Диалектика в механической картине мира

Новое время (если время не что иное, как процесс самоизменения пространства) во всех сферах жизни произвело радикальные перемены. И именно структурные, пространственные формы взаимозависимости людей и не только в Европе нашли для себя новую основу: традиционно сословное предопределение этих связей для индивида, от рождения принадлежавшего своей общности, «навеки» вписанной в иерархию феодальных зависимостей, подтачивалось агрессивным развитием внешнего рынка, пустившим в массовый хозяйственный оборот самое землю и все разнообразие товаров мануфактурного и фабричного производства.

Земельная собственность, большей частью и достаточно быстро пущенная в денежный оборот капитала, сама капитализировалась, радикально меняя хозяйственное, общественное и социальное положение феодалов и их крестьян. Крестьянские войны во Франции, Германии и других странах Европы, Лютер и Реформация достаточно ясно дали понять даже заведомо ничего не желавшим понимать: старое время кончилось, наступило Новое время.

Новое время наступило и для теоретической деятельности. Заявила о себе новая ее форма наука. То есть деятельность, целью которой было и остается не обыденно-эмпирическое, а собственно теоретическое знание об инвариантах природных процессов. Непосредственным же предметом ее способы, средства и формы определения и меры этих инвариантов: механика, астрономия, начала химии, медицина и др.

Пытливые умы просвещенных монахов, алхимиков, магов, и профессоров-богословов средневековых университетов, за несколько веков отточенные не только в богословских спорах, подготовили ряд глубоких теоретических гипотез о свойствах веществ и сил природы, проявляющих себя с убедительным постоянством при закономерно повторяющихся взаимодействиях природных явлений.

Но так как их мышление было теоретическим, то они сформулировали и целый ряд рефлексивно теоретических (философских, методологических и логических) фундаментальных проблем, не случайно совпавших с проблемами молодого научного познания.

Теперь уже нельзя было уйти от проблемы способа (метода) получения истинных знаний. И решая ее, эмпирики и рационалисты продолжили диалог реалистов и номиналистов. Только при радикально ином типе общественного осознания исторической реальности Бытия.

Непреложные истины Священного Писания и тексты Отцов Церкви (как и чуть ли не равноапостольные тексты Аристотеля, Фомы Аквината, Августина Блаженного, Николая Кузанского и других богословских авторитетов), еще недавно бывшие единственным предметным полем приложения теоретической мысли, ищущей истинный путь к божественному откровению, получили в Новое время весьма активного соперника не менее непреложные общие знания о пространстве и времени природных процессов.

Постижение хронотопов природных процессов осуществлялось теперь в иной реальности, «предварительная» и интенсивная разработка которой началась уже иным, не дедуктивным, методом еще в XIV-XVвв. теми же астрологами, магами и особенно алхимиками.

Эта иная, открытая опыту реальность и иной метод ее мысленного полагания формировались из глубины. В социальном противостоянии городских ремесленников и торговцев феодальной структуре взаимозависимости разных слоев общества, основанного на земледелии и землевладении, побеждала новая система общественного разделения труда, неодушевленным субъектом которого стала мануфактура и фабрика следовательно, машина. Но машина только тогда именно машина, когда она работает в системе машин. Одна она остается в руках Мастера из города Мастеров таким же орудием его духовно-практического мастерства, как и рубанок, топор, гончарный круг, ткацкий станок и ветряная мельница.

Промышленная революция это прежде всего разделение труда между людьми и системой машин, вытесняющей за пределы материального производства живой, продуктивный (творческий) труд мастера.

Мастером теперь, правда, не связанным напрямую с производством и воспроизводством материальных средств и условий жизни, становится inquisitor de rerum naturae так в Средние века называли испытателя природы, первооткрывателя законов механики, а следовательно, и изобретателя, и конструктора машин, так как чаще всего это был один и тот же человек.

Однако реально обеспечивает материальными средствами физическое воспроизведение человеческих общностей труд овеществленный, механически реализующий воплощенное в системе машин духовное творчество ученого и конструктора.

Обслуживающие же эти машины работники разделяли с машинами их репродуктивные функции. Функции чисто механические… Их усилия перестали быть трудом Мастера, вкладывавшего всю силу своей души в творческое преображение продукта природы, тем его поистине оживляя и одухотворяя.

Поэтому прорыв к новому типу мышления происходил не только в головах героических реформаторов церкви. Но и в тех головах, что осмысливали мир как механическую мастерскую Творца. Именно у пытливых испытателей природы, старавшихся познать ее тайны для… конечно же, не сразу, не прямо и сознательно, но объективно для последующего превращения их в механические силы машин.

Незаменимым стал и механический ум помощника Фауста Вагнера: разложить Бытие на части и познать механику их взаимодействия таким, как он, казалось надежным, более того единственно возможным, путем к осознанному овладению его истинной природой. Более чем на три столетия индуктивный метод, торжествуя победу над Аристотелевой дедукцией, предопределил эмпиристскую парадигму понимания пути теоретического мышления, познающего мир вещей.

Утвердилась в сознании естествоиспытателей и следовавших за ними философов убежденность в том, что начало знания в чувственно-опытном освоении частных проявлений мировых закономерностей и дело разума (теоретического мышления) в опыте повторяющееся обобщить до одного общего имени как существенного признака реальных универсалий видов, родов, отрядов и классов.

А когда удавалось математически точно установить неизбежность вечного повторения одних и тех же сил взаимозависимости природных частностей, то тут уже один шаг отделял это открытие от превращения его в принцип продуктивного действия безликих механических систем машин с подключением к ним и однообразных действий человека, превращавшегося тем в ее живой «придаток». Для механизма действия в ней природных сил человек становился внешней, но столь же природно-механически действующей, причиной их «запуска».

Таким же внешним механизму машин этому, казалось бы, верному сколку с устройства вещного мира, – внешним, если не противоположным в самой своей сути, стала творческая сила воображения ученого, живописца, поэта, музыканта… А ведь именно ее мы называем душой. И сам творящий Дух души человеческой оказался вне мира телесного, механического.

Но никому из философов не давало покоя абсолютизированное механицизмом противопоставление в самом Бытии его Тела и Духа (вместе с ним и Разума человека, способного осознать себя и мир лишь в формах всеобщего), а следовательно, Разума и чувственного Опыта, имеющего дело лишь с особенным, единичным, преходящим.

В том числе самому Декарту, картезианцам и окказионалистам. Их теоретическое сознание могло обмануть себя и помириться (в разных вариантах оно временно мирилось) с необъяснимым на таком основании фактом органичной взаимосвязи души и тела, разума и чувств в жизнедеятельности каждого человека.

И хотя постдекартовская история этого поиска (до Канта включительно) не покидала почвы картезианского дуализма, нашедшего логическое воплощение и завершение в антиномиях чистого разума Канта, философская мысль, бросаясь из крайности чистого спиритуализма в крайность материализма вульгарного, оставалась внутренне диалогичной, в постоянных обострениях противостояния эмпиризма и рационализма, рациональности и иррациональности ищущей их единого начала (их рода), снимающего односторонность каждого полюса, ищущей тем самым своей исходной и родной формы Д.