Теория коммуникативного поведения
В «Теории коммуникативных действий» все эти нити сплетаются воедино. Работа представляет собой тщательный разбор классиков социологии, прежде всего Вебера, Мида, Дюркгейма и Парсонса, но также подробно рассматриваются и Маркс, Лукач, Хоркхеймер и Адорно. Хотя ТКД носит, в этом смысле, теоретический характер, Хабермас в предисловии замечает, что:
Мы осознаем также все яснее нестабильность рыночных отношений в больших масштабах, раньше ее удавалось приостановить, но никогда не удавалось возобладать, над ней. Теоретические дискуссии об этих феноменах затрагивают самые основы западной традиции и духа.
Таким образом, своей книгой и своей теоретической работой Хабермас преследует откровенно политические цели. Прежде всего, он обращается к двум лагерям. Во-первых, к «неоконсерваторам», которые «любой ценой хотят сохранить капиталистическую модель в экономике и модернизацию общества».
Хабермас полагает, что «трудно увидеть, как можно, постоянно возвращаясь к тем проблемам, которые по понятным причинам с конца XIX века перешли от рынка к государству — то есть перекидывая эти проблемы туда и обратно между понятиями денег и власти — получить новые идеи».
С другой стороны, он не согласен с «критиками прироста», которые, отказываясь от «сверхсложности систем поведения в экономике и администрации, требуют упрощения любой ценой». Такая критика, идущая как от консерваторов, так и от некоторых частей современного движения за чистоту окружающей среды, упускает, по* мнению Хабермаса, одну очень важную деталь:
Ограничить возрастание монетарно-административной сложности вовсе не равнозначно отказу от современных форм существования. В структурно дифференцированном жизненном мире содержится разумный потенциал, который нельзя охватить понятием возрастания сложности системы.
Поэтому, считает Хабермас, следует сохранять движение в сторону «современности», но основывать его на чем-либо ином,. чем когнитивно-инструментальный разум. Этот разум, как уже упоминалось, исходит из доминирующей в западном мышлении модели, в которой отдельный субъект относится к объекту двояко: частью когнитивно (с точки зрения теории познания,, как мы получаем знания о мире), частью — инструментально (какие действия мы должны выполнить, чтобы достичь определенных целей). Хабермас утверждает, что своей теорией коммуникативного поведения он создал основы иной теории общества.
Эта теория делает попытку разобраться с тремя пересекающимися комплексами проблем и выработать во-первых, понятие коммуникативной рациональности, достаточно скептическое по своему содержанию, но, несмотря на это, способное противостоять хилому когнитивно-инструментальному разуму. Во-вторых, двойственное понятие общества, которое связало бы парадигмы жизненного мира и системного мира более, чем теоретически.
Наконец, теорию современности, которая объясняла бы те типы социальной патологии, которые сегодня становятся все более отчетливыми, допустив, что коммуникативно структурированные области жизни входят в подчинение императиву области автономных, формально организованных действий.
Таким образом, теория коммуникативного поведения пытается сделать возможным выражение в понятиях жизненных связей в обществе, составляющих содержание парадокса современности.
Фундаментальная проблема общественной теории при анализе современного общества — это вопрос, насколько мир стал более рациональным, и если это так, в каком смысле.
Вебер утверждал, что рост целесообразности в Западной Германии привел к обеднению и утере смысла в культурной и социальной сферах общества. Отчасти Хабермас соглашается с Вебером, но считает, что тот слишком уж сконцентрировался на одной только форме рациональности, из-за чего он не увидел, что культурная и социальная сферы подверглись развитию рациональности иного типа.
По мнению Вебера, отличительным признаком современного общества является то, что оно разделяется на три различные «ценностные сферы» — сферу науки, сферу морали и права, а также сферу искусства.
Хабермас считает, что эти три различные ценностные сферы в современном обществе строятся на различных типах притязаний на действительность. Наука строится на притязании на истинность, мораль на верности нормам, а искусство — на правдивости. Это тройное деление он основывает на своей универсальной прагматике.
Хабермас утверждает, что коммуникативная рациональность — это форма рациональности, имеющаяся во всех трех сферах, но что они отличаются одна от другой в вопросе о том, какого типа притязания на действительность выдвигаются в различных сферах.
Несмотря на то, что в современном обществе наука отделена от морали, а мораль отделена от искусства, во всех сферах существует возможность выдвижения аргументов в защиту тех притязаний на действительность (истина, верность и правдивость), которые выдвигаются в соответствующих сферах.
Это значит, что все три сферы подверглись процессу рационализации, если, как Хабермас, считать основополагающей коммуникативную рациональность.
С помощью современных социоантропологических исследований Хабермас пытается установить специфические черты современной картины мира. Он обнаруживает, что мышление примитивных народов отмечено отсутствием разграничения объективного, социального и субъективного миров.
«Примитивное мышление» не различает природы и культуры, вещи и лица, а потому и инструментального действия, выполняемого по отношению к объекту, и социального действия, выполняемого по отношению к другим людям. Поэтому, по мнению Хабермаса, разделение на различные сферы в современном обществе — это выражение рационализации жизненного мира человека.
Затем, Хабермас проводит анализ различных поведенческих понятий в социологии — телеологического (целенаправленного), нормативно регулируемого и драматургического действий.
Телеологическое действие — это действие, выполняемое для достижения поставленной индивидом цели, например, когда он работает с природным материалом. Но люди могут действовать телеологически и по отношению к другим людям. Тут индивид пытается достичь своей цели в ситуации, когда там есть и другие люди, пытающиеся достичь своих целей.
Поэтому индивиду приходится рассчитывать, как предположительно будут действовать эти другие люди, когда он планирует собственные действия. Хабермас разделяет эти два типа телеологических действий и называет их, соответственно, инструментальными и стратегическими действиями.
Исходная точка понятия телеологического действия — это отдельный индивид и его расчеты (говорим ли мы об инструментальном или стратегическом поведении), поэтому социология, основывающаяся на таком понятии, проявляет тенденцию к индивидуалистическому взгляду на общество. Это поведенческое понятие соотносится с «объективным миром».
Понятие нормативно регулируемого действия исходит, напротив, из установившейся в обществе системы норм и ценностей. Здесь действующий индивид в первую очередь соотносится с принятыми в обществе нормами, которые составляют точку отсчета для собственного поведения индивида.
Если первое поведенческое понятие вытекает из индивидуалистического взгляда на общество, то это поведенческое понятие рискует вылиться в представление о человеке как «сверхсоциализированном» существе, которое всегда действует, исходя из ожиданий других людей или из норм и оценок, разделяемых обществом. Это поведенческое понятие соотносится с «социальным миром».
Третье поведенческое понятие, драматургическое действие, Хабермас берет из драматургической социологии Гоффмана (см. гл. 5). Это понятие соответствует действию, в котором лицо выражает и представляет себя самого. Это поведенческое понятие соотносится «изначально не с отдельным индивидом, не с участниками социальной группы, а с участниками взаимодействия, образующими публику друг для друга, перед которой они представляют самих себя».
Таким образом, здесь речь идет о том, что действующий индивид представляет свой субъективный мир. Это поведенческое понятие строится не на объективном мире или социальном мире, а на взаимодействии между различными субъективными мирами.
Как видно, Хабермас связывает эти три поведенческих понятия с тремя мирами, в которых вращаемся мы, люди. Таким образом, взятые вместе, они выражают нечто важное, но, по мнению Хабермаса, им не удается выявить общего в человеческом поведения, выработанное «в рамках общественнонаучной травзгляд на значение и функцию языка.
В противоположность этому, утверждает Хабермас, его понятие коммуникативного поведения, выработанное «в рамках общественно научной традиции, включающей символический интеракционизм Мида, понятие о языковом взаимодействии Витгенштейна, теорию Остина об актах говорения и герменевтику Гадамера, принимает во внимание все функции языка».
Поэтому коммуникативное поведение — это не только четвертое поведенческое понятие, но и понятие, служащее основой остальных трех.
Исходя из этого поведенческого понятия, Хабермас приходит к выводу, что при рационализации современного общества речь в первую очередь идет не о возрастании роли инструментального разума в капиталистической экономике и в законодательно-административной системе современного государства, как утверждали Вебер, Лукач и представители Франкфуртской школы.
Наоборот, Хабермас видит фундаментальный процесс рационализации в рационализации обыденного мира людей. Это означает, что значительная часть коммуникации, происходящей в жизненном мире, больше не может, как в ранее существовавших обществах, полагаться на «традиционно принятые толкования, обладающие иммунитетом к критике», но что различного вида деловые, нормативные или экспрессивные высказывания «приходится мотивировать рационально».
То, что власти играют все меньшую роль в качестве «свидетелей истины», и что они все более заменяются рациональной аргументацией между людьми, Хабермас полагает важнейшей стороной рационального развития современного общества.
Когда картина мира больше не поддерживается традиционными устоявшимися институтами (как церковь или феодальный властитель), требуются новые формы координации человеческого поведения. В системном мире возникают новые механизмы управления для координации при помощи таких средств, как деньги (на рынке) и власть (в государстве).
По мнению Хабермаса, эти средства управления приобретают все большее значение в качестве механизма координации поведения в современном обществе. Именно из-за этого распространение инструментального поведения кажется равнозначным рационализации, но на самом деле речь идет о в высшей степени противоречивом процессе:
Возникает противоречие между рационализацией обыденной коммуникации, связанной с интерсубъективной сферой жизненного мира, для которой язык — присущее ей и незаменимое средство взаимопонимания,— с одной стороны, и растущей сложностью подсистемы целесообразных действий, в которой действия координируются при помощи таких средств управления, как деньги и власть — с другой.
Таким образом, нет никакого конфликта между различными типами действий, направленными, соответственно, на достижение взаимопонимания и фактических результатов. Конфликт, напротив, существует между отдельными принципами общественной интеграции, между механизмом языковой коммуникации, выражающим притязания на подлинность и все яснее проступающим при рационализации жизненного мира, с одной стороны,— и между неязыковыми средствами выделения направленной на результат системы действий — с другой.
Рационализация жизненного мира делает возможной форму системной интеграции, входящую в конфликт с интегрирующими принципами достижения взаимопонимания. Этот процесс, при определенных условиях оказывает разрушающее воздействие на жизненный мир.
Проблему современного общества составляет, поэтому, не направленность на инструментальное поведение сама по себе, но, наоборот, то, что те подсистемы, в которых доминирует этот тип действий, вторгаются в жизненный мир. Это ведет к тому, что социальная интеграция в жизненном мире, строящемся на коммуникативном поведении и языке в качестве средства, все сильней подвергается влиянию инструментального поведения.
Деньги и власть заменяют язык в качестве механизма координации социальных действий. Таким образом воспроизводство мира системы и координация поведения «колонизируют» воспроизводство и координацию поведения жизненного мира.
«Парадокс современности» заключается в том, что «рационализация жизненного мира сделала возможным возникновение и рост подсистем, ставший самостоятельным императив которых оказывает (на жизненный мир) обратное разрушительное воздействие». Системный мир, возникший и развившийся, как мы видели, на основе рационализации жизненного мира, выталкивает теперь, как кукушонок из гнезда, своего собственного прародителя.
Итак, Хабермас видит во вторжении системного мира в мир жизненный и в колонизации его основную проблему современного общества. Те конфликты, которые, например, Маркс выявлял между абстрактным и конкретным трудом, согласно Хабермасу, являются примером того, как рынок в системном мире подчиняет себе жизненный мир.
Конкретный труд, который рабочий выполняет при помощи своей телесной рабочей силы, является частью его жизненного мира, но его труд при капитализме определяется абстрактным трудом, вынесенным на рынок и принадлежащим поэтому системному миру. Сходным образом требования системы вторгаются во все большее число сфер обыденной жизни, становящейся все более «денежной» и «бюрократизированной».
Такие средства, как власть и деньги, координируют все большее число действий в жизненном мире, что ведет к «потребительству и направленному на владение собственностью индивидуализму», но также, в качестве реакции на этот рационализм, к «гедонизму, свободному от давления рациональности».
Одновременно развитие различного типа специализированных культур, выделившихся из коммуникативной структуры обыденного мира, привело к «фрагментаризации жизненного мира». Ведение рациональных бесед о деловых, нормативных или экспрессивных (художественных) отношениях и их выражении в жизненном мире все более становится задачей специалистов.
