Влияние социальной роли на конфликтоустойчивость личности

Влияние социальной роли на конфликтоустойчивость поведения че­ловека достаточно велико. Этому способствует ее участие в максимально возможном ролевом репертуаре.

Чем больше социальных ролей спосо­бен воспроизвести индивид, тем более приспособлен он к жизни. Та­ким образом, процесс развития конфликтоустойчивости личности час­то выступает как динамика освоения социальных ролей.

Освоение новой роли может иметь огромное значение для измене­ния человека. В психотерапии существует даже соответствующий ме­тод коррекции поведения — имиджетерапия.

Пациенту предлагают войти в новый образ, сыграть роль, как в спектакле. При этом функ­цию ответственности несет не сам человек, а его роль, которая задает новые шаблоны поведения. Человек вынужден поступать иначе, исхо­дя из новой роли.

В основе имиджетерапии лежит метод психодрамы Д. Морено, который лечил людей от неврозов, предоставляя им возможность про­игрывания тех ролей, которые они хотели бы, но не могли исполнить в жизни.

Несмотря на условность такого метода, эффективность его ис­пользования была достаточно высока, поскольку субъекту давалась возможность высвободить подавленные влечения если не в жизни, то хотя бы в процессе игры.

Широко известен социодраматический под­ход к интерпретации человеческих поступков. Жизнь рассматривается как драма, каждый участник которой играет свою специфическую роль. Проигрывание ролей дает не только психотерапевтический, но и раз­вивающий, педагогический эффект.

Социальное и неконфликтное взаимодействие людей обусловлено множеством факторов, среди которых социальные экспектации (ожи­дания) имеют особое значение.

Выступая в определенной роли, каж­дый человек обладает правами по отношению к другим участникам вза­имодействия. Его права образуют ожидания, обращенные к другим участникам и побуждающие их что-то делать ради него.

Поскольку роли заимствованы, то экспектация обязательно взаимодополнительна. Что составляет право для одного партнера, является обязанностью для Дру­гого.

Суть социальных ролей заключается в том, чтобы исполнять обя­занности, которые налагаются определенной ролью, и осуществлять свои права по отношению к другим.

Такой подход находит самое широкое применение. Ведь идентифи­кация субъекта с определенной группой и осознание себя как предста­вителя группы начинается прежде всего с принятия роли представите­ля данной группы.

Так, русский, проживающий в Костроме, не задумывается о своей роли русского, но, попав, например, в Германию, он сразу же вспоминает о необходимости исполнения своей роли рус­ского, о чувстве национального достоинства и необходимости поддер­жания репутации своего народа.

При этом он понимает, что у жителей другой страны, в частности Германии, имеется свое понимание роли русского, особенностей его поведения.

Этой экспектации (в позитив­ном смысле) он и должен соответствовать для установления оптималь­ных отношений. Таким образом, исполнение роли требует организации поведения в соответствии с групповыми нормами.

В качестве примера проявления особенностей в принятии и испол­нении социальной роли можно привести поведение японских рабочих и служащих на предприятии. Типичная особенность их поведения — ориентация на группу, предпочтение интересов группы личным инте­ресам. Структурно представляя собой пирамиду, японская социальная иерархия складывается из множества групп.

Всюду есть старший и младший, и на каждом, даже самом маленьком, участке труда действу­ют ведущие и ведомые. Как правило, первые старше по возрасту и имеют большую выслугу лет, а следовательно, опытнее, вторые — моложе и неопытнее.

В таких условиях атмосфера груп­пы воспринимается ее членами как нечто близкое, понятное. Поэтому задачи группы, которые вытекают из общих задач фирмы, становятся для членов группы «своими». Такая философия имеет вполне опреде­ленную этнопсихологическую основу.

Японцы тянутся к группе, стара­ются всячески поддерживать установившиеся групповые отношения. Они проявляют явное беспокойство, еслн чувствуют, что группе гро­зит беда. Работники японских предприятий трудятся под девизом «Успехи твоей группы — твои успехи!».

Девиз этот органически «встроен» в сознание и подсознание японца. Использование этнопси­хологических рычагов, лежащих в основе жизнедеятельности таких групп, позволяет изыскать большие выгоды, а японские предпринима­тели без каких-либо вложений могут многократно интенсифицировать труд своих работников.

Конфликтоустойчивость совместной деятельности и соответствую­щая ей кооперационная структура частично обеспечивается задаваемой изначально должностной иерархией, однако не тождественна ей. Фун­кционально-ролевая иерархия характерна для любой организационной общности: трудовой, социальной, этнической.

Следовательно, и спе­цифика нормативной регуляции зависит как от характера совместной деятельности, так и от вида организационной системы.

Должностная иерархия в организованных группах прежде всего определяет отноше­ния руководства — подчинения между ее членами, задавая перечень конкретных обязанностей, вменяемых тому или иному члену группы. Функционально-ролевые связи действуют в группе и определяют от­ношения координированного взаимодействия.

Множественность обусловливающих реальный процесс взаимодей­ствия объективных и субъективных факторов предопределяет то, что функционально-ролевая структура группы «стремится» к социальной адекватности, к соответствию объективным требованиям более мощ­ных социальных систем.

Процесс этих изменений предполагает и наличие в разной степени осознанной критической оценки членом группы как собственной функ­циональной роли в структуре взаимодействия, так и самой структуры в целом.

Поскольку функционально-ролевая структура группы в значи­тельной степени мобильна, она неизбежно вторгается в область эмоцио­нальных отношений членов социальной группы.

Таким образом, со­стояние и динамика функционально-ролевой дифференциации — степень ее полноты, адекватность персонификаций ролей возможнос­тям и способам действий исполнителей — закономерно продуцируют определенную напряженность и конфликтогенность межличностных и межгрупповых отношений, особенно когда члены группы не адекватны в своем поведении существующим социальным (групповым) экспекта- циям и ролям.

Таким образом, кооперация может протекать без помех в том слу­чае, если ясно определены роли и эти определения в достаточной степе­ни разделяются всеми участниками.

Роли, однако, существуют в пове­дении и обязательны в организованном взаимодействии. Из этого вытекает другая особенность социальной экспектации — ее норматив­ная обусловленность.

При анализе социального взаимодействия людей норма выступает как эталон, образец, регулирующий психологические механизмы дея­тельности, как организационно-структурный «параметр», компонент «планов» поведения, как образ, регулирующий процесс деятельности и ее конфликтоустойчивость.

К данным механизмам относятся: сопо­ставление реального поведения и образца, оценка отклонения, выбор альтернативных вариантов поведения с учетом заданной нормы, выбор самого образца (нормы), сопоставление результатов деятельности за­данным образцам.

Воздействие на поведение человека через сознание путем прямого представления нормы в словесной формулировке — один из важней­ших каналов социализации члена группы и приобретения им знаний о нормах.

Но и этот путь, и структурные преобразования внутреннего мира личности под влиянием социальных норм наиболее эффективны при организации условий, форм, способов поведения, в которых зало­жены, объективированы необходимые социальные нормы, в частности этнические.

Таковыми обычно являются как стихийно складывающие­ся, так и исторически детерминированные социальные нормы поведе­ния.

С учетом социальных норм могут быть специально организованы конкретные условия деятельности и поведения человека, а в более ши­роком контексте — социальной группы и общности.

Ведь формирова­ние личности и ее субъективного мира протекает в конкретных, част­ных условиях, в непосредственном окружении и главным образом в прямом контакте и во взаимоотношениях с членами реальных групп.

Каждый член группы выполняет множество обязанностей. Одни из них четко нормированы предписаниями, например должностными ин­струкциями; другие регулируются распоряжениями, приказами руко­водителей, референтных лидеров; третьи обусловлены определенным социально-психологическим статусом каждого члена группы.

Выпол­нение обязанностей контролируется, а за их невыполнение применяют­ся соответствующие санкции. При этом мера исполнения членом груп­пы ролевых предписаний может зависеть и от того, в какой степени эти предписания выполняются другими членами группы.

Принятие роли — это сложный процесс, включающий в себя, прежде всего, замещающую идентификацию с другим человеком. Иден­тификация неразрывно связана с коммуникацией, ибо, только вообра­зив себя на месте другого, человек может представить его внутреннее состояние.

Вспоминая собственные победы и поражения, он может со­чувствовать ближним в аналогичных обстоятельствах. Оценка чужих переживаний — это проекция собственных, не выраженных вовне ак­тов поведения.

Поэтому способность человека эффективно участвовать в согласованных действиях зависит от его способности представлять в своем воображении поведение различных людей.

Так, когда в исследо­ваниях людям, находящимся в гипнотическом трансе, давалось задание стать кем-то другим, они часто принимали поведенческую роль своих конкретных знакомых или референтных для них героев, чаще всего ли­тературных.

Часто представители больших и авто­ритетных этнических общностей, например американцы, в общении с представителями других, более малочисленных этнических общностей ведут себя достаточно вольно без оглядки на этнические экспектации тех, с кем они взаимодействуют.

Поскольку эффективность коммуникации зависит от способности участников принимать роли друг друга, уместно говорить о той или иной степени согласия. Но согласие возникает и укрепляется только благодаря непрерывному взаимодействию.

Будет ли достигнуто согласие, зависит не только от способности участников к при­нятию ролей, но и в значительно большей степени — от интересов каж­дого из них.

Если интересы противоположны, то коммуникация приоб­ретает манипуляторный характер: люди пытаются влиять друг на друга путем нарочно производимых жестов, чтобы создать желаемое впечат­ление.

Часто взаимопонимание представителей разных профессиональ­ных, возрастных, этнических групп опосредуется конвенциальными нор­мами, которые определяют не только то, как должны, например, произноситься слова, но и то, в каких обстоятельствах те или иные выра­жения могут употребляться, поэтому большинство людей старается не нарушать норм лингвистического поведения.

Отклонение от этих норм вызывает почти такие же негативные социальные санкции, как и нару­шение других обычаев. Неправильно произнесенное слово — это, прежде всего, общее оскорбление, и если оно не вызывает более сурового нака­зания, обидчик часто становится объектом насмешек.

Известно, что существуют региональные диалекты речи, позволя­ющие довольно быстро идентифицировать человека с определенной общностью.

Изучение психологических механизмов функционирования обыча­ев и норм может осуществляться по двум направлениям:

• как анализ механизмов социальной нормативной регуляции ин­дивидуального поведения;
• как исследование механизмов трансформации индивидуального поведения в элементы совместной деятельности членов группы. Проблема психологических механизмов достаточно детально раз­работана социальными психологами. Особое внимание обраще­но на регуляцию поведения индивида посредством выработан­ных в обществе и группе норм, образцов, стереотипов и пр.

Большинство положений о природе социальных норм тяготеет к одному из двух полюсов: конвенциалъному или авторитарному. При конвенциальной трактовке социальные нормы сводятся к правилам, результатам договора, соглашения, сделки.

При авторитарной трактовке они считаются навязанными авторитетами. Обычно речь идет о «над- групповой» сущности, «надчеловеческом» содержании норм, о при­внесении их извне, об их априорности, стабильности.

Если в одних общностях вырабатываются и действуют нормы, опирающиеся на все­возможные формы авторитета (от группового лидера до абсолюта), а в других — конвенциальные нормы (нормы-соглашения, нормы-сдел­ки, нормы-правила), то истоки этого следует искать в объективных условиях.

Содержание норм во многом определяется не только харак­тером группового взаимодействия, но и социальными факторами. Так, групповые нормы могут использоваться для получения необходимой информации, для достижения личных целей, соответствующих принятым и престижным в группе нормам и т. д.

Подход к проблеме нормативности как фактору регуляции различ­ных видов социального взаимодействия непосредственно связан с фи­лософскими позициями авторов. На Западе наиболее популярна кон­цепция Т. Парсонса, который в целом дает дуалистическую интерпретацию природы нормативного элемента регуляции действия.

В разработанной нм схеме социального взаимодействия само взаимо­действие определяется в терминах четырех категорий: «деятель» (ис­полнитель ), «цель» (назначение роли), «средства и условия для реализации цели» и «независимый, детерминантный, селективный фактор» (нормативный элемент).

По теории Парсонса, «сочлене­ние» исполнителя роли с системой норм возможно тогда, когда чело­век, принимающий роль, обладает особой мотивационной структурой: по своим параметрам она должна быть сопряжена с нормативной сис­темой.

Поскольку мотивационная структура является важнейшим ком­понентом личности, то подобное «сочленение» деятеля с нормативной системой предполагает обязательное приспособление к нормативной системе ценностей.

Перестройка мотивационной структуры личности под влиянием внешнего социального контроля, опирающегося на санк­ции, формирует тип человека, который только и может быть «сочле­нен» с данной нормативной системой.

Человек, по теории Парсонса, чуть ли не с первых дней жизни ока­зывается интегрированным в социальную систему, где существует определенное ожидание санкции относительно его поведения.

Значительный интерес для социальной психологии представляют и психоаналитические концепции, которые «проникают» в теорию дей­ствия этнических норм главным образом по двум направлениям:

1) че­рез психоаналитическую персонологию н выработанные в ее рамках представления о личности;

2) через психоаналитические исследования механизмов влечений, побуждений, защиты личности и др.

Положение о фактически изначальном, сущностном конфликте между социальными нормами и желаниями, побуждениями, потреб­ностями человека выступает главным постулатом в психоаналитиче­ских концепциях.

К видам конфликта относят и конфликт влечений, желаний, активности личности, с одной стороны, и ограничительных норм общества и культуры — с другой. Всевозможные табу вводят­ся с целью устранения нежелательных, разрушительных, опасных для социума и его социальной системы влечений, побуждений и действий индивидов.

Общество требует от личности конформности в отноше­нии предписанных, в том числе запрещающих, норм, ее согласия с данными нормами. Эти требования общества основаны на функцио­нальности норм, на том, что нормы выполняют функции, важные для общества в целом.

Однако нормы могут быть и дисфункциональны­ми в отношении личности. Устранение конфликта между личностью и социальными нормами возможно лишь путем согласования функцио­нальных требований личности и функциональных требований социу­ма в целом.

Сочетание мотивации и нормативной регуляции в конфликтной ситуации заставляет искать решение традиционной проблемы в «выра­ботке согласия», которое возможно в двух случаях:

1) когда исполнение ролей и следование нормам направлены на достижение определенного статуса;

2) когда общество предоставляет лицам, занимающим опре­деленный статус, социальные награды.

Существуют ситуации, когда мотивация к несогласию с нормами несравненно сильнее, чем мотивация к согласию с ними. В этих случаях исследователи обращаются к теории социального контроля.

Оказыва­ется, что наличия высокой мотивации личности недостаточно для обес­печения следования нормам; необходимо привлечение вырабатываемых обществом средств внешнего принуждения и побуждения.

Стремление к «согласию с нормами» может привести к возникнове­нию глубоких конфликтов личности с нормативными требованиями со­циума, если имеет место фрустрация влечений, которая в итоге разрушает побудительную мотивацию и приводит к несогласию с социальными нормами, в том числе этническими.

Однако социальный контроль направлен лишь на то, чтобы «за­гнать внутрь» нежелательные для общества побуждения индивида и держать их под постоянным давлением, но он не в состоянии полнос­тью подавить все влечения индивида.

Периодические вспышки наси­лия, терроризма, агрессии, антиобщественные действия — это издер­жки формального социального контроля. Возможно, что с помощью средств социального контроля агрессивное поведение тормозится, а за­прещенные способы удовлетворения опасных для общества и других людей влечений нивелируются страхом перед социальными санкциями и наказаниями.

Тем не менее влечения, приводящие к антисоциальным поступкам, часто не гасятся внешними средствами социального конт­роля и продолжают существовать.

Следовательно, конфликт норм и личностных влечений остается неразрешенным. Длительная фрустра­ция этих влечений может привести к серьезным дисфункциональным последствиям для индивида, что в конечном счете скажется дисфунк­ционально и на социуме в целом, а в определенных ситуациях приведет к краху и саму систему социального контроля.

Взрывная сила «загнанных внутрь» нереализованных потребностей, побуждений, влечений индивида может не только проявиться спонтан­но, но и быть использована заинтересованными социальными инсти­тутами.

Эта сила может служить базой многочисленных нацио­налистических, экстремистских, террористических, анархических, антиобщественных движений в современном обществе.

Потенциаль­ный неактуализированный внутренний конфликт человека и принятых в социуме норм поведения может оказаться реальной силой, использу­емой определенными социальными группами.

Поэтому разработка средств разрушения такого рода конфликтов путем оптимизации соци­ального контроля является научной проблемой большой социальной зна­чимости.

Следует иметь в виду, что потенциальная взрывная сила фрустрированных влечений может стать значительной социальной силой, когда она сознательно, целенаправленно эксплуатируется социальной группой в собственных интересах, поскольку, хотя нормы социального контроля могут быть дисфункциональны для социума в целом, они мо­гут быть функциональны для конкретной социальной или этнической группы.

Поэтому средства и пути решения конфликтов лежат, прежде всего, в социальной сфере, в ее преобразовании.

Следует отметить, что при известной односторонности психоанали­тического подхода к анализу субъективного мира личности в работах психоаналитиков делаются попытки анализа таких нравственных обра­зований личности, как моральная тревожность, стыд, вина, пережива­ние социальных санкций и других, имеющих и этническую окраску.

В ряде случаев предлагаются технологические процедуры, которые мо­гут быть использованы как частные средства психологической помощи и терапии.

В работах этого направления идет активный поиск средств защиты социума и личности в целях обеспечения упрочения стабильно­сти существующей нормативной системы.

Так, влечение человека к насилию можно в определенной степени обуздать и даже направить в русло вполне приемлемых для социальной группы целей достижения «согласия», интеграции и стабильности существующих норм взаимо­действия («символические», ритуальные бунты).

Социальные санкции различаются по степени формализации. В наи­более стабильных социальных общностях существуют статусные фор­мализованные процедуры, такие как церемония почета для тех, чья служба считается способствующей общему благополучию, и наказание или изгнание тех, чьи действия оцениваются как вредные.

Некоторые психологи придают большое значение таким формализованным санк­циям, поскольку они способствуют консолидации общности, особенно при наличии внешней угрозы со стороны других социальных групп или институтов.

Данные санкции, без сомнения, сдерживают отклоняюще­еся от нормативного поведение человека, но для большинства людей наиболее действенны менее формализованные санкции, спонтанные проявления одобрения или неодобрения.

До какой степени поведение может быть ограничено строгими за­прещениями, показывает практика табу. В Полинезии животные, ко­торые считаются священными, не употребляются в пищу даже тогда, когда люди оказываются перед лицом голодной смерти.

Интересна ре­акция тех, кто непреднамеренно нарушает табу. Так, индеец, случайно съевший запрещенную пищу, может считать это неумышленное пре­ступление причиной своего заболевания много лет спустя.

Не так ли и у нас — одна только мысль о нечаянно съеденном насекомом может выз­вать у человека рвоту.

Среди институциональных способов регулирования нормативного поведения наиболее популярны и эффективны две группы: 1) требова­тельность; 2) стимулирование.

В основе требовательности, как и ответственности, лежат модели должного отношения к организации, которые реализуются в выраба­тываемых организациями нормах отношения к символам, реликвиям, ритуалам, олицетворяющим группу или общность как организацию.

При этом социальные нормы получают отображение во многих формах до­кументов: протоколах, распоряжениях, отчетах, меморандумах и т. п.

Следовательно, требовательность и возникающие на ее основе отно­шения имманентно проявляются в пределах ценностно-нормативных ограничений, составляющих их сущность.

Это позволяет выбирать та­кие способы предъявления требований, которые соответствуют приня­тым в группе нормам и способствуют выражению и развитию социаль­ной активности.

Эти предписания принято разделять на прямые и косвенные. Наи­более популярный способ проявления требовательности — приказание.

Приказание — это категорическая форма требования. Категоричность, высокая степень волевого побуждения могут быть выдержаны в общей деперсонифицированной форме, но могут формулироваться и в отно­шении к конкретному лицу (лицам), у которых отмечена тенденция к девиантным формам социального поведения.

Требовательность как способ регулирования предполагает строгое и четкое регламентирование поведения и деятельности, при этом боль­шое значение приобретают последовательность и систематичность со­циального контроля общности (группы) над конкретным субъектом.

К популярным способам нормативного регулирования относятся и такие, как доверие и одобрение.

Доверием обычно стимулируется знакомая и посильная деятельность. Доверие подчеркивает уважение, которое испытывают члены общнос­ти к тем или иным своим представителям.

На этом принципе построен институт старейшин, вождей, лидеров, руководителей, которые высту­пают не только руководителями социальных групп или общностей, но и носителями определенных социальных норм поведения и деятельнос­ти.

Скажем, для жителей Великобритании таким нормативным этало­ном является королевская семья, для американцев — избранный пре­зидент. Если же президент нарушает конвенциальные нормы, то наказанием служит отлучение от должности (импичмент). В XX в. таким примером может служить президент Р. Никсон.

Одобрение как способ регулирования характеризуется, прежде все­го, определением для этнофора нормативных границ, поддержание ко­торых вызывает стремление, социальных общностей дать позитивную оценку поступкам или деятельности своих представителей, наградить или наказать их.

В заключение считаем возможным сформулировать ряд принципов регулирования негативного поведения. Это принципы определенности, адекватности, своевременности, гласности и наглядности социальных санкций.

Определенность регулирования состоит в том, что лидер или сама общность должны определить, насколько верно выбранный способ воз­действия может стимулировать нормативное поведение.

Так, поощре­ние в виде одобрения в разных формах должно побуждать человека к проявлению добросовестности, ответственности и дисциплинированно­сти, но может возникнуть ситуация, когда этот способ воздействия ста­нет неэффективным.

Адекватность предполагает, что система применяемых способов воздействия понятна всем членам общности и справедлива. Это необ­ходимо для соблюдения меры объективности и соразмерности одобре­ния.

Только на основании такого подхода можно оценить степень до­стижений субъекта и определить справедливую меру поощрения или наказания.

Ведь наказание в нормативной регуляции — не только мера ущемления субъекта, но и основание для раздумий и переоценки пре­жнего поведения и деятельности. А для этого необходимо, чтобы субъект понимал смысл воздействия и считал его объективным.

Объективность и соразмерность корригирующего воздействия — важные аспекты принципа адекватности регулирования нормативного поведения, но они должны быть таковыми не только по содержанию, но и по форме. В сочетании форм и заложена возможность индивиду­ального подхода к личности человека.

Важным является принцип своевременности применения соци­альных санкций. Это правило, казалось бы, не вызывает сомнения. Однако в практике принцип своевременности не всегда соблюдается.

Отклонение от норм, неисполнение в должной мере социальной роли карается группой или общностью, но важно, чтобы как поощрение, так и наказание наступало вслед за совершенным поступком.

При наказа­нии своевременность выступает одной из форм проявления объектив­ности и быстроты оценки выполнения членами группы существующих социальных корм, положений или распоряжений.

Принцип «гласности» предполагает публичность социальных санк­ций, возможность их обсуждения и некоторой корректировки.