Социология личности в России 1917-1955 годы Послеоктябрьская ситуация

После победы революции большевики поглощены неотложными делами и поначалу идеологический контроль еще слаб: публикуются произведения самых разных по отношению к марксизму направлений. Предрекая неудачу коммунистических опытов, П. А. Кропоткин упрекает глашатаев «высшей идеи» в том, что они требуют, чтобы люди стали не тем, что они есть.

Между тем, даже самый высший министр остается человеком, т. е. хочет иметь пост, власть, вознаграждения. Среди потребностей личности великий анархист выделяет потребность в свободе: «свобода есть возможность действовать не вводя в обсуждение своих поступков боязни общественного наказания».

«Человеку нужна не борьба, утверждал Кропоткин, но жизнь, воодушевленная борьбою, важнее еды». Вслед за Спенсером, целью общественной жизни он считает наиболее полное накопление объема жизни индивидуальной «индивидуацию».

После революции наиболее систематически абрис социологии (в значительной мере социологии личности) дал А. Сорокин (1889-1968). Составленная им Программа преподавания социологии начинается с анализа социального взаимодействия, причем особо исследуются его элементы индивиды и свойства последних. Подробно рассматриваются влияющие на поведение факторы космические, биологические, социально-психологические.

Наряду с рассмотрением экономики и других разделов социальной механики, в Программе особо предполагается «анализ судеб личности с момента ее появления и до момента ее смерти». Шаг за шагом здесь прослеживается детерминирующее влияние социальных сил на личность и этапы формирования в биологическом организме социального Я, постепенная «социализация» личности.

Социология в Программе понимается как «наука о поведении людей (формах, причинах и результатах), живущих в среде себе подобных, а не как наука о каком-то едином обществе. De te fabula narratur таков девиз социологии по адресу каждого человека». Опубликованная в 1920 г. книга В. М. Хвостова (1868-1920) по своей структуре близка к Программе Сорокина. Видимо, многие идеи «витали в воздухе». Хвостов заявляет, что «правильным является парадоксально звучащее положение, что общество древнее личности».

Последняя выступает не в качестве биохимической единицы, а в качестве существа, обладающего самосознанием и отстаиваю-/ щего свою свободу. Автор принимает некоторые понятия исторического материализма, попутно демистифицируя их: «вместилищем общественного сознания, конечно, является психика отдельных участников общества», хотя содержание общественного сознания есть плод взаимодействия индивидов (нынешнего и прошлых поколений), Хвостов ставит «вопрос о том, почему различные члены класса… одного и того же общества могут неодинаково мыслить, поступать и реагировать на одни и те же события.

Он отмечает неоднозначность, противоречивость социальной детерминации личности: «С одной стороны, человек стремится к общению и дорожит им. С другой же стороны, он отстаивает свое личное бытие и свою свободу и протестует против всяческих ограничений». «Человеку присуща не только склонность к общению, но и потребность к уединению», поэтому не всегда социальное воздействие на личность достигает желаемого результата.

В те годы представляется немыслимым обойтись без изучения личности: «пусть экономическое истолкование событий 9-го января будет представлено с подавляющей полнотой. Даст ли это, однако, нам право утверждать, что мы вполне разобрались во мраке этого грозного исторического пролога?

Объяснит ли оно слепую веру в Гапона? Расшифрует ли душу этого российского Мирабо, в которой фарисейство, предательство и трусливая ложь так тонко и грозно перевиты со взрывами удали, скромности и слепой, кипучей отваги?

Или знание всей механической эволюции до самых мельчайших оборотов экономических рычагов ничем не поможет, и едкий, насмешливый, коварный, овеянный загадочно грозным ореолом героя и проходимца, он по-прежнему будет волновать нас своей неразгаданной тайной…».

Естественнонаучные подходы. Авторитетный психолог Г. И. Челпанов, основатель и директор московского психологического института (1912-1923), придерживался идеалистической концепции. Свободу воли он трактовал «не в том популярном значении слова, что она беспричинна, а в том, что наше Я само является причиной перед судом нашего самосознания; мы или наше Я есть истинная причина нашего действия».

Альтернативную позицию обозначил В. М. Бехтерев. «Первый и существенный просвет в изучении человеческой личности, писал он, был положен нашим физиологом и общественным деятелем И. М. Сененовым».

Сеченов не только доказал, что ни один акт психической реальности не дан человеческому уму непосредственно, он указал путь опосредованного наблюдения психических явлений. Именно следуя этим путем, Н. Н. Ланге выводил психический акт за пределы сознания. «Воспризнание есть воспроизведение в нас прежней реакции, характерной для данного предмета».

Интересно
По Бехтереву, наши ощущения представляют собой «субъективные символы», выражающие внешние количественные различия в раздражениях . Это такие реакции, которые основаны на сочетании следа от нового раздражения со следами прежнего «сочетательные рефлексы».

Наибольшей силой обладают внутренние раздражения, поскольку они связаны с удовлетворением или неудовлетворением насущных потребностей организма. В них находит свое выражение «активно индивидуальное отношение живого существа к внешним раздражителям», определяя цель и направление внешних реакций. «Можно считать установленным, писал В. М. Бехтерев в 1921 г., что личность есть явление биосоциальное. При этом биологическим элементом в ней являются темперамент и инстинкты, наклонности и способности».

В «личную сферу» включаются следы, вытекающие из общественной жизни. «Личная сфера социального характера» является «важнейшим руководителем» всех реакций, связанных с другими людьми и отношениями с ними. Она преобладает над органической сферой личности.

В отличие от Дж. Уотсона, определявшего содержание поведения как совокупность двигательных реакций на внешние стимулы, наши соотечественники исходили из представления о целостной личности. Честь открытия условных рефлексов И. П. Павлов предоставлял Э. Торндайку. Русский ученый установил не приспособительные мышечные реакции, а иной способ общения организма со средой.

Раздражителями становятся свойства предметов, побуждающие работу желез своими сигнальными характеристиками, в соотнесении не только с объектом, но и с потребностями организма, стимулирующими «подкрепление». В двадцатых годах И. П. Павловым была выдвинута идея второй сигнальной системы.

Казалось бы, работы физиологов далеки от социологии. Но вот факт. В павловской лаборатории было установлено, что электрический ток (разрушительный агент), прилагаемый к коже животного, может быть положительным раздражителем, вызывающим пищевую реакцию. Посетивший лабораторию и наблюдавший эти опыты Шеррингтон сказал, что «теперь для него сделалась понятной стойкость христианских мучеников».

Открытое А. А. Ухтомским явление доминанты состоит в том, что господствующий в нервной системе очаг не только тормозит другие, но и усиливается за счет возникающего в них возбуждения. Функциональным органом, считает он, сможет служить всякое сочетание сил, способное привести при прочих равных условиях всякий раз к одинаковым результатам.

Направленность поведения зависит не от потока несущихся в нервную систему раздражителей, а от предуготованности организма к определенному действию, от его «диспозиции». Доминанта выступает как явление, соотносимое с мотивационной сферой. Кстати, Павлов тоже вводил понятие «рефлекс цели» «он есть основная форма жизненной энергии каждого из нас». Возможно, речь идет об историческом предшественнике поняти «мотив достижения».

М. Я. Басов (1892-1931) замечает, что социальная среда, окружающая и формирующая личность, порой накладывает отпечаток даже на чисто биологические проявления организма.

Поэтому личность надо относить к условиям социального бытия. Чтобы отграничить свой подход от рефлексологического, Басов впервые в истории советской науки вводит категорию «деятельность». Теперь и сам человек предстает «как деятель в окружающей среде». Особо Басовым выделяется понятие «эмоциональной установки», при которой весь строй организма «представляет нечто единое, согласованное во всех своих элементах, нечто, имеющее свою специфическую характеристику.

В каждый отдельный момент времени личность находится в некоторой определенной эмоциональной установке». Не правда ли, похоже на «доминанту» Ухтомского? М. Г. Ярошевский не без основания выражает сомнение в том, что история понятия «установка» прямо ведет от вюрцбургской школы к опытам Д. Н. Узнадзе.

Практика 20-х начала 30-х годов Алексей Капитонович Гастев, рабочий, профессиональный революционер, с 1903 по 1917 годы нелегал, скитавшийся из страны в страну, с завода на завод, после революции и гражданской войны становится руководителем Центрального Института Труда.

«Слово “установка”, пишет он, давно уже вошло в рабочий обиход» и вывешивает лозунг: «Машина работает исправно тогда, когда правильно установлена станина и инструмент… С человеком то же самое: установка тела и установка нервов определяет движение, определяет трудовую сноровку…»

Благодаря исследованию процессов труда была существенно переосмыслена категория мотива. Теперь она не ограничивалась сугубо биологическими детерминантами (инстинктами, гомеостатическими побуждениями). Утверждался принцип активности человека не рефлекторного, а деятельного существа. От «трудовых установок» мысль идет к «вероятностному предвидению», к модели предвидимого будущего».

«Если профессиональный подбор берет задачу рассортировать существующие способности и индивидов, то трудовая установка берет на себя активную задачу создать те качества…». «Соцвос», как любили тогда сокращать «социалистическое воспитание», воздействовал на массу новым типом отношения к человеку. Одна из форм сделать каждого участником театрализованного действия: ТРАМ, выступления синеблузников, «красных косынок», диспуты, шествия, речёвки, сжигание чучел классовых врагов и т. д. и т. п.

Интересно
Показательный факт: в 1919-1921 гг. на фронтах гражданской войны действовало 1200 театров и около тысячи групп «художественной самодеятельности». Особое внимание уделялось развитию образования. Началось все еще после революции 1905 г. Год 1917 потребовал более радикальных преобразований.

Цели социалистического воспитания сводились к формированию преданных делу коммунизма всесторонне развитых людей, имеющих научное мировоззрение, подготовленных как к физическому, так и к умственному труду. Считалось, что лишь в коллективе личность ребенка может наиболее полно и всесторонне развиваться. В 1922 г. возникла пионерская организация. В 1924 г. она насчитывала 161 тыс. чел., в 1925 полтора миллиона.

В работах видных советских педагогов П. П. Блонского, И. П. Пинкевича, М. М. Пистрака, В. Н. Сорока-Росинского, С. Т. Шацкого и многих других получили освещение первые опыты советской школы. А. С. Макаренко наиболее ярко реализовал марксистскую идею трудового воспитания и рассказал о нем в «Педагогической поэме» и в других сочинениях.
…Привезли беспризорных ребят, собранных в течение нескольких дней на улицах и вокзалах. И сказали им: вы здесь хозяева. Нет кроватей сделайте для себя кровати, нет столов сделайте для себя столы, сделайте стулья, побелите стены, вставьте стекла, почините двери. Труд воспитывал коллектив.

Макаренко писал, что «коллектив требует от личности определенного взноса в общую трудовую и жизненную копилку… защищает каждую личность и обеспечивает для нее наиболее благоприятные условия развития… Личность… не объект воспитательного влияния, а его носитель субъект, но субъектом она становится, только выражая интересы всего коллектива».

Еще в 1925 г. Л. С. Выготский (1896-1934) назвал искусство средством преобразования личности. «Чувство первоначально индивидуально, а через произведение искусства оно становится общественным или обобщается».

Искусство это инструмент, мастерящий личность. Это «требование, которое, может быть, никогда и не будет осуществлено, но скорее заставляет нас стремиться поверх нашей жизни к тому, что лежит за ней».

Интересно
Выготский впервые ив истории советской психологии обратился при изучении поведения к системе культурных знаков. «Взамен диады «сознание-поведение», вокруг которой вращалась мысль остальных психологов, сосредоточием его искания становится триада «сознание-культура-поведение».

Чтобы понять сложные психические процессы, считал Выготский, надо изучать их историю. Он обращает внимание на «застывшие» в поведении индивида, уже утратившие под собой почву древнейшие культурные образования, «рудиментарные функции». Именно здесь надо искать ключ к тому, чем человек отличается от животных. Рудиментарное, но уже подлинное решение задачи, наподобие приписываемой средневековому схоласту Буридану (анекдот о буриданове осле), жребий.

Теперь поведение человека не детермируется внешним, натуральным стимулом. Он попросту пренебрег его значением, ввел некий стимул-средство, произвольно приписал ему некое значение и последнее жестко определило его поведение. Человек не раб ситуации, а ее господин. «Основной и самой общей деятельностью человека, отличающей в первую очередь человека от животного с психологической стороны, писал Выготский, является сигнификация, т. е. сознание и употребление знаков.

Принцип сигнификации состоит в том, что «человек извне создает связи в мозгу, управляет мозгом и через него собственным телом». В большинстве случаев индивид не изобретает знаки заново, а использует те, которые уже созданы прежними поколениями и сохраняются в культуре.

Выготский выступает против попытки свести марксистскую ориентацию в психологии к произвольному подбору цитат . Марксово исследование эволюции труда приводит к анализу орудий и способов их употреблений средств, без которых человеческая деятельность невозможна. Подобно этому для изучения сознания, структура которого тождественна деятельности, необходим анализ его вспомогательных средств знаков.

«Если для французской социологической школы и индивидуальное и социальное выступало как сознание, то для Выготского индивидуальное выступает как сознание, а социальное представляет собой деятельность… Соотношение индивидуального и общественного, по Выготскому, таково, что сознание индивида повторяет, воспроизводит структуру поведения, деятельности, строится по его типу».

Интересно

Важнейшими положениями излагаемой концепции представляются следующие:

  • знаки элемент культуры, обеспечивающий ее сохранение и передачу от поколения к поколению; наиболее развитая система знаков —язык составляет сердцевину культуры;
  • индивид способен управлять знаками, а через них своим сознанием и поведением;
  • эти знаки и способы управления возникают в группе людей, в процессе социального взаимодействия: коллектив использует знаки, чтобы управлять поведением своих членов;
  • лишь под влиянием других людей они усваиваются, «интернализуются индивидом происходит их «вращивание» в сознание.

Выготский имел случай проверить свою теорию. В опытах И. А. Соколянского невозможность воздействовать на аномального ребенка словом в качестве устного (в случае глухоты) или письменного (в случае слепоты) раздражителя компенсировалась раздражителем, доступным другому анализатору. «Важно, подчеркивал теперь Выготский, значение, а не язык. Переменим знак, сохраним значение».

Однако материализованный опыт усваивается ребенком лишь в «оживленном» виде в предметном общении со взрослым. «Подсчитано, писал не так давно директор Загорского детского дома, чтобы научить слепоглухонемого ребенка пользоваться ложкой, педагог должен сделать его рукой около 30 тыс. движений».

Метаморфозы значений ребенка представлены в книге Выготского «Мышление и речь» (1934). Эта книга оказалась последней, изданной при жизни автора. Но в 60-80-е гг. советская психология доросла до идей талантливого ученого.

Был опубликован целый ряд его трудов, причем многие из них впервые. Ближайшими сподвижниками Выготского были А. Н. Леонтьев и А. Р. Лурия и многие другие психологи. Главные итоги были подведены на научной сессии, посвященной 85-летию ученого. Безусловный вклад Выготского в развитие советской психологии К. А. Абульханова видит в описании механизма, которым социальное проникает внутрь сознания и изменяет его.

Она подчеркивает «структурный принцип» «единство структуры или строения сознания индивида и деятельности как употребление средств». Недостаток же, по ее мнению, заключается в том, что в его концепции оказался отсутствующим… сам индивид.

В качестве «основных членов» рассматриваемого им отношения Л. С. Выготский берет сознание индивида, а не его самого и тем более не его собственную деятельность». Альтернативу данной концепции она находит в трудах С. Л. Рубинштейна. Личность и деятельность. Во второй половине 20-х начале 30-х гг. ожесточилась борьба за марксистскую идеологию. В 1934 г. С. Л. Рубинштейном (1889-1960) была опубликована программная методологическая статья.

Интересно
Автор утверждал, что психическая реальность существует не иначе, как в деятельности и поступках. «Вся деятельность человека для Маркса есть опредмечивание его самого, или, иначе, процесс объективного раскрытия его «сущностных сил»… в труде «субъект» переходит в «объект»…

Тем самым смыкается связь не только между субъектом и его деятельностью, но связь между деятельностью и ее продуктами… В объективировании, в процессе перехода в объект формируется сам субъект». Объективируясь от своей деятельности, человек включается в контекст от него и от его воли не зависящей ситуации, детерминированной общественными закономерностями.

Почти одновременно с Рубинштейном в 1935 г., к выводу о решающей роли деятельности пришел А. Н. Леонтьев (1903-1979). Он пересмотрел некоторые свои взгляды на роль знаков и общения в умственном развитии ребенка.

«Историзм и общественная природа психики ребенка заключается, следовательно, не в том, что он общается, но в том, что его деятельность (его отношение к природе) предметно и общественно опосредствуется».

Авторы настаивали, что проблема личности неразрывно связана со всей системой взглядов Маркса и что вне связи с личностью невозможно понимание психического развития. Принципиальный характер имеет формула Рубинштейна: «Личность обозначает не либо общественную функцию, либо внутреннюю сущность человека, а внутреннюю сущность человека, определяемую общественными отношениями. В последующих работах повторяется, что внешние причины действуют через внутренние условия. «Социальность не остается внешним по отношению к человеку фактом: она проникает внутрь, и изнутри определяет его сознание.

Через посредство:

  • языка, речи этой общественной формы сознания,
  • системы знания, являющейся теоретически осознанным и оформленным итогом общественной практики,
  • идеологии, в классовом обществе отражающей классовые интересы, наконец,
  • посредством соответствующей организации индивидуальной практики общество формирует как содержание, так и форму индивидуального сознания каждого человека».

Личность и ее психические свойства «одновременно и предпосылка и результат ее деятельности» . Направленность отвечает на вопрос, чего хочет человек, способности что он может, характер что он есть. Направленность (параметры: содержание и напряженность) представляют потребности, интересы и идеалы, а также более мелкие единицы.

Способности имеют органические, наследственно закрепленные предпосылки для их развития в виде задатков. Последние обусловливают, но не определяют одаренности человека. Развитие природных дарований не причина, а следствие разделения труда. Оно «пускает корни» в природные особенности рабочих. Характер определяет человека как субъекта деятельности.

В основе его лежит темперамент, который зависит от многообразных условий, «вплоть до нравов той общественной среды, в которой живет человек, и общественного положения, которое он в ней занимает».

Интересно

Итак, отправляясь от представлений материалистической диалектики, Рубинштейн и Леонтьев заложили три краеугольных камня марксистской психологии:

  • предмет психологии (проблема сознания в соотношении с деятельностью человека),
  • проблема развития психики человека,
  • проблема личности.

Это предопределило дальнейшее развитие их работ. Принцип деятельности стал системообразующим фактором, связавшим в единое целое деятельность, сознание и личность. Понятие «личная жизнь», писал Рубинштейн, «самое богатое, самое конкретное, включающее в себя как единичное многообразие, так и иерархию все более абстрактных отношений. В своей содержательности личная жизнь содержательнее, чем каждая из тех абстракций, которую из нее можно извлечь».

Еще в прошлом столетии врач-психиатр А. Ф. Лазурский (1874-1917) поставил вопрос о том, «как видоизменяются душевные свойства у различных людей и какие типы создают они в своих сочетаниях». Ученый попытался «построить человека из его наклонностей», а также составить естественную классификацию характеров. Он впервые предложил «естественный эксперимент». «Мы исследуем личность самой жизнью, писал Лазурский, и потому становится доступным обследованию все влияние как личности на среду, так и среды на личность».

В последней он различал две стороны: внутреннюю прирожденную («эндопсихика»), куда входили психо-физиологические функции, и внешнюю («экзопсихика»), характеризующую отношения личности и окружающей действительности. В основе классификации оказались природная одаренность, в зависимости от которой якобы складывались различия по социальному положению.

Категория «отношения» более адекватно выражала связь личности со средой, чем прежнее представление о механических толчках. Однако после революции установили, что слово «отношения» уже раньше наделил определенным значением К. Маркс. «Там, где существует какое-нибудь отношение, оно существует для меня; животное не “относится” ни к чему и вообще “не относится”; для животного его отношение к другим не существует как отношение». Ученик Лазурского В. Н. Мясищев (1893-1973) попытался представить отношения как предмет особой отрасли психологии.

«Существенные условия и психологические закономерности педагогического успеха утверждал он в 1954 г., заложены в связи потребностей и требований окружающих, в связи привязанности к окружающим с удовлетворением ими потребностей личности, в вытекающей отсюда внутренней готовности выполнять на основе привязанности неприятные внешние требования или отказываться от желанного, но запретного».

Основой формирования личности является не деятельность, но «определяющую роль играют взаимоотношения между людьми, обусловленные структурой общества». В той же книге указывалось, что «реакция на различные обстоятельства жизни обусловлена не только их объективным значением, но и личным, субъективным отношением к ним человека» . Хотя справедливость обоих суждений не вызывает сомнений, создается впечатление, что речь идет о разных «отношениях».

В первом случае явно говорится про «объективные» отношения, сложившиеся в том обществе, где живет данный человек. «Эти объективные общественные отношения, поясняет авторитетный специалист, находят свое отражение в тех внутренних, субъективных психических отношениях, какие в наибольшей мере характеризуют личность каждого человека…

Именно эти внутренние отношения к действительности и составляют центральное ядро личности… Психическая деятельность есть единство отражения и отношения. В самом отражении заложено определенное отношение к действительности».

Когда речь зашла об измерении отношений, Мясищев был вынужден сблизить свой термин с английским «attitude». Категорией, соотносимой с «отношением» как с чем-то субъективным, таящимся «в глубине» личности, излагаемая концепция считает внешнее «обращение» объективное действие, направленное на другого человека.

Иногда обращение не соответствует отношению, но именно обращение с индивидом формирует его отношения, которые в свою очередь проявляются во взаимодействии с другими людьми. Мясищев требовал отойти от статической характеристики свойств и перейти к динамической характеристике отношений.

Эксперименты по воздействию на личность показали, что самый робкий ребенок может быть превращен в самого активного, если окружающие изменят с ним обращение. Испытуемым пермских психологов была представлена исключительная возможность самостоятельной инсценировки и организации ролевой игры.

В педагогической психологии выяснялось влияние отношения учителя к детям. Например, в экспериментах А. В. Воробьева учащимся предлагались задачи, требующие самостоятельного решения, причем на видном месте выставлялись портреты их учителей. Выяснилось, что некоторые портреты стимулировали более добросовестную работу, тогда как другие оказывали обратное воздействие: школьники исподтишка нарушали правила.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)