Русская культура переход от язычества к православию

Центральное место в древнеславянской культуре занимала языческая (ведическая) религия. Этим термином принято обозначать религиозные представления, которые, по словам академика Б. А. Рыбакова, являлись частью «огромного общечеловеческого комплекса первобытных воззрений, верований, обрядов, идущих из глубин тысячелетий и послуживших основой для всех позднейших мировых религий».

Язычество древних славян существовало в форме бесчисленных местных вариантов общеславянского мифа, который восходит к праиндоевропейским корням. Так, культу Перуна-громовержца, богини судьбы и плодородия Мокоши/Макоши, подземного змея — Велеса/Волоса, покровительствовавшего урожаю, охоте, скотоводству, Стрибога — бога ветров и другим есть аналогии в мифологиях почти всех индоевропейских народов.

Типологическое многообразие славянского мифа во многом обусловлено географическим и геополитическим положением, ландшафтно-климатическими и этническими особенностями формирования национальной картины мира, особенностями языка, формами производственной деятельности и трудовой специализации народов, населявших территорию Руси.

Зависимость от «капризов» суровой природы, климатической неустойчивости, необузданности агрессивных кочевых народов, составляющих ближайшее окружение, неуверенность в собственном завтрашнем дне и его содержательном наполнении (урожай или недород, война или мир, дом или поход в чужие земли, воля или кабала, бунт или покорность, охота или неволя и т. д.) — все это определило специфические представления о предопределенности человеческой жизни.

Интересно
С одной стороны, зависимость человека от Судьбы, заданной свыше (божественными пряхами-Рожаницами, богиней судьбы Мокошью (Макошью), счастливой звездой и т. д.), с другой — зависимость от Случая, от встречи с Долей или Недолей, а также от собственной активности во взаимоотношениях с различными случайностями, которые могут быть оспорены, преодолены, побеждены (их можно уговорить, обмануть, убедить, с ними можно спорить, бороться, от них можно убежать, скрыться).

Существовал целый ряд мифологических персонажей, заведовавших человеческой судьбой, как индивидуальной, так и коллективной: Лихо, Горе/Злочастье, Суд и Суденицы, Правда и Кривда, Смерть и т. д. Но каждая судьба не была фатально связана с умыслом той или иной силы. Сама их парность (Доля — Недоля, Правда — Кривда, Счастье — Горе/Злочастье, Белобог — Чернобог) предполагала борьбу альтернативных тенденций в жизни человека: полярных сил добра и зла, покровительствующих человеку, оберегающих его, и враждебных, вредящих ему.

Языческая мифология восточных славян была крайне несистематизированной, расплывчатой, неустойчивой; функции богов часто переплетались между собой и многократно дублировали друг друга. Так, культ солнца, так или иначе, ассоциировался и с Хорсом (солнце-светило), и с Дажьбогом (тепло, поддержание жизни), и со Сварогом (небесный свет и огонь), и с Ярилой (жар весенного возрождения природы и любовной страсти, зачатия, плодородия), и с Купалой (божеством летнего солнцестояния), и с Колядой (божеством зимнего поворота солнца на весну).

Плодородие природы связывалось с властью не только Ярилы и Купалы, но и Костромы, Мокоши, Велеса, Переплута, Дажьбога, возможно, Семаргла. Семью оберегали, кроме Мокоши, Род и Рожаницы, Чур, Лада и Леля (Лель). Все эти представители так называемой высшей мифологии славян (верховные божества, олицетворяющие важнейшие природные, космические стихии) находятся между собой в совершенно неопределенных отношениях.

Практически неизвестны никакие мифологические сюжеты с участием славянских языческих божеств, и о многих из них исследователям приходится лишь догадываться, апеллируя к археологическим, лингвистическим данным или к данным мифологической компаративистики.

Славянская мифология существовала не столько в вербализованном виде (в форме сказаний, эпических песен, космогонических повествований, словесного искусства и предфилософии), сколько жила практически — в обрядах и ритуалах, образе жизни, первобытной магии, действиях и поступках людей, природном календаре.

Едва ли не более важную роль, чем высшая мифология, в жизни древних славян играла низшая мифология. Буквально везде — дома, в лесу, у реки или озера, в поле, на болоте — человека окружали невидимые духи и сущности. Одни из них покровительствовали человеку, оберегали его (домашние духи во главе с домовым, вилы, берегини).

Другие же вредили и даже могли его погубить (водяные, русалки, лешие, мары и моры, лихорадки и др.); они насылали болезни, заманивали в чащу или воду, заблуждая человека в прямом и переносном смысле. При этом все представители низшей мифологии восточных славян амбивалентны по отношению к человеку: если их рассердить, обидеть, задеть, то они мстительны и враждебны, если же их задобрить, упросить, принести им жертвы, они становятся добродушными, отзывчивыми, помогают человеку или, по крайней мере, не вредят ему.

Человек может поладить с кикиморой, угощая ее папоротником, заговаривая, хваля и благодаря ее, и она становится помощницей по дому: ухаживает за малыми детьми, помогает по хозяйству, прядет по ночам пряжу, перемывает посуду. Если же хозяйка нерадива, ленива, кикимора вредит, пугает, щекочет. Можно уберечься от злых навий, приглашая их помыться в бане или оставляя для них пищу.

В случае расположения леший или водяной могут открыть клады, указать на лучшие места охоты и рыбалки, вывести из лесной чащи, оградить от опасного омута. В других же случаях духи леса, реки, болота безжалостны к оказавшимся в их владениям людям. Они их заманивают, топят, заводят в непроходимую глушь, из которой невозможно выбраться.

Самое же характерное для низших сверхъестественных сил, окружающих человека и наполняющих его жизнь, — это забавы и проказы, которым они предаются, развлекаясь, причем часто не со зла, а в шутку.

Так, даже покровитель дома — дедушка-домовой — склонен к тому, чтобы спрятать какую-нибудь нужную вещь и долго не отдавать, шуметь и стучать по ночам, пугая жильцов. Он может мучить домашних животных (кроме собаки и козла), заплетать лошадям гриву в колтун или вгонять их в мыло, душить спящих во сне, наваливаясь на них, и даже может привести дом и его хозяина к разорению.

В. Даль замечал, что домовой не только дух-хранитель, но и обидчик дома, поэтому его, как и остальных духов повседневности, нужно ублажать: кормить (оставляя хлеб и соль, горшок каши, молоко, табак), заговаривать. Амбивалентность домового проявляется и в его способности косвенно предсказывать счастливые и несчастливые события (прыжки, песни, прикосновение ночью мохнатой и теплой лапой — к добру, стоны, оханья, прикосновение голой, холодной лапой — к несчастью).

Сложная, многоуровневая система славянской мифологии была приспособлена к повседневной жизни людей: обращение к высшим силам было эпизодическим, приуроченным к природному календарю, праздничным ритуалам, посвященным силам плодородия и циклам возрождения/умирания природы. Высшие силы были предельно отчуждены от потребностей и интересов основной массы населения и постепенно были забыты или вытеснены христианскими представлениями и образами.

В повседневной же жизни, переполненной непредсказуемыми случайностями, господствовали низшие силы, которые были всегда рядом и нуждались в постоянном общении на бытовом, обыденном уровне. Простейшей, доступной формой взаимодействия с силами низшего порядка была первобытная магия, к которой прибегал практически каждый взрослый житель Русской земли.

В каждом селении были свои «профессионалы» — ведьмы (ведуньи), колдуны, знахари, ворожеи, специализировавшиеся в заговорах, заклятиях, призываниях и предупреждениях, насыланиях этих сил и ограждении от них. Таким образом, человеку принадлежала в известной мере активная роль во взаимоотношениях со сверхъестественными существами славянской мифологии (своего рода обратная связь с трансцендентным).

Другая форма такой повседневной связи с потусторонними силами древних славян — широко распространенный и мощно укорененный в протоменталитете славян культ предков, которые считались покровителями рода. Постоянная забота о покойниках, их поминовение, кормление, призывание в помощь или ради заступничества перед другими сверхъестественными силами — это одна сторона постоянной и непосредственной связи мира живых с загробным миром.

Однако у древнеславянского культа мертвых была и другая, оборотная, темная сторона: считалось, что люди, умершие неестественной смертью (утопленники, опойцы, убитые или самоубийцы) могут возвращаться в мир живых, мстя им за свою преждевременную смерть, принося болезни, смерть, различные несчастья. Именно они становились русалками, упырями, оборотнями и другими страшилищами, живущими и действующими одновременно в обоих мирах — «этом» и «том», «Яви» и «Нави».

По-видимому, существовали опасения, что и обычные покойники могут вернуться в свой дом, к родственникам, поселяя среди них страх и ужас, угрозу преждевременной смерти (покойники приходят для того, чтобы кого-то из близких родственников забрать с собой). Поэтому погребальные обряды славянского язычества были детализированы до мельчайших подробностей, предупреждая возможность возвращения мертвеца домой (вынос покойника вперед ногами, выметание мусора вслед за его выносом, занавешивание зеркала, уничтожение вещей и одежды, связанных со смертью, положение в гроб различных атрибутов, необходимых для посмертной жизни, и т. п.).

Культ мертвых как важная, неотъемлемая часть древнеславянской мифологии не только свидетельствовал о ее глубокой архаичности, но и непосредственной включенности каждого человека в мир сверхъестественных существ и чудесных, необъяснимых явлений, причем включенности, прежде всего, различными сторонами своей повседневной жизни, быта, обрядности.

Низшая мифология восточных славян была древнерусской культурой повседневности, и в этом качестве сохранилась, с небольшими корректировками, вплоть до настоящего времени. Именно эта особенность восточнославянской мифологии оказалась особенно живучей и практически неустранимой из древнерусской культуры не только после принятия христианства, но и после секуляризации русской культуры и российского общества, начавшейся в XVII в. и особенно масштабно развернувшейся после Петровских реформ.

Многие атрибуты язычества в неизменном, рудиментарном виде сохранились в русской деревне, патриархальном быте, образе жизни и традициях русского крестьянства до начала ХХ в., а имплицитно — в сознании и подсознании современных русских людей.

Особенно ярко актуализируются языческие представления, поверья, обычаи, традиции, как бы «всплывая» из глубин исторического подсознания, в кризисные моменты: в смутные периоды истории, переломные или трагические моменты частной жизни людей (болезнь и смерть близких, стихийные или социальные бедствия, разрушение семьи, испытания судьбы, личные неудачи и несчастья, разочарования и отчаяние).

Достаточно вспомнить, с какой тщательностью, подчас педантичностью соблюдаются языческие обычаи во время свадеб и новоселья, в случае тяжелой болезни близких родственников (особенно детей и родителей, часто супругов, брата и сестры), особенно же на похоронах и при поминовении покойников. Многие обряды здесь остались практически неизменными в течение тысячелетия, а может быть, и значительно дольше.

Государственные интересы имманентно-культурного развития Киевской Руси диктовали не столько религиозное и идеологическое обновление, модернизацию культа, разрыв социокультурной преемственности архаического восточнославянского общества, сколько сохранение и развитие исконных культурно-исторических традиций, ритуалов, норм духовной жизни и системы традиционных ценностей, определявших менталитет и социокультурное своеобразие конгломерата разрозненных восточнославянских племен.

Только опираясь на уже сложившиеся ценности, нормы и традиции, общие для ряда племен и регионов Древней Руси, можно было достигнуть этносоциального, культурно-идеологического и государственно-правового единства Русской земли, преодоления племенной раздробленности. Древнерусская культура одновременно должна была сохранить верность своему исконному язычеству и решительно преодолеть его глубокое влияние, пребывая, таким образом, в парадоксальной двойственной ситуации.

В 980 г. князь Владимир предпринял религиозную реформу, не выходившую за пределы традиционного славянского язычества, с целью упорядочить мифологический хаос, царивший в сознании различных восточнославянских племен. Был учрежден пантеон высших славянских богов во главе с Перуном, богом грозы и войны (он считался покровителем князя-военачальника и его дружины).

Кроме Перуна в пантеон Владимира вошли Хорс (бог солнцасветила, хороший бог), Дажьбог (бог белого света и податель небесных благ, тепла, дающий бог), Стрибог (бог ветра и воздушных стихий, распространитель доли, Отец-бог), Семаргл (небесный посланец, связующий небо и землю, бог-сеятель семян) и единственный женский персонаж — Мокошь (Макошь) (богиня плодородия и плодовитости, мать судьбы и урожая, покровительница домашнего очага, Мать-Сыра-Земля).

Все отобранные во Владимировом пантеоне божества весьма абстрактны и обобщенны Они символизируют самые высшие силы, руководящие космическими и природными процессами (и лишь заодно с последними — жизнью человеческих масс), а значит, олицетворяющие покровительство прежде всего месту — целому территориальному единству, Русской земле, а также становящемуся на этой территории Русскому государству и его разнообразному населению.

Однако пантеон Владимира не получил всенародной поддержки. Созданный искусственно на основании фрагментарных мифологических представлений культ был узкогрупповым, сословным и он отражал корпоративные властные интересы, воинственную идеологию князя и его дружины, местные политические и этнические интересы, прагматические рассчеты, но не охватывал саму систему славянской мифологии.

В пантеон богов не вошли: верховный бог праславян Сварог (Отец-Небо), Святовит (Свентовит) (бог священного света), Род (покровитель продолжения жизни и преемственности поколений) и сопровождающие его богини-рожаницы Лада и Леля (покровительницы семьи, брачных уз, деторождения), Волос (Велес) (скотий бог, покровитель домашнего скота, торговли, богатства, изобильного урожая), Переплут (по одним гипотезам, бог подземного мира, покровитель растений и земледельцев, по другим, — восточнославянский аналог Вакха-Диониса, возможно, также покровитель путешествий и мореходства).

Вне пантеона богов оказались мелкие языческие божества, наполнявшие повседневную жизнь и быт восточных славян — неисчислимые лешие и водяные, домовые и банники, русалки и кикиморы, которые без всякого пантеона были неотделимы от народной жизни и традиционной культуры языческой Руси. За пределами княжеского пантеона оказался и целый сонм страшных хтонических существ, связанных с производительными силами земли и уничтожающими потенциями преисподней: Мара, Морена, Лихо, Навь, Кощей, Змей-Горыныч, Баба-Яга и др.).

Все это были немаловажные, притом древнейшие составляющие мифологии восточных славян, и без этих божеств картина мира оказывалась неполной и даже ущербной. Позднее эти и другие мифические образы естественно вошли в русский фольклор, былинный эпос, волшебные сказки и прочее, утратив при этом прямую связь с первобытной мифологией как мировоззрением.

Князь Владимир ставил своей целью укрепление государства, сплочение восточнославянских племен вокруг Киева, повышение авторитета и усиление власти киевского князя, создание единой общепризнанной религиозной идеологии.

И хотя реформа языческого культа в этом смысле оказалась безрезультатной, поскольку не была принята как вера, авторитетная и органичная для народа, она имела свои культурно-исторические и цивилизационные последствия:

  • Во-первых, произошло новое структурирование мифологической картины мира: она упростилась, основные мифологические фигуры укрупнились, устранилась детализация, языческий культ приобрел обобщенный, в чем-то даже общенародный (т. е. надплеменной), а затем и общегосударственный характер.
  • Во-вторых, реформа языческого культа при Владимире была первым опытом насильственного вмешательства в верования и сознание народа со стороны власти, преследующей геополитические, социальные и этнокультурные цели. Важен сам прецедент: мифология и культ, в целом неизменные, укорененные в многовековой традиции, крепко сращенные с природным наследием восточнославянского этноса, в том числе с ландшафтом и климатом, флорой и фауной, неотделимые от складывавшегося менталитета соответствующих народностей, впервые становились объектами идеологических манипуляций. Впоследствии подобные манипуляции, подчас превращавшиеся в жестокие эксперименты над народом и граничащие с насилием над социальной психикой и самим менталитетом культуры, неоднократно производились в русской истории: правление Ивана Грозного и реформы Петра Великого, крестьянская война Пугачева и крестьянская реформа 1861 г., Первая мировая война и революции 1917 г., Гражданская война, коллективизация и Большой террор, Великая Отечественная война, крах коммунизма и распад СССР — все эти жесточайшие испытания отразились на менталитете русской культуры и массовом общественном сознании. Начало же этой череде насильственных метаморфоз национально-культурной ментальности было положено князем Владимиром — его спланированной модернизацией восточнославянского язычества 980 г.
  • В-третьих, запретные мифологические образы загонялись в подсознание народа, способствуя парадоксальному укоренению табуированных фигур в национальной культуре. Множество образов низшей восточнославянской мифологии сохранилось в фольклоре, народных поверьях, обрядах, быту, культуре повседневности. Напротив, разрешенные, более того, официально «вмененные в обязанность» мифологические фигуры из области высшей мифологии утрачивали ореол сакральной тайны и непостижимой силы. Расслоение, раздвоение национального сознания между разрешенным и запрещенным, сознательным и подсознательным, религиозным культом и культом государственной власти становилось реальностью древнерусской дохристианской культуры, а затем было усвоено и русским христианством.
  • В-четвертых, создание строго ограниченного пантеона богов способствовало подготовке общественного сознания для постепенного перехода от языческого политеизма к монотеизму мировых религий. Из преобразованного культа был устранен элемент бинарности, амбивалентности (противоборство и соперничество Перуна и Волоса). Весь пантеон был организован вокруг центральной фигуры верховного божества — грозного и воинственного Перуна — персонифицированного воплощения кагана, князя-воителя, одерживающего победу над врагами и конкурентами в борьбе за единоличную власть (идея централизованной власти будущего монарха-самодержца).

Большую роль в развитии самосознания русского народа сыграла православная церковь. Приняв христианство, князь Владимир совершил великий исторический выбор, определивший историческую судьбу Российского государства, да и не только его, а, можно сказать, всей мировой истории.

Этот выбор, во-первых, был шагом к Западу, цивилизации европейского типа. Он отделил Русь от Востока и от тех вариантов культурной эволюции, которые связаны с буддизмом, индуизмом, мусульманством.

Во-вторых, выбор христианства в его православной, грековизантийской форме позволил Руси остаться независимой от духовно-религиозной власти римского папства. Благодаря этому Русь оказалась в противостоянии не только с восточно-азиатским миром, но и с католической Западной Европой.

Православие явилось духовной силой, которая скрепляла русские княжества и толкала русский народ к объединению, чтобы выстоять под давлением как с Востока, так и с Запада. Если бы Киевская Русь не приняла православие, то вряд ли вообще смогла бы возникнуть Россия как большое независимое государство, и трудно даже представить себе, что происходило бы ныне на ее территории, и как сложилась бы тогда история за ее границами.

Крещение Руси в 988 г. принесло вместе с православием богатые культурные традиции Византии, которая была тогда лидером европейской цивилизации. На Руси стала распространяться славянская письменность, появились книги и монастырские библиотеки, при монастырях создавались школы, возникло историческое «летописание», расцветали церковное зодчество и храмовая живопись, был принят первый правовой кодекс — Русская Правда.

Началась эра развития просвещения и учености. Русь быстро выдвигалась на почетное место среди самых развитых стран Европы. При Ярославе Мудром Киев стал одним из самых богатых и красивых городов Европы; «соперником Константинополя» назвал его один из западных гостей.

Особенно важно было воздействие христианства на народную нравственность. Церковь вела борьбу с пережитками языческого быта: многоженством, кровной местью. Она выступала против грубости и жестокости, внедряла в сознание людей понятие греха, проповедовала благочестие, гуманность, милосердие к слабым и беззащитным. Введение христианства по своему влиянию на сознание человека того времени представляло собой подлинную революцию, принесшую с собой совершенно новые ценности, новые формы жизни, разрушавшие прочно укоренившиеся древние стереотипы.

Крещение в корне меняло всю сферу мыслительной деятельности и вследствие этого вступало в конфликт со всем предшествующим религиозным миропониманием. Язычество оказывало сопротивление и продолжало жить в народных низах. В летописях описываются бесовские языческие игрища, народные восстания под предводительством волхвов.

Интересно
Своеобразие древнерусской культуры заключалось в том, что в ней ни один из встречных процессов — а именно таким процессом стал переход от язычества к православию — не реализовался до конца и не завершился в органическом социокультурном синтезе двух мировоззренческих систем. В отношениях между христианством и язычеством установился драматический параллелизм — двоеверие.

Причем двоеверие сохранялось на Руси в течение многих веков, а не составляло только переходный этап между языческим и христианским периодами в истории русской культуры: еще в начале ХХ в. исследователи — фольклористы и этнографы — обнаруживали полноценные языческие верования и обряды в крестьянской среде, никак не «переведенные» на язык христианства и просуществовавшие в практически неизменном виде почти тысячелетие.

Проникновение православия в толщу народной жизни не было всеобъемлющим. Оно руководило лишь религиозно-нравственным бытом русского народа, регулировало времяпрепровождение и праздничное настроение, семейные отношения, слабо отражаясь в ежедневном обиходе, не оставляя заметных следов в его будничных привычках и понятиях, предоставляя во всем этом свободный простор самобытному национальному творчеству, основанному на языческой экзальтации духа.

Древнее язычество не исчезло бесследно. Следы его сохранились в русской культуре до сего времени в таких праздниках, как Новый год, Масленица, день Ивана Купала и других, в старых народных обычаях (связанных с рождением и воспитанием ребенка, путешествиями и переездом в новый дом, началом и окончанием сельскохозяйственных работ, свадебных и похоронных обрядах), в виде народных поверий и суеверий, а также в фольклоре — сказках, былинах, песнях. Некоторые элементы язычества вошли и в русское христианство.

Например, образ Перуна, Громовержца и Змееборца, на почве христианства перевоплотился отчасти в Ильюпророка с его громыхающей небесной колесницей, отчасти в святого Георгия Победоносца, неслучайно занимающего ключевое место в ряду древнерусских святых-покровителей и защитников Русской земли.

Волос преобразился в святого Николу, частично в святого Власия (имя которого было созвучно Волосу), в какой-то степени — святых Флора и Лавра, покровителей всего живого в природе, в том числе растительности. А языческие волхвы на севере спустя многие столетия после Крещения Руси продолжали поддерживать культ Волоса.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)