Творчество Валентина Голубева

Далеко не вся нынешняя православно-патриотическая лирика догматична, в ее русле происходят художественные поиски, зачастую, довольно смелые.

Эта тенденция ярко представлена в творчестве Валентина Павловича Голубева (1948). В контексте поэзии «почвеннического» направления обращает на себя внимание личностный характер стихотворений Голубева – их отправной точкой, творческим импульсом и предметом осмысления неизменно является чувственный опыт:

Обобщенно-интеллектуальная проблематика поэту чужда – в его творчестве почти нет философских интеллектуальных построений, политической позиции, оценки истории и нынешнего состояния страны. Характерные для патриотической лирики религиозные мотивы повсеместно присутствуют в творчестве поэта, однако из всего многообразия христианских тем экстенсивно представлена только тема понимания бытия как чуда, благоговейного приятия мира как великого праздника.

Глубинная связь поэта с землей видна и в первом процитированном отрывке, где отбившаяся от рук душа лирического героя улетает в скворечник (земной дом). Этот мотив гораздо звучнее явлен в стихотворении «Возвращение домой»:

Своеобразное двоемирие Голубева предполагает, что творчески воплотиться в одном из миров поэт не может, это противоречит его природе: как человек, он образ и подобие трансцендентного Бога, но, опять-таки как человек, он плоть от плоти тварного мира. Однако тоска по небесной отчизне для стихотворений Голубева не характерна, миссия его героя – связывать воедино высшее христианское начало с языческим – «креститься и землю крестить». Всецелое обращение к одному из миров для героя невозможно («И, кому – не понятно, кричу: Мне уже не вернуться»).

Предмет творческой рефлексии Голубева – жизнь как тайна: все изображаемое имеет символическое значение, знаменует своим существованием постоянное присутствие высших сил. Воспринятые медитативно житейские подробности наполняют поэтическую реальность Голубева. Вполне материальная природа изображенных явлений не препятствует тому, что мыслятся они, прежде всего, как частные проявления общих, надмирных законов. При этом жизнелюбие и приятие мира присутствуют даже в самых болезненных, горьких или тревожных стихотворениях поэта.

Старость показывается как состояние предельной близости с землей, с которой человек за годы полностью сроднился; мудрость прожившего долгую жизнь человека определяет его готовность к смерти как к возвращению домой:

В стихотворениях Голубева смерть не мыслится как небытие, но ошибочно было бы сказать, что проживший жизнь герой не
страшится смерти. Однако это тот же почтительный страх перед тайной мироздания, который лирический герой испытывает и по отношению к жизни: «Глянь, а по снегу-то летопись знаков летучих, / Птичьи следы иль письмо из пространства иного. / Я нараспев эти знаки читаю с опаской / Голос сорвать или в пропасть сознанья сорваться». Без этого страха невозможна сопричастность тайне – самоуверенный, нескромный (то есть, не понимающий своего места в мире) человек сам себя лишает созерцания тайны.

Тайна эта по своей природе умонепостигаема; вглядыванием в мир, наитием и предчувствием поэт только приближается к ней. Древние родовые корни, мир вековечный, забвение и молчание – все это в тексте связано с образами жизни, герой предвидит смерть как путь в иное бытие. Миры жизни и вечности разные, но между мирами – сквозит. Сроднившись с землей, человек, как ни парадоксально, приближается к запредельному, поскольку земное (личностное, чувственное) в художественном мировидении Голубева прекрасно именно в свете вечного. Грядущее возвращение домой – это еще и преодоление раздвоенности мира, соединение тварной природы с подлинной.

По приведенным ранее отрывкам видно, насколько смело Голубев экспериментирует с возможностями поэтического языка, активно используя необычные ритмические рисунки, строфические формы, структуру рифмовки, образные конструкции.

Для поэтов «почвеннического» направления это совершенно не типично, но причислить автора к неоавангардистам, конечно же, было бы ошибкой – формальные поиски Голубева подчеркивают вкладываемое содержание, а не образуют его. В свободном стихе Голубев стремится сохранить густоту смысла, не опираясь на инструментовку стиха:

Внутреннее напряжение, необходимое в литературном произведении, является, помимо прочего, признаком авторской ответственности, осознания веса собственных слов. В этом состоит самое значительное отличие Голубева от продолжателей традиций авангарда.