Генетический исток науки и техники

Чтобы постигнуть столь сложное и много­образное явление, как наука, умственный взор обращается сначала к тому, что выступает в качестве материализо­ванной науки, к тому, что подвергается непосредственной оценке и измерению,— к мощи практических приложений науки, т. е. прежде всего к технике. Но и техника и наука имеют своим истоком нечто общее, это общее — труд в своей исторически простейшей, примитивной форме.

Говоря о труде как исходной категории анализа науки и техники, я имею в виду элементарнейшую его модель, его «общую природу», по выражению К. Маркса, труд как простейший процесс взаимодействия между обществом и природой, труд в «чистом виде», еще до всякой конкрет­ ности, связанной с определенными видами труда, с исто­рически обусловленным его характером и содержанием, с социально-экономическим наполнением, независимый «от какой бы то ни было определенной общественной формы».

Труд, по известному определению К. Маркса,— это есть прежде всего процесс, совершающийся между человеком и природой, в котором человек своей собственной деятель­ностью опосредует, регулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой. Собственная целесообразная деятельность человека и представляет собой «са­мый труд», его существо. Помимо этого в процесс труда включаются как его непременные условия и простые мо­менты еще два компонента: предмет труда и средства труда. Охарактеризуем вкратце каждый из них.

Собственно целесообразная деятельность возникает исторически из первых животнообразных инстинктивных форм труда, когда еще не существовало искусственных средств труда, когда в роли средств труда выступали только естественные силы становящегося человека. Такая деятельность предчеловека еще не отличалась существен­ным образом от инстинктивной деятельности животных в борьбе за существование. Человеческий труд в собствен­ном смысле этого слова возникает тогда, когда деятель­ность становится осмысленной, когда в процессе ее реа­лизуется сознательно поставленная цель.

Развитие животного мира происходит преимущественно путем приспособления к окружающей природе собственной природы животного, соответствующего изменения его органов и их функций. Развитие мира homo sapiens идет преимущественно путем приспособления окружающей при­роды к своей собственной природе. Конечно, животное тоже в некоторой мере изменяет природу, приспосабливая ее к своим нуждам (гнезда, муравейники, норы и т. д.).

Но эти формы изменения природы законсервированы, они, за­крепляясь в инстинкте, передаются по наследству без су­щественного изменения. Определенный вид птиц, напри­мер, строит свои гнезда по такому же образцу, как строили их предки тысячу лет назад. На изменение внешних усло­вий животное реагирует либо изменением своей организа­ции (окраска тела, смена оперения, снижение температуры тела), либо инстинктивным приспособлением (спячка, пе­ремещение в другое место), при этом формы приспособле­ния природы остаются практически неизменными. Во взаи­модействии животного и природы активно изменяющейся стороной является природа животного. Напротив, взаимо­действие человека и природы развивается прежде всего в сторону изменения окружающей природы.

Конечно, в про­цессе этого изменения человек изменяет и свою собствен­ную природу, но это изменение носит функциональный характер: в то время как за всю человеческую историю об­щее строение органов человека, его физиологическая организация не претерпела существенных изменений, мир пре­образованной природы приобрел планетарные масштабы и продолжает расти все ускоряющимися темпами.

Активная преобразующая деятельность человека отли­чается от полуактивных форм животной деятельности пре­жде всего, как уже говорилось, сознательным целеполаганием. Зародышевые примитивные формы труда предчеловека лишь тогда превращаются в человеческий труд, когда они озаряются молнией мысли.

Иногда образное сравнение вносит в суть вопроса больше ясности, чем целые тома отточенных силлогизмов. К такого рода образу принадлежит знаменитое марксово сопоставление архитектора и ткача с пчелой и пауком. Паук совершает операции, напоминающие операции ткача, пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет неко­торых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы отличается тем, что, прежде чем строить объект, он уже построил его в своей голове.

В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении работ­ника, т. е. идеально. Работник отличается от пчелы не только тем, что изменяет форму предмета труда, в нем он осуществляет в то же время и свою сознательную цель, которая как закон определяет способ и характер его дей­ствий и которой он должен подчинить свою волю.

Будучи простым моментом процесса труда, целесооб­разная деятельность («самый труд») в свою очередь может быть подразделена на моменты. Это, во-первых, целеполагание и реализация цели. Последняя состоит из информа­ционно-познавательной деятельности (познание явлений и законов природы), идеально-конструктивной деятельности (создание идеальной модели будущего реального резуль­тата) и реально-конструктивной деятельности (непосред­ственное, практическое воплощение цели). Во всех этих моментах участвуют как духовные потенции человека: воображение, интеллект, воля,— так и физические его по­тенции: работа мышц рук, корпуса, ног. Духовное и физи­ческое здесь тесно переплетено, и только их органическое единство делает возможным процесс труда.

Нужно, однако, отметить, что так выглядит целостный трудовой акт в эпоху первобытного синкретизма. Позднее каждый из моментов реализации цели превращается в об­ласть особой деятельности, в свою очередь расчлененную на множество дифференцированных видов труда.

Информа­ционно-познавательная деятельность отпочковывается как сфера теоретической (фундаментальной) науки, идеально­ конструктивная — становится уделом прикладной науки, реально-конструктивная — сферой инженерно-техниче­ского персонала и рабочих. В то же время функция основ­ного целеполагания становится привилегией правящего класса и обслуживающей его идеологии и философии.

Од­нако даже механический труд рабочих, лишенный творче­ского содержания, никогда не бывает полностью отчужден от духовного начала. «Следы» духовной деятельности все­гда присутствуют в нем. В пределах своей узкоспециализи­рованной задачи рабочий ставит перед собой (частичные) цели, интеллектом и волей контролирует свои действия, движения рук. При этом усилия воли и нервно-психиче­ское напряжение тем больше, чем более механичен и однообразен труд.

Развитие техники по мере ее автоматизации и социаль­но-экономическое развитие общества ведет, однако, к но­вому синкретизму труда (см. об этом заключительный очерк), поэтому целостную модель трудовой деятельности можно рассматривать как идеальную. Следующим моментом процесса труда помимо целесообразной деятельности является предмет труда. Предмет труда противостоит целесообразной деятельности как про­тивоположность, как та пассивная сторона, которая должна быть охвачена пламенем труда и преобразована в нем.

Предметом труда является любая часть природы, вовлечен­ная в сферу целесообразной деятельности. Всеобщим пред­метом человеческого труда служит земля. С точки зрения функционирования в процессе производства предметы труда подразделяются на первичные («девственные») и вторичные (сырой материал, полуфабрикат). К первичным предметам труда относятся объекты, непосредственно дан­ные природой: дерево, которое рубят в лесу, карьер, из ко­торого добывают глину, найденный кусок камня, который затем обрабатывается человеком, и т. д.

Вторичные предметы труда — это металл, поступаю­щий из доменной печи для проката, искусственные пласт­массы, находящиеся в процессе формовки,— одним словом, предметы, уже профильтрованные прошлым трудом. На первых этапах развития человеческого общества преобладающее значение имели первичные предметы труда, на последующих все большее значение приобретают вторич­ные, и среди них искусственно созданные (химическим путем синтезированные), предметы труда.

Средства труда охватывают весьма широкий круг по­нятий, они не сводятся только к искусственно созданным органам деятельности человека, как считают некоторые авторы. В качестве средств труда выступают: земля, кото­рая служит проводником деятельности, направленной на выращивание урожая, реки, водопады, леса, полезные ископаемые, а также рабочие здания, каналы, дороги.

К средствам труда относятся домашние животные, вклю­ченные в процесс производства определенного продукта; например, бык вместе с плугом образует систему средств труда для вспахивания земли. По мнению К. Маркса, в определенных условиях (собирание плодов, например) средствами труда служат органы тела рабочего. Матери­ альные средства труда, следовательно, подразделяются на естественные (земля, вода, леса, органы тела) и техниче­ ские (искусственно созданные органы деятельности). Кроме того, имеется большая группа духовных средств труда.

Целесообразная деятельность, предмет труда и средства труда находятся в сложной диалектической связи друг с другом. Эта связь в идеалистически препарированной форме была угадана еще Гегелем при рассмотрении им трехчлена: цель — средство — объект. Будучи «внешней» по отношению к объекту, цель (целеполагающая деятель­ность) непосредственно с ним соотносится и делает послед­ний средством.

«Цель ставит себя в опосредованное соотношение с объектом и вдвигает между собой и им неко­торый другой объект». Превращая объект в средство, цель «заставляет последнее вместо себя надрываться во внешней работе, обрекает его на изнашивание и, прикрытая им, сохраняет себя против механического насилия» К «Хит­рость» опосредующей деятельности в том и состоит, что она дает объектам действовать друг на друга соответ­ственно их природе, дает истощать себя в этом взаимодей­ствии, не вмешиваясь непосредственно в этот процесс, но осуществляя свою цель. С другой стороны, средство яв­ляется носителем цели, она сохраняет и осуществляет себя через техническое средство.

Взаимоотношения трехчлена (целесообразная деятель­ность, предмет труда, средство труда) сводятся в конечном счечае к взаимоотношению двухчлена, ибо и предмет труда и средство труда выступают в качестве предметных (объек­тивных) условий производства, в то время как целесооб­разная деятельность является, по выражению Маркса, субъективным условием производства.

Философская проблема отношения субъекта и объекта получает у Маркса свою конкретизацию в виде отношения субъекта и предметных условий труда. Субъект, вступая в процесс труда, опредмечивает свою способность к труду, свою рабочую силу, т. е. воплощает ее в определенных про­дуктах своей деятельности. Труд как процесс угасает в продукте, находит в нем свою реализацию, запечатле­вается в нем. Целесообразная форма продукта, получающаяся в конце процесса производства, есть единственный след, оставленный совершившимся целесообразным тру­дом.

То, что на стороне субъекта проявилось в форме дви­жения, беспокойства, на стороне продукта выступает в форме покоящегося свойства, в форме предметного бытия. Цель находит в продукте свою реализацию, идея мате­риализуется, субъективная деятельность объективируется. Однако не всегда целесообразная деятельность оставляет в предмете свой формообразующий след. Этот след может быть стерт, если продукт имеет форму продукта природы, как домашний скот или пшеница.

Здесь поистине посред­ствующий процесс бесследно исчезает в своем результате. Для того чтобы вызвать «материализацию духа», не нужно спиритическое верчение столов в темноте, она осу­ществляется у всех на глазах, ежедневно и постоянно — в процессе производственной деятельности людей, не за ключающей в себе никакой таинственности и никакого мошенничества: медиумом, связывающим духовное с ма­териальным, оказывается сам процесс целесообразной дея­тельности.

Но если процесс труда, с одной стороны, является про­цессом опредмечивания индивида, объективации субъек­тивного, то, с другой стороны, он есть процесс субъективации объекта. Личность находит свое выражение в ре­зультате труда, а этот результат труда в свою очередь персонифицируется. Цель реализуется в предмете, и вследствие этого предмет становится целесообразным, ста­новится материальным носителем цели, что проявляется в его способности удовлетворять ту или иную общественную потребность.

В конце процесса труда его субъект нечто утратил, его объект нечто приобрел. То, что для человека становится растратой его способности к труду, для предмета обора­чивается наполнением. Целесообразная деятельность угасает, продукт ее только начинает жить! Он отныне поки­дает сферу неорганической природы и становится момен­том (частью) социальной сферы.

Будучи субъективированными объектами, предметы труда составляют «мир второй природы», находящийся на грани между социальным и собственно природным миром. Без «мира второй природы» не было бы и социального мира. Только благодаря «очеловеченному» миру предметов стало возможным общение человека с человеком, обмен потребностями, обмен мыслями и опытом.

В прогрессе предметного мира выражается прогресс общества, в его количественном и качественном расширении — расшире­ние потенциальных возможностей человечества. Все твор­ческие достижения человечества имеют смысл только по­стольку, поскольку они реализуются. Мир материальной культуры служит кладовой человеческого гения. Разум всех поколений живет в предметах материальной куль­туры, как опредмеченная сила знания.

Реализованная в предметах труда цель, заключенная в них субъективность вселяет в них новые свойства, кото­рые не могут быть выявлены ни химическим, ни физиче­ским путем.
Пока предметы труда непосредственно удовлетворяют потребности людей, эти их субъективные свойства не за­ являют о себе. Формы дерева изменяются, например, когда из него делают стол. В результате обработанное дерево приобретает совсем новые функции, и тем не менее стол остается чувственно-воспринимаемой вещью.

Но как только он становится товаром, он «вспоминает», что яв­ляется персонифицированной вещью, полноправным пред­ставителем социальных отношений. «Он не только стоит на земле на своих ногах, но становится перед лицом всех других товаров на голову, и эта его деревянная башка по­рождает причуды, в которых гораздо более удивительного, чем если бы стол пустился по собственному почину тан­цевать». Таким образом, в процессе опредмечивания труда уже содержатся истоки того явления, которое Маркс назы­вал товарным фетишизмом.

В товарном производстве опредмечивание превращается в овеществление, в отчуж­дение, в результате которого уже не рабочий потребляет предметы своего труда, а, напротив, эти предметы потреб­ляют рабочего, властвуют над ним как в процессе произ­одства, так и за его пределами (см. очерк третий).

Печать разума, которой отмечены продукты целесооб­разной деятельности, товарные отношения превращают в печать безумия. Но оставим пока товарные отношения, нас интересует здесь процесс труда сам по себе. Он демонстрирует, как видно из изложенного, взаимопроникновение материального и идеального, субъективного и объективного.

Абсолютное противопоставление духовной (теоретиче­ской) и физической (практической) деятельности вообще не верно, оно ведет к метафизическому и идеалистическому рассечению единого процесса и мешает понять его в своей целостности К Такое противопоставление особенно харак­терно для многих мыслителей прошлого, особенно для Де­карта (поляризация двух сущностей: «res cogitas» и «геэ> extensa») и Гегеля. Для Гегеля чувственно-практическая деятельность абсолютно лишена элементов духовности, низведена до уровня животного «делания», а духовная дея­ тельность целиком идеальна, представляет собой «чистое» парение в абстрактных высотах.

Многие современные со­циологи и философы также склонны противопоставлять теоретическое и практическое, умственное и физическое начало в труде, отправляясь при этом от того действитель­ного разделения труда на умственный и физический, кото­рое характерно для современного общества. Однако даже такая «высокая» область деятельности, как наука, не является чисто идеальной (см. очерк шестой), в то время как любой самый «заземленный» труд не может быть чисто физическим, материальным.

Мышление не существует вне деятельности, ключ к его тайне лежит через понимание его самого, как особого рода деятельности, связанной с произ­водственной деятельностью людей.
Деятельность, если это человеческая деятельность, не существует без мышления; напротив, она есть деятельность, руководимая мыслью; по образному выражению Гете, это как выдох и вдох.

К этому вопросу мы еще вер­немся, а пока достаточно сказать, что, отстаивая противоположность материи и сознания в гносеологическом плане, мы не должны забывать и о единстве (взаимопереходах, взаимопроникновении) этих противоположностей, ибо иначе мы рискуем ничего не понять в конкретных процес­сах жизнедеятельности общества, и в частности в процессе труда как обмене веществ между обществом и природой, взаимодействия «его объективных и субъективных момен­тов».

Труд предстает перед нами с разных сторон по мере характеристики его абстрактных моментов. С точки зрения его результата — продукта — средства труда и предмет труда выступают как средства производства, сам труд вы­ступает как производственный, а все его простые и простейшие моменты — как производительные силы труда.

Нужно сказать, что для Маркса характерен конкретный подход к понятию «производительные силы». Это совокуп­ная категория, впитывающая множество «частных» про­изводительных сил, между которыми существует диалек­тически подвижное отношение. Маркс различает прежде всего производительные силы самого процесса труда и производительные силы развитого общественного производ­ства.

В производительные силы самого труда входят все его простые моменты: и целесообразная деятельность, и пред­мет труда, и средства труда — каждый со всеми своими членениями. По мере исторического развития процесс труда обогащается новыми моментами и производительными силами развитого общественного производства, вы­текающими из кооперирования и комбинирования труда, разделения труда, улучшения средств сообщения, создания всемирного рынка, международного разделения труда, тех­нологического применения наук, научной организации труда.

В производительную сферу втягиваются со време­нем все более и более широкие области жизнедеятельности человека, и прежде всего наука, становящаяся непосредственной производительной силой, всеобщей производи­тельной силой (см. очерк восьмой).

Следует подчеркнуть, что Маркс производительными силами считает не только материальные, но и духовные моменты, относящиеся как к труду в его абстрактных предпосылках (духовное его начало), так и к развитому общественному производству (научные знания). В подготовительных рукописях к «Капиталу» 1857—1858 гг., на­пример, он прямо говорит о материальных и духовных производительных силах 1.

Исторически исходной и ведущей во все времена про­изводительной силой является сам человек, его способность к труду. Благодаря его деятельности мертвые силы при­роды становятся производительными силами, в процессе этой деятельности совершенствуется и развивается его собственная производительная сила, его духовная и физическая способность к труду.

Человек выступает как созидатель всего мира богат­ства и тем самым как созидатель богатства своей собствен­ной сущности, богатства общественных отношений. Кате­гория богатства, имеющая большое значение в произведе­ниях К. Маркса,— более широкое понятие, чем категория «производительные силы».

Хотя ядром этой категории являются моменты, участвующие в процессе труда, и прежде всего человек, его способность к труду, но «богат­ство» не исчерпывается этим, оно включает также и весь продукт (материальный и духовный) общественного про­изводства жизни.

Необходимо также различать понятие «общественное производство», или «производство общественной жизни», как сферу, охватывающую всю жизнедеятельность обще­ства, во всех ее формах, от более узкого понятия — «про­изводство материальных благ», или «материальное про­изводство».

Этот краткий обзор понятий, отражающих процесс взаимодействия между обществом и природой, следует за­вершить еще одной категорией, синтезирующей в извест­ной мере сказанное, характеризующей тот особый угол зрения, под которым велся анализ,— категорией «техно­логические отношения».

К сожалению, в нашей экономической и социологиче­ской литературе не было принято выделять из системы общественных отношений особую их форму — технологи­ческие отношения, точно так же, как до последнего времени не было принято вычленять организационные отношения. Недостаточное внимание к этим категориям тормозит про­цесс научной организации труда.

Основоположники марксизма всегда различали два рода основных отношений: отношения человека к природе и отношения человека к человеку. Суть первых состоит в целесообразной деятельности по приспособлению природы к потребностям общества. Суть вторых — в присвоении произведенных богатств, в отношениях собственности.

Конечно, в реальном процессе производства оба вида тесно переплетаются в единые отношения общественного производства, однако у каждого из них есть своя специ­фика, свои закономерности, которые могут быть вычленены в теоретическом анализе, абстрагированы друг от друга. Это особенно отчетливо демонстрируется положением вещей в современном мире, когда примерно при одном и том же технологическом базисе и уровне развития производительных сил существуют страны с двумя совер­шенно различными отношениями собственности (СССР и США).

Технологические отношения отнюдь не являются обез­личенными, это не есть отношения предметов самих по себе; это есть отношения человека к предметным и духов­ным элементам своей деятельности, это также есть отно­шения между субъективированными предметами, т. е. предметами, вовлеченными в пламя человеческой деятель­ности, носящими на себе ее печать.

Конкретнее говоря, это — отношения между человеком и средствами его труда (в частности, техническими средствами труда), между че­ловеком и предметом труда (субъект и объект труда), ме­жду -человеком и продуктом труда (в процессе производ­ства, но не в процессе присвоения). Это — отношения средства труда и предмета труда, средства труда и продукта труда, это — взаимодействие различных моментов целесообразной деятельности и моментов других агентов труда, взаимодействие различных сторон общественного богатства, различных аспектов производительных сил. Это, наконец, отношения человека и науки (как науки, примененной к производству, так и самой по себе), науки и производства, науки и техники.

Политэкономы иногда употребляют термин «технические отношения». Польский экономист профессор Брони­слав Минц, например, пишет: «Под техническими отношениями следует понимать роль и участие человека в техни­ческом процессе производства, т. е. в процессе, рассматри­ваемом как социальное воздействие человека на внешнюю природу для получения материальных благ и услуг.

Технитико-экономическую сферу. Поэтому при их анализе должны быть вычленены как общие черты, независимые от социально-политиче­ского устройства общества, так и черты, непосредственно вытекаю­ щие из этого устройства. Помимо указанных имеются еще надстроечные, политико-идеологические отношения.

Производственные отношения связаны с вещами и выражаются через вещи, но не являются отношениями ме­жду людьми и вещами… Сам человеческий труд в техниче­ском процессе производства выступает иначе, чем в эко­номических процессах, в отношениях между людьми.

В техническом процессе производства труд рассматри­вается в вещественном аспекте (физическом, механиче­ском), в политической же экономии — в общественном ас­пекте.
Вся эта характеристика технических отношений в принципе соответствует природе технологических отноше­ний, однако последний термин представляется более точ­ным, так как речь идет не только о технике, но и обо всем технологическом процессе взаимодействия человека с при­родой (в том числе и с искусственной природой, с ве­щами), включая и научное познание законов действи­тельности.

Короче говоря, технологические отношения можно определить как отношения, складывающиеся в сфере раз­вития производительных сил. Наше обществоведение, к сожалению, мало внимания уделяло изучению производительных сил, анализу закономерностей, действующих в этой области.

Долгие годы имела место абсолютизация производственных отношений (отношений собственности), переоценка их значения: предполагалось, что социалистический способ производ­ства уже сам по себе обеспечит нам преимущество в эко­номическом соревновании с капиталистическим миром, что производственные отношения играют главную, решающую роль в этом вопросе, а развитие производительных сил — подчиненную, всецело зависимую. Отсюда стремление под­толкнуть производительные силы искусственными, адми­нистративными и организационными мерами, волюнта­ристскими решениями.

Отсюда, например, преждевремен­ные меры, направленные на ускоренное изживание колхозной формы собственности, ее сращивание с обще­народной собственностью, меры, которые не соответство­вали уровню развития производительных сил в деревне и, как известно, нанесли большой ущерб народному хозяй­ству.

Сейчас внимание к закономерностям развития произ­водительных сил, проблемам современной научно-техниче­ской революции усилилось как в практической, так и в теоретической деятельности. Однако сложилось такое по­ложение, что сфера производительных сил оказалась ни­чейной областью.

Политическая экономия концентрирует свое внимание на производственных отношениях; у социо­логов же, очевидно, не дошли до этого руки. Все же жизнь настоятельно требует углубленного анализа технологиче­ских отношений, создания марксистской социологической теории производительных сил, в частности социологии науки.

Образец исследования технологических отношений дал К. Маркс в «Капитале» и подготовительных к нему рабо­тах. Несмотря на то что «Капитал» посвящен анализу политико-экономических отношений, Маркс сначала обра­щается к рассмотрению труда и его моментов независимо от определенной общественной формы (гл. 5, § 1 I тома «Капитала»), а затем уже рассматривает технологический базис капиталистического общества (гл. 13 I тома «Капи­тала»).

К. Маркс обращает внимание на наличие особых технологических отношений также и тогда, когда характе­ризует «весь процесс производства не как подчиненный не­посредственной умелости рабочего, а как технологическое применение науки» когда подчеркивает «технологиче­ский факт» превращения рабочего в машинном производ­стве в «живой придаток этой системы машин в качестве средства ее деятельности» При характеристике процесса труда мы следовали за Марксом.

И заключить его хочется словами Маркса: «Про­цесс труда, как мы изобразили его в простых и абстрактных его моментах, есть целесообразная деятельность для созидания потребительны стоимостей, присвоение данного природой для человеческих потребностей, всеобщее усло­вие обмена веществ между человеком и природой, вечное естественное условие человеческой жизни, и потому он не зависим от какой бы то ни было формы этой жизни, а, на­против, одинаково общ всем ее общественным формам.

Поэтому у нас не было необходимости в том, чтобы рас­сматривать рабочего в его отношении к другим рабочим. Человек и его труд на одной стороне, природа и ее мате­риалы на другой,— этого было достаточно. Как по вкусу пшеницы невозможно узнать, кто ее возделывал, так же по этому процессу труда не видно, при каких условиях он про­исходит: под жестокой ли плетью надсмотрщика за рабами или под озабоченным взором капиталиста, совершает ли его Цинциннат, возделывающий свои несколько югеров, или дикарь, камнем убивающий зверя» 1.
Однако это вовсе не означает, что технологические отношения внеисторичны. Напротив, как мы увидим из по­следующего изложения, они развиваются, совершенству­ются, проходят различные исторические этапы, имеют свои закономерности движения.