Наука и ее отношение к культуре
Рассуждения о науке начну опять с Руссо и с его негативного отношения к этой сфере человеческой деятельности. Если читатель, паче чаяния, подумает, что я разделяю мнение этого оригинального мыслителя, он не сильно ошибется.
Однако отсутствие пиетета не означает, что мое отношение к науке и к ее представителям носит характер какого-то голого неприятия и отрицания — это было бы просто смешно, если не сказать глупо, и уж вовсе ненаучно и нефилософично (это тем более так, что я сам профессионально принадлежу к этой сфере).
Наука существует давно, она столь же неотделима от человека и его жизнедеятельности, как и все другие ее сферы. Я бы не хотел занимать тут позицию Руссо и всё только критиковать, хотя, признаюсь, порой руки так и чешутся. Я уже говорил, что критика ради критики мало полезна.
У нормальных людей издавна повелось: то, что хвалят все, — порицать не принято, ибо неприлично. Опять же, то, что бранят все, — не принято хвалить, ибо тоже неприлично. И это, в общем, верно, поскольку людям трудно жить и ориентироваться в условиях всеобщей разноголосицы.
В отсутствие ясной определенности относительно каких-то базовых ценностей человек начинает чувствовать себя дискомфортно, в конце концов, теряет ко всему интерес и становится асоциальным.
Искусства и науки издавна принято хвалить, и Руссо — явное исключение из правила. Ему и премию-то дали, скорее всего, сгоряча, больше от удивления, нежели по здравому смыслу, ибо он оказался единственным, кто публично обругал нелестными словами те вещи, которые до него (и после него) все дружным хором хвалили и одобряли.
Взять ту же преступность — это вечно зеленеющее, никогда не увядающее поле человеческой творческой деятельности. Найдется ли в мире человек, кто одобрительно отозвался бы о ней, воздал бы ей хвалу или показал бы ее общественную значимость и полезность?
Правда, Дюркгейм в своем анализе преступности сделал по- пытку раскрыть и некоторые полезные для общества ее аспекты, сводящиеся к своего рода «санитарным» функциям. Попытка эта, как и следовало ожидать, не нашла отклика и сочувствия у широкой общественности.
А ведь если трезво смотреть на вещи, то эта самая хваленая наука, о которой я собрался тут говорить, принесла человечеству вреда не меньше, а, скорее, даже больше, нежели преступность (никто тут не подсчитывал!). В самом деле: начать с того, что она коренным образом изменила представления человека о внешнем мире и тем самым отняла всякий авторитет у прежних религиозных и социальных идей.
Молодое же поколение эти противоречия привели к мрачному равнодушию, к неспособности воодушевляться каким- нибудь делом, к исключительному культу личных, главным образом материальных интересов и повышенной агрессивности. Подобно кораблю без руля и без ветрил, современный человек блуждает по произволу случая в пространстве, которое некогда населяли боги и которое трезвое научное знание сделало пустынным.
Мало того, плодами той же науки всегда пользовались отнюдь не одни лишь добродетельные граждане, но и граждане нечестные; а некоторыми ее плодами — именно последние. Разве большую часть того, что нынче находится на вооружении у преступного мира и чем он так прекрасно оснащен, придумал и изобрел сам преступный мир?
Нет — это сделала все та же хваленая наука. Но и без того наука принесла немало вреда своими открытиями, изобретениями, своей химией, физикой и математикой. Сегодня любая армия вооружена или может быть вооружена такими видами оружия, в результате применения которого не только от человека, но и от всего живого ничего не останется.
Нынче вообще странным образом стирается грань между наукой, искусством, преступностью, полицией, армией, политикой, экономикой… Начинаешь копаться в одном — тут же обнаруживаешь целый букет всего остального. Знамение времени — сплошная нивелировка всего! Цивилизация будто единым катком проехала по всему на свете и раскатала все в какую-то одно- образную «коровью» лепешку грязно-серого цвета.
Вот, скажем, вокруг только и слышишь о взаимозависимости, взаимосвязи, взаимодействии народов и государств, в коих многие видят нечто очень прогрессивное и общечеловеческое, о чем нынче так пекутся всякие либерал-демократы и демократ-либералы.
И впрямь, все приобретает постепенно какой-то усредненный обще- человеческий налет. В той же Европе становится уже трудно отличить немца от турка, англичанина от индийца, француза от араба, итальянца от скандинава. Все радуются этому факту. Фунт стерлингов, марка, лира, франк и прочие валюты общеочеловечились и превратились в какое-то бесполое «евро». Опять же все радуются…
Но одновременно общеочеловечивается не только валюта, но и преступность, наркомафия, не только что-то хорошее, но и все дурное — оно же, как хорошо известно, всегда шустрее и сноровистее. Добро, как правило, благостно, оно дремлет в наивной вере, что од- ним своим высоким примером оказывает на мир благотворное влияние.
Искусство, говорят, не знает границ. Но ведь еще меньше границ знает преступность. Нынче же границ практически не существует ни для чего, и мир превращается в единый клубок широких связей и взаимодействий.
А что в этом клубке — сами знаете: вовсе не одни только симфонические оркестры, фестивали, конкурсы и прочие ту- совки смокингов, бабочек и декольте… Не стану давать оценку этому современному феномену: одни говорят, что это очень хорошо, другие — что это очень плохо… Я же говорю: сей феномен имеет место быть и с ним приходится жить — деваться ведь все равно некуда.
