Мышление теоретическое

Его можно определить как «вторую производную» от М. предметно-обыденного. Оно также есть целенаправленная рефлексия мыследействия на те формы, способы и средства, в которых оно, как и обыденное мышление, выделяет, измеряет, определяет и преобразует смыслообразы реального мира: как природы, так и жизни в ней человека и его сообществ.

А именно мир реально-идеальных объектов: мер пространства и времени, имен, всеобщих понятий и терминов, средств определения (ограничения) предмета воления и внимания, формул и таблиц, схем и рисунков.

Ибо деятельность управления общественно необходимым трудом (искаженная своей властной формой, в которой управление делом заменяется опирающимся на насилие управлением людьми) не имеет своим предметом ни преобразуемые явления и процессы физической реальности, ни тех, кто по указанию управляющих непосредственно практически осуществляет преобразование этой реальности.

Только образ будущего результата их общей деятельности, образ ее цели, мысленный поиск новых средств достижения таковой в пространстве-времени действия, образ плана общего действия вот что издавна служило и служит предметом деятельности управления.

Управление как планирование организации делового взаимодействия людей требует (для целесообразного совершенствования) мысленного выделения прежде всего пространственно-временных мер состава и динамики их деятельности: меры объема и веса, прямые и кривые линии и образуемые ими фигуры, числа эмпирически выработанные за тысячелетия меры разности пространственно-временных величин.

А также смыслы имен, вроде бы произвольно данные явлениям природы, вещам и людям, но, как и деньги в структуре общественных отношений, обладающие таинственной способностью превращать их всеобщее (общее для всех) значение в фетиш, чуть ли не предопределяющий судьбу обладателя имени.

Они опять-таки не что иное, как всеобщие (общие для всех) смыслы слов, которые организуют отношение М. к его предметности, формируя внутреннюю ее целостность строгой иерархией содержательного (а не формального!) соподчинения. Таких слов (понятий), как величина, мера, качество, количество. А также существенное и несущественное, целое и часть, отдельное и общее и т. д. Например, качество это то, о чем мыслится, в отличие от всего мыслимо возможного.

Или количество определение его же величины, положения по отношению ко всему другому, темпа движения или изменения. Или мера осмысление его наличия в полноте качественно определенного количества. Или сущность поиск того, что определяет, при всей мерами определенной изменчивости его состояний (явлений), пребывающее в нем. И так далее.

Таким образом, теоретическая деятельность возникла исторически как особая деятельность со своей особой предметностью, обособившейся от предметности управленческой деятельности. Ее целью, задачей и смыслом стало выявление и познающее преображение собственных свойств и возможностей всех изобретенных людьми фигур, чисел, категорий, понятий и имен.

Ее субъектами стали те, кого в Античности называли мудрецами и философами независимо от их положения в обществе и предметно-практических функций в нем. Те, кто на самом деле освоил, тем и творя его, особое предметное поле собственно теоретического, а не обыденного и эмпирического мышления.

Мыслить теоретически это преображать для понимания свойства всеобщих искусственных средств, способов и форм полагания мыслимого. Работа теоретического М. постоянно и непрерывно совершенствует свои наличные средства, способы и формы, чем и творит принципиально новые. И тем самым перевооружает и преображает проблемное М. не только свое, собственно теоретическое, но и М. всех тех, кто эмпирически или практически осмысливал и физически изменял мыслимый и, в конечном счете, их общий с теорией внешний предмет.

Если непредвзято приглядеться к зарождению, становлению и развитию основ философии, логики, математики, астрономии, богословия и мистических учений, основ этики и эстетики, основ всех разделов обществоведения и позитивной науки, то нетрудно убедиться в том, что теоретическое М. изначально и на всем протяжении своей истории имело своим непосредственным и первым предметом свойства и возможности, присущие искусственным формам, средствам и способам мысленного полагания некоторой мнимой или объективной реальности.

Однако целью (конечным предметом) теоретической деятельности всегда было, есть и будет использование всей системы постоянно ею совершенствуемых искусственных средств и мер, способов и форм полагания и преображения этой мнимой или объективной реальности для еще более глубокого проникновения в реальную ее природу, в ее сущность. Тут же следует особо отметить, что наблюдение, опыт, эксперимент в науке, но не только в ней, есть прежде всего мысленное действие наблюдение мыслью, мыслительным опытом и экспериментом.

В тех нередких случаях, когда в эмпирических формах теоретическое М. сталкивается с неразрешимыми противоречиями в собственных постулатах (классический пример из истории физики: опыт Майкельсона-Морли ), теоретик вынужден искать новую формулу Начал для своей теории. И ищет он ее новый постулат только одним способом разрешением противоречия в старых его формулах, до того принятых за абсолютную истину.

Ни философия, ни математика, ни логика, ни теоретическая физика, теоретическая химия, генетика и др. не идут покорно за опытом, обобщая события и факты. Напротив, только тогда эти науки приобрели статус наук в подлинном смысле теоретических (фундаментальных), когда для собственного своего продуктивного саморазвития и для всех своих приложений и утилизаций обрели наконец чисто априорное, аподиктическое основание. А именно: строгие постулаты, имплицитно содержавшиеся в умозрительных (идеальных) средствах ограничения предметного поля М. в каждой из этих наук.

Иначе и быть не могло. Ибо теоретическое М. возможно только как исследование всеобщих свойств искусственных мер, способов и средств мысленного (и для мысли) выделения, ограничения и преобразования умозрительных (в том числе и опытных) представлений мыслимого мира. Оно вынуждено выстраивать иерархию искомых и найденных смыслов, рождаемых в границах и на границах того предметного поля, к которому эти умозрительные меры, способы и средства применяются.

Пример: постулаты Евклида это определение границ предмета геометрии, за пределами которых ее средства, способы и смыслы теряют какую-либо значимость, что не опровергается никакими эмпирическими или иными теоретическими приложениями геометрических мер пространства.

Ибо во всех случаях точка это то, что не имеет измерений, а линии и фигуры, ими образованные, ее же производные, они также не имеют иных, кроме смысловых, измерений, поэтому только и способны служить искусственными мерами любых форм протяженности реального и мыслимого Бытия. То же самое следует сказать и о постулатах механики, физики, химии и генетики. Но, к сожалению, это неприложимо к культурологии, пока не ставшей фундаментальной теорией общего человековедения.

Что позволило и эмпирически по-новому осмыслить и именно практически в материале ее физической предметности воссоздать глобальную взаимозависимость самых разных сфер науки, производства и техники, создать глобальную сеть электронных коммуникаций, перевести чуть ли не все виды и формы творчества на компьютерный виртуальный язык, получить первые результаты генной инженерии и т. д.

И все это достигнуто вполне практически, но на основе познающего преображения теорией ее собственных средств, определяемых априорными постулатами математики и символической логики, теоретической физики, химии и генетики.

Во-вторых, она интенциональна, то есть так же, как и любая мыслительная деятельность человека, мотивирована единством аффекта и смысла, образом цели и эмоциями искателя истины в пространстве смысловых и эмоциональных противоречий.

Ибо и теоретическая деятельность обращена к другим теоретикам и к теоретику в себе с надеждой не только на сочувственное понимание и согласие, но и на резонные возражения.

Уже тем самым она в каждом своем высказывании скрывает смысловую потенцию возможных и необходимых антитез, для которых в неформальной логике вопрошания и алчбы истины в общем поле неискоренимой теоретической «недоосмысленности» предмета всегда есть более чем достаточные основания.

Поиск нового основания дело страсти теоретика, а содержательный мотив ее в самой проблеме, как и сама цель внутреннего диалога с самим собой и другими для тебя (и в тебе) мыслящими инако.

Такие внутренние антитезы исключаются из дискурсивно построенных выводов при строго соблюдаемой форме их изложения. Сформулированная концепция, отданная на суд теоретиков, должна быть эксплицирована как истина в последней инстанции это теперь не что иное, как собственная жизнь текста, представляющего уже не процесс, а результат мышления.

Формальная логика строго следит за наличием чисто формальных сбоев в изложении того и другого готового текста, постоянно углубляя и расширяя и без того богатый арсенал средств и способов самой тщательной поверки.

Хотя это, как оказалось в ХХ веке, не главная ее забота, и вообще не она решает вопрос о том, какой текст ближе к реальному положению дел. Этот вопрос, при достаточной логической обоснованности того и другого, решает и не опыт, и не эксперимент: как правило, они дают множество подтверждений истинности и той и другой стороны.

Но, как показала вся история теоретической деятельности, при равной логической и эмпирической обоснованности тезиса и антитезиса в теории одного предмета только радикальное преобразование условий решаемой ими задачи позволяет найти то, третье, что снимает односторонность каждой из них, делая их «частными производными» от найденного решения.

Главной же заботой и главным успехом формальной логики стало радикальное изменение общего типа рациональности. То, что начиная с XVII в. считалось (и было, если говорить о научном мышлении) рациональной сутью человеческого мышления, не случайно почти полностью передано машинам. Это стало возможным благодаря математизации формальной логики, давшей импульс к самопреображению основ самой математики и начало постулатам кибернетики.

В канун нового тысячелетия получил стимул для своего возрождения и в математике, и в логике тот тип рациональности мышления человека, который, проявляя себя интуицией, был присущ аффективному, творческому мышлению изначально. Общий вывод: теоретическая деятельность (теория), как и любая мыслительная деятельность, глубоко диалогична.

В рефлектирующем на себя обращении мысли к ее предмету, в любой рождаемой при этом гипотезе, даже самой вероятной и чуть ли не за абсолютную истину уже принятой, всегда остается нерешенным вопрос о полноте ее истинности, требующий разрешения противоречий в самих постулатах теории.

И, как показала история становления и развития теоретического мышления, все три особенности М. лежат в основании всех и каждого из исторических способов осмысления мира.