

Именно с этим законом В.В. Степанов связывает значительные изменения французского законодательства о несостоятельности, в результате чего “стали применяться в основном гражданско-правовые средства”. В литературе того времени развернулась дискуссия о том, кого именно следует считать торгующим лицом и, соответственно, что считать торговыми действиями.

По общему правилу, “торгующим лицом считается тот, кто в виде обыкновенного своего промысла совершает торговые действия, хотя бы он и не имел патента и посвящал себя главным образом другому занятию”.  Возможность признания должника несостоятельным и применения последствий несостоятельности не зависела от количества кредиторов – и при одном кредиторе возникали конкурсные отношения.

Инициировать возбуждение дела о банкротстве могли кредиторы, должник, суд; при этом в течение года после смерти должника допускалось его признание несостоятельным по заявлению кредиторов либо судом ex officio.

Последствием вынесения судом решения о банкротстве было наступление сроков исполнения всех обязательств должника и прекращение начисления процентов. Конкурсное производство было значительно упрощено; проводил производство попечитель, назначавшийся судом, причем кредиторы имели в этом вопросе только право совещательного голоса (решение о назначении попечителя, как и некоторые другие постановления суда, не обжаловались).

Попечителем могло быть любое лицо за исключением родственников должника (вплоть до 4-й степени родства); допускалось назначение нескольких попечителей с солидарной ответственностью каждого. В отличие от Уложения 1808 г., Закон 1838 г. допускал обжалование действий попечителя, а также ходатайство о его увольнении. Интересен тот факт, что Закон (как и Уложение) “дозволяет попечителям пользоваться услугами несостоятельного по управлению его делами, если он не подвергнут личному задержанию”.

Мировые сделки заключались большинством 3/4 от общей суммы доказанных требований; кредиторы обеспеченные могли участвовать в голосовании только при условии отказа от обеспечения. Заключать мировое соглашение мог только несостоятельный; банкроту такое право не предоставлялось.

Мировое соглашение подлежало утверждению судом; при этом суду были предоставлены значительные полномочия по отказу в утверждении сделки – суд мог это сделать только на основании того, что сделка представляется ему нецелесообразной (например, предусматривает значительный срок отсрочки платежей). После заключения мирового соглашения должник восстанавливался в праве управления имуществом.

Еще одно очень интересное правило, введенное Законом 1838 г., состояло в том, что конкурсное производство могло быть приостановлено при обнаружении недостаточности средств должника на покрытие судебных издержек (открытие производства осуществлялось за счет казны).

При этом ограничения прав для должника продолжали существовать, но кредиторы могли требовать удовлетворения только в индивидуальном порядке. Поскольку производство не прекращалось, а приостанавливалось, то любое заинтересованное лицо (включая должника) в любой момент могло требовать его возобновления, если удавалось доказать достаточность средств на удовлетворение издержек.

Подводя итог изложению особенностей исторического развития французского конкурсного права, следует согласиться с мнением К.И. Малышева: “В основе французского процесса о несостоятельности и банкротстве лежит мысль об охранении торгового кредита как общественной потребности. Понятие о торговом кредите ограничено только торговым классом и торговыми обязательствами и резко отличается от понятия о личном кредите”.

Следует отметить, что французское конкурсное право оказало очень сильное влияние на конкурсные законы Италии, в том числе и после ее объединения. Так, при создании итальянского торгового законодательства за основу было взято Торговое уложение Сардинского королевства, третья книга которого, посвященная регулированию конкурсных отношений, почти дословно повторяла Закон 1838 г. С 1 января 1883 г. вступило в силу новое торговое уложение Италии, в котором наряду с французским просматривается германское и бельгийское влияние.

Книга 3-я этого уложения, содержащая нормы о несостоятельности, устанавливала следующие основные положения: торговая несостоятельность не отделялась от неторговой (порядок в обоих случаях был одинаковым); конкурсное право от конкурсного процесса не отделялось; для купца, оказавшегося неплатежеспособным вследствие несчастного (случайного) стечения обстоятельств, был введен особый порядок отсрочки платежей – moratoria (должник мог просить суд отсрочить не более чем на 9 месяцев открытие конкурса, если его активы превышали пассивы, неоплата требований была вызвана чрезвычайными обстоятельствами, с чем согласилось большинство кредиторов).

Некоторое влияние итальянского и французского права испытало на себе конкурсное право Германии. Влияние это определялось главным образом торговлей, в первую очередь, с итальянскими купцами. Однако в отличие от Франции, “где инициатива введения конкурсного права принадлежала королевской власти, в Германии города сами принуждены были вырабатывать начала конкурсного процесса”.

Вмешательство королевской власти состояло в издании немногочисленных законов, имеющих уголовную направленность (так, эдикты Карла V от 1531 и 1540 гг. “приравнивали несостоятельных должников к ворам и предписывали подвергать их немедленной казни”).

В древнейшем праве германских народов существовало личное взыскание – должника отдавали кредитору, первым предъявившему требование. Еще одной характерной чертой древнего германского конкурсного права является отсутствие пропорционального распределения средств, вырученных от продажи имущества должника, между кредиторами.

Средства распределялись в последовательности, определяемой датой предъявления требований; требования удовлетворялись в полном объеме до тех пор, пока хватало имущества. Частично такой порядок начал отменяться в XIII в., когда пропорциональность была введена для случаев смерти либо бегства должника; гораздо позже пропорциональное распределение стало допускаться во всех случаях банкротства.

Германские юристы обосновывали положения об универсальности конкурсного процесса и о необходимости господства суда над разделом имущества должника. Универсальность состояла в том, что с момента признания банкротства должника все его имущество поступало в конкурсную массу, все требования рассматривались одним судом. Это касалось, в том числе, требований собственника, чье имущество оказывалось у должника; требований обеспеченных кредиторов.

Таким образом, конкурс носил всеобъемлющий характер. Однако со временем из правил универсальности стали делаться исключения, т.к. их соблюдение влекло серьезные и часто необоснованные затраты кредиторов, особенно тех, чьи требования были бесспорными (ибо все они должны были посещать судебные мероприятия; в случае непосещения требование могло быть аннулировано).

Господство суда над мероприятиями конкурса состояло в том, что в германском праве распоряжаться имуществом должника после возбуждения конкурсного процесса кредиторы не могли; не было такой возможности, естественно, и у должника. Все полномочия по владению и распоряжению имуществом должника концентрировались у суда, который реализовывал эти полномочия посредством назначения управляющего. Как отмечает К.И. Малышев, указанный управляющий “не считается ни представителем должника, ни поверенным кредиторов, а действует в качестве органа суда”. При необходимости любого распоряжения имущества управляющий обязан был запрашивать согласие суда.

Положение о господстве суда были неудобны кредиторам, поэтому со временем были серьезно подкорректированы. Для германского конкурсного права XVIII в. становится характерным выработка конкретными государствами собственных конкурсных законов.
Так, в Пруссии в 1722 г. появился общий ипотечный и конкурсный Устав; последний действовал до издания в 1781 г. нового конкурсного Устава; в 1793 г. конкурсные нормы были переработаны и вошли в качестве раздела в общий судебный Устав; последний конкурсный Устав появился в 1855 г.

В Австрии в 1781 г. появился конкурсный Устав, на подготовку которого было затрачено почти 30 лет; в 1796 г. появился общий судебный Устав, одним из разделов которого был значительно дополненный и переработанный Устав 1781 г.

В Баварии еще в 1616 г. появился собственный конкурсный Устав, действовавший до принятия нового в 1753 г. Судебное Уложение 1753 г., включившее в себя конкурсные нормы, примечательно тем, что положило начало характерному для германского права разделению конкурсного права и конкурсного процесса: “В этом уложении значительно прежде всего отдельное изложение конкурсного процесса и материальных отношений в конкурсе”.

В Саксонии конкурсные законы появились в 1724 и 1766 гг.; в Ганновере – в 1850; в Гамбурге – в 1753; в Любеке – в 1862; в Бремене – в 1842 г. В герцогстве Баденском с 1810 г. применялись французские гражданские и торговые законы; затем правила о банкротстве вошли в Уставы гражданского судопроизводства 1832, 1851, 1864 гг. Наиболее разработанными называют законы Любека и Нюренберга; по мнению В.Г. Струкгова, в этих актах можно увидеть “первую попытку систематического объединения начал конкурсного права”.

Указанные законодательные акты по-разному регулировали многие вопросы конкурсного права. Например, в ганноверском законодательстве не дифференцировалась торговая и неторговая несостоятельность, а при заключении мировых соглашений требовалось единогласие всех кредиторов, т.е. отсутствовало принуждение большинством меньшинства к заключению и исполнению сделки. Такая же ситуация в отношении мировых сделок существовала в Любеке.

В Бремене неудовлетворенные требования кредиторов не погашались ни окончанием конкурса, ни заключением мирового соглашения, но не могли предъявляться должнику в течение 3 лет (для мировых соглашений существовали другие сроки). В Саксонии мировое соглашение могло быть заключено, только если должник немедленно удовлетворял 50% требований кредиторов.

В Баварии допускалось возбуждение производства ex officio при торговой несостоятельности по общему правилу; при неторговой – в порядке исключения в определенных законом случаях. Австрийское конкурсное право значительное внимание уделяло проверке требований кредиторов, исходя из их действительности и обоснованности преимущественного удовлетворения.

Кроме того, интересными представляются нормы Устава 1868 г. об определении статуса кредиторов массы, реальных и конкурсных кредиторов. Кредиторами массы признавались кредиторы с требованиями об оплате издержек конкурса, кредиторы, имеющие обязательственные требования к должнику, составляли общую массу кредиторов. Если же речь шла о требованиях собственника, вещь которого оказалась у должника, то такие вопросы решались не в порядке конкурса, а в соответствии с общими нормами гражданского права.

Кредиторы дифференцировались на реальных и конкурсных. Реальными признавались кредиторы обеспеченные, причем Устав 1868 г. изменил ситуацию, существовавшую ранее, когда обеспеченные кредиторы являлись конкурсными второго разряда, т.е. получали удовлетворение не ранее окончания всех мероприятий конкурса. “При пересмотре старых уставов это смешение реального и личного кредита признано было одним из самых существенных пороков конкурсного законодательства…; по Уставу 1868 г. кредиторы, требующие предпочтительного из определенных имуществ несостоятельного на основании вещного права на это имущество (вещные кредиторы) устраняют собою личных (конкурсных) кредиторов от участия в разделе этих имуществ как особой конкурсной массы вплоть до полного их удовлетворения”.

Прусский Устав 1855 г. по общему правилу допускал банкротство должника только при наличии нескольких кредиторов; исключения из этого правила устанавливались для торговой несостоятельности при наличии иностранных кредиторов. Управление активом и пассивом конкурсной массы осуществляли разные субъекты: для распоряжения активом назначался попечитель массы (куратор), для осуществления мероприятий, связанных с пассивом, назначался особый контрадиктор. Конкурсные кредиторы рассматривались как представители должника, вследствие чего им были предоставлены все права, которые имел должник в отношении любых лиц.

В отношении недействительности сделок Устав принял как субъективную, так и объективную теории, причем установлены были разные сроки в зависимости от характера сделки, в течение которых эта сделка могла признаваться недействительной (например, сделка по установлению залога могла быть опровергнута, если заключалась в течение 10 дней до прекращения платежей; установление пожизненной ренты либо безвозмездное отчуждение в пользу супруга – в течение 2 лет). Кредиторы обеспеченные не являлись конкурсными.

Интересным представляется тот факт, что прусский Устав 1855 г. сохранил ранее существовавшее правило о том, что конкурс открывается, только если всех средств должника недостаточно для оплаты всех требований, только для случаев неторговой несостоятельности. “В отношении же торгового сословия при редакции устава принято было в соображение, что имущество торгового человека подлежит беспрестанным изменениям в своем составе и колебаниям в ценности, которые исключают всякую возможность его оценки и верного заключения о достаточности или недостаточности его.

С другой стороны, в торговом мире решительное значение имеет кредит, необходимым условием которого служит точность и пунктуальность платежей по долговым обязательствам. Пока купец не приостановил своих платежей, до тех пор не может идти речь о неоплатности его долгов, хотя бы в данный момент времени имущество его было недостаточно на покрытие его пассива”. Таким образом, для открытия конкурса в случаях торговой несостоятельности достаточным признаком являлось приостановление платежей.

Вопрос о заключении мирового соглашения решался большинством голосов по сумме требований кредиторов; к участию в голосовании не допускались кредиторы обеспеченные, за исключением тех ситуаций, когда они отказывались от своих прав на предмет обеспечения. Такой отказ мог быть как полным, так и частичным; в последнем случае кредитор получал соответствующую сумму требований для определения количества голосов при голосовании.

Мировое соглашение после утверждения его судом становилось обязательным и для кредиторов, не заявлявших свои претензии к должнику. Как отмечалось выше, неторговая несостоятельность допускалась наряду с торговой, причем “торговая несостоятельность имела место в отношении тех только купцов, фирма которых занесена в торговый регистр”.

Выше мы остановились на наиболее интересных, на наш взгляд, особенностях конкурсных Уставов отдельных германских государств. Более подробное рассмотрение в цели настоящей работы не входит.

Таким образом, “ко времени объединения Германии на пространстве, занимаемом ею, действовали самые разнообразные источники конкурсного права”. 21 февраля 1870 г. Союзный Совет Северо-Германского Союза предложил канцлеру разработать проект конкурсного устава. Исполнение этой обязанности было возложено на прусское министерство юстиции, которое разработало проект к концу 1873 г.

В основу проекта был положен прусский Закон 1855 г. – Г.Ф. Шершеневич объясняет это чувством патриотизма разработчиков проекта. Процесс принятия проекта длился почти 6 лет; конкурсный Устав был принят в 1876 г., обнародован в 1877 г., вступил в силу с 1 октября 1879 г. Этот Устав состоял из 3 частей, первая из которых называлась “Материальное конкурсное право”, вторая – “Формальное конкурсное право”, третья содержала уголовные нормы.

Таким образом, конкурсное право и процесс были достаточно четко дифференцированы, так же как и в прусском Законе. Вообще относительно содержания Устава Г.Ф. Шершеневич приходит к интересному выводу: “Так как в основание германского конкурсного положено прусское законодательство, а последнее заимствовало свои главные начала от французского права, то необходимо признать, что современное германское конкурсное право основывается на французском праве”.

Общегерманский конкурсный Устав действовал более 100 лет. Этот Устав значительно усилил роль кредиторов в конкурсном процессе; установил правило о внеконкурсном удовлетворении определенных требований (например, это касалось требований собственников об изъятии имущества из конкурсной массы); дифференцировал конкурсных кредиторов и кредиторов массы; конкурсные кредиторы, в свою очередь, делились на тех, кто должен участвовать в процедурах конкурса, и тех, кто делает (либо не делает) это по своему усмотрению. К последним относились, в частности, обеспеченные кредиторы, которые могли либо требовать удовлетворения из стоимости вещи во внеконкурсном порядке, либо отказаться от обеспечения и участвовать в процессе по общим правилам.

Конкурсное право Англии, как отмечал Г.Ф. Шершеневич, развивалось “независимо от судьбы вопроса о несостоятельности на континенте и, в свою очередь, не оказало никакого давления на развитие континентального конкурсного права”. Тем не менее направленность первого конкурсного Закона (1543 г., Генрих VIII) была уголовной: “Главными последствиями банкротства для должника были меры уголовной ответственности”.

Гражданско-правовые нормы этого Закона определяли порядок ареста имущества должника и раздела его между кредиторами. Принятый в 1572 г. (при Елизавете) Закон исключил его применение к субъектам, не ведущим предпринимательскую деятельность. С этого времени в Англии допускалась только торговая несостоятельность (bankruptcy).

Должник не освобождался от обязательств, в течение конкурса оставшихся неисполненными. “Законодательство, охраняя личность должника от покушений на его свободу, не изменило своего взгляда на кредит: долги лежат на лице должника; обеспечение кредиторов не ограничивается настоящим имуществом обязанного лица, а простирается и на произведения его труда и промысла.

Если должник не имеет средств к платежу, он должен их заработать”. Таким образом, объектом взыскания становились любые будущие имущественные поступления должника; более того, при применении норм, аналогичных cessio bonorum, специально указывалось, что должник передает кредиторам права как на наличное, так и на будущее имущество.

Некоторые нормы, направленные на освобождение от долгов по окончании конкурсных процедур, содержались в Законе королевы Анны 1706 г. Этот Закон предусматривал для некоторых категорий купцов право получить certificate of conformity – документ, удостоверяющий добросовестность должника и освобождающий его от дальнейшего предъявления требований. Сertificate of conformity мог быть выдан только с согласия большинства кредиторов при отсутствии недобросовестности со стороны должника (растрата имущества игрой на бирже; уничтожение либо любая утрата торговых книг; сокрытие имущества и т.п.).

Нормы о неторговой несостоятельности (insolvency) появились в начале XIX в., но в первое время их применение ставило должников-неторговцев в более невыгодное положение, чем торговцев, так как к insolvency не применялись никакие льготы, существовавшие для bankruptcy.

Первый Банкротский устав появился в Англии в 1825 г. при Георге IV. Этот акт расширил число субъектов, имеющих право заявлять о банкротстве, отнеся к ним должника; допустил заключение мирового соглашения большинством 9/10 кредиторов по сумме требований (эта цифра впоследствии неоднократно менялась).

В качестве серьезного недостатка этого акта отмечается отсутствие контроля за действиями кредиторов, что вело к многочисленным злоупотреблениям. Этот недостаток был частично исправлен образованием в 1831 г. специального суда – Court of Bankruptcy, имевшего определенные полномочия по управлению имуществом должника и контролю за действиями кредиторов (впрочем, контроль суда был фактически исключен Законом 1869 г.).

Конкурсный Устав 1849 г. предоставлял право должнику заявить о своем банкротстве только одновременно с обещанием немедленной уплаты 25% долга; значительно усиливался контроль суда над конкурсными процедурами – при судах действовали официальные попечители, обладавшие большими полномочиями, чем частные попечители, выбранные кредиторами.

Интересен тот факт, что в соответствии с Уставом 1849 г. при заключении мирового соглашения требовалось “согласие 3/5 как числа кредиторов, так и предъявленных требований”. Кроме того, нормы этого Устава предусматривали, что при выдаче certificate of conformity требования, оставшиеся неудовлетворенными по окончании конкурсных процедур, погашались, что исключало дальнейшие претензии к должнику.

В 1861 г. появился закон, который изменил некоторые положения Устава 1849 г., не исключая действия последнего полностью. Этот закон ввел возможность суда возбуждать конкурсный процесс, а также установил одинаковые правила для торговой и неторговой несостоятельности.

В 1883 г. вступил в силу конкурсный Устав, устранивший некоторые недостатки предыдущих актов, но не лишенный недостатков собственных. Основными идеями этого Устава были предоставление льгот несчастному должнику; предоставление права управления имуществом должника не кредиторам и суду, а административным органам.

Поскольку значительно увеличились издержки конкурсного процесса, резко сократилось количество судебных дел (с 8555 в 1882 г. до 4161 в 1884), т.к. кредиторы и должник заключали внесудебные мировые соглашения, что было невыгодно кредиторам, не участвующим в таких соглашениях.

Устав 1883 г. снял все ограничения для должника, желающего объявить о своем банкротстве, и запретил возбуждать конкурс суду.
Как видно, английское конкурсное право примечательно тем, что законы часто менялись, устанавливая нередко противоположные нормы.

Е.А. Васильев отмечает, характеризуя законодательство Великобритании XIX в., что начиная с 1825 г. “примерно через каждые 5-7 лет издавались законы, непосредственно регулирующие конкурсный процесс или вопросы, так или иначе связанные с конкурсным производством”. Г.Ф. Шершеневич дает следующую характеристику английского конкурсного права конца XIX в.: Устав 1883 г. “представляется в высшей степени неудовлетворительным.

Прежде всего бросается в глаза значительный объем его, 170 громадных статей, составленных казуистично. Этим неумением англичан обобщать юридические положения объясняется необходимость постоянного изменения в законодательстве. В этом отношении Англия представляет замечательное явление: со времени Устава 1825 г. издано было 43 закона, касающихся конкурсного права, сменилось 4 цельных конкурсных устава.

Недавно изданному закону уже начинает угрожать опасность уступить место новым постановлениям, которые будут также недолговечны, если английский законодатель не воспользуется примером континента”. К подобному выводу приходит и Д.В. Туткевич: “Если в истории конкурсного права и законодательства Франции и Германии наблюдается правильное развитие, то Англия поражает своей бессистемностью, отменяя следующим актом то, что признавалось необходимым в предыдущем, и вновь затем восстанавливая отмененное, давая назидательную картину борьбы двух начал: voluntarism,a и officialism,a”.

Кроме того, ученые в качестве отличительной черты английского конкурсного права называют отсутствие надлежащего правительственного контроля за делопроизводством в конкурсах как отмечается, английское право оказало огромное влияние на многие правовые системы, в первую очередь США, Канады, Австралии.