Демократический мир и Россия

Что же все сказанное означает для России и российской теории международных отношений?

Прежде всего, отечественным теоретикам-международникам необходимо осознать, что демократический мир — не закон и не закономерность, а всего лишь теория с присущими ей культурно-идеологическими допущениями.

Сегодня в России начинает пускать свои корни некритически упрощенное понимание ТДМ, что, по-видимому, является результатом желания как можно быстрее приобщиться к западной цивилизации.

Поддерживая основные идеи ТДМ, некоторые ее приверженцы исходят из убеждения, что России следует поскорее превратиться в западную демократию рыночного типа, даже если это означает предоставить единственной сверхдержаве индульгенцию на использование насилия в мире.

Необходимость построения рыночной демократии не вызывает сомнений, если оно сопровождается осознанием всей сложности и деликатности этого процесса, пониманием российской социокультурной реальности, многовековой истории и традиций государственности нашей страны.

Увы, такое понимание нередко отсутствует, как отсутствует и осознание того, что любая теория базируется на заслуживающих осмысления культурно-идеологических допущениях.

Отнестись к этим допущениям критически, поставить вопрос об их сопоставимости с иным культурно-идеологическим контекстом — важнейшая обязанность исследователя.

Тем, кто стремится к формированию национальной школы международных отношений, необходимо спросить себя, какая демократия может работать в российских условиях и что является гарантиями мира в регионе.

Например, вместо того чтобы соглашаться с известным и обращенным к России (но не Америке!) тезисом Бжезинского «демократия не может быть империей», следует попытаться выявить смысл данного тезиса в постсоветском контексте, а заодно и задаться вопросом, не является ли он результатом желания некоторых западных теоретиков выдать свои ценности и геополитические интересы за универсальные.

Без понимания культурного своеобразия теорий вообще и ТДМ в частности мы рискуем превратить наше осмысление демократии и мира в научный коммунизм наоборот.

Апологеты неолиберальной демократизации и глобализации, несомненно, порадуются, а Россия тем временем останется без национально-укорененного осмысления своих интересов в мире.

Для тех, кто всерьез озабочен формированием отечественной традиции международных отношений и преодолел в себе старый позитивистский стереотип, согласно которому наука «всегда и везде наука», выход заключается в ином.

Он не в том, чтобы на смену прежнему «единственно верному учению» создавать новое, не менее «верное и передовое».

Выход не в создании новой «научной идеологии», а в конструировании теории, критически относящейся к самой себе. Теории, достаточно открытой мировым интеллектуальным тенденциям, но и имеющей свою собственную «почву под ногами».