Символизм архитектурной среды как предмет экопсихологии развития

Жизнь современного человека протекает преимущественно в среде, которая может быть охарактеризована как совокупность архитектурных пространств.

Всеохватывающий пространственно-временной масштаб архитектурной среды заставляет нас задуматься о сложном характере ее взаимодействия с сознанием, в котором она отражается (или, скажем иначе, состояния которого она порождает).

Утверждение о наличии духовного содержания в архитектуре никогда не встречало убедительных возражений.

Более того, оно все чаще находит отражение во внимательном отношении (как со стороны творца, так и субъекта восприятия) к контексту, пиетету к историческим традициям, в диахронном характере используемых композиционно-художественных средств организации архитектурных пространств.

Говоря “символическое бытие архитектурных пространств”, мы тем самым принимаем, что символ здесь выступает в роли функции действительности: а) он есть ее отражение; б) он может подвергаться “мыслительной обработке”; в) он является орудием “переделывания действительности” (включая самого человека).

Символ, как и человек, является объектом исследования разных научных дисциплин: философии, психологии, семиотики, психоанализа, теории архитектуры, искусствоведения и др.

В данном случае символ рассматривается нами именно как объект психологического исследования, т.е. архитектурные символы, их восприятие, понимание, присвоение индивидом как познавательным и социокультурным субъектом.

Анализ философской и психологической литературы по проблеме символа показывает, что исходным моментом в определении символа является действительность человеческого бытия, смысловым отражением которой он и выступает.

Причем отражательно-смысловой характер символа предполагает включенность в процесс символического бытия интенционального акта сознания, основывающегося на тождестве означаемого (архитектурного пространства) и означающего (интерпретируемого образа). Именно это тождество и выступает порождающим началом символа.

Интерпретационные моменты “встроены” в структуру индивидуального опыта переживания символики пространственной среды, и наличие у субъекта восприятия знаний о символах порождает у него индивидуальное отношение к воспринимаемому, способствует возникновению личностных смыслов.

Исследователи проблемы символа настойчиво подчеркивают, что “символ” никогда не является данностью действительности, но ее заданностью, ее порождающим принципом (А.Ф. Лосев), т.е. следует говорить о символе как элементе психической реальности, порождаемой во взаимодействии индивида с визуальной (архитектурной) средой.

предполагает не реконструкцию обозначаемого им предмета, а ситуацию понимания. Зачастую индивид не отдает себеОперирование символом  отчета в том, что он находится в “силовом поле символа”, по выражению М.К. Мамардашвили и A.M. Пятигорского (1997), и символ не становится сознательным мотивом его поведения.

В результате весь процесс символического бытия ограничивается бессознательным уровнем, что, по мнению Юнга, отдает современного человека “во власть психической преисподней”.

На непосредственно-чувственном уровне восприятия пространственная среда влияет на структуру компонентов сознания субъекта восприятия (перцепции, мышления, эмоций, памяти, воли), выполняя тем самым некую информационно-ценностную и побудительно-управляющую роль.

Многие исследователи указывают на возможность преобразования общечеловеческих ценностей в личностные, используя категорию переживания, что позволяет “пользоваться всяким человеческим опытом так, чтобы его смысл перетекал в нас, чтобы тем самым мы длили человечество”.

Т.М. Буякас и О.Г. Зевина (1997), основываясь на работах К. Дюркхайма и его коллег по “Школе экзистенциально-инициальной терапии”, исследовали возможность присвоения символа в результате интенсивного и устойчивого сосредоточения на нем (путем выполнения определенных двигательных, тактильных, графических и др. действий с символом).

Можно предположить, что речь идет не просто об устойчивом сосредоточении на символе, но и о включении дополнительного психологического действия, в соответствии с концепцией П.Я. Гальперина (1957) о поэтапном формировании умственных действий в ходе интериоризации и свертывания внешне-предметных действий во внутренние, ментальные действия.

При этом ориентировочная основа символической деятельности индивида характеризуется:

  • существенной неполнотой, так как архитектурное пространство выступает в символическом плане как структура, “заряженная бесконечным рядом проявлений” (А.Ф. Лосев);
  • высокой мерой обобщенности, но не абстрактной, а возвращающей нас к обобщаемым пространственным структурам, вносящей в них смысловую закономерность;
  • поливариантностью извлекаемых символических значений.

Таким образом, о символическом бытии архитектурных пространств можно говорить лишь тогда, когда символическое значение среды не только воспринято субъектом на перцептивном, эмоциональном, интеллектуальном уровнях сознания, но и антиципирует интеграцию этих уровней в единое психическое состояние, трансцендентное по характеру, а потому обеспечивающее преобразование структур индивидуального сознания (включая личностные ценности) в направлении их приближения к социокультурным и духовным общечеловеческим ценностям.

Символизм архитектурных пространств выступает как устойчивая духовная целостность, осознаваемая поколениями как ценность, понимание которой требует не только заинтересованного отношения, но и нравственной чистоты субъекта восприятия.

Таким образом, индивид и архитектурное пространство выступают по отношению друг к другу как условие и средство изменения другого.

Процесс их взаимодействия зависит от организации пространственной среды, ее идеальных форм (образов и понятий, представленных в сознании субъекта), а также архетипического содержания бессознательного индивида.

Это позволяет рассмотреть проблему символического бытия архитектурной среды с позиции экопсихологии развития.

Для этого необходимо определить, в какой функциональной роли может рассматриваться архитектурная среда в качестве предмета исследования. Она может рассматриваться 1) как факт, 2) как фактор, 3) как условие и 4) как средство.

Архитектурная среда как факт. Архитектурная среда выступает для данного человека как совокупность пространственных отношений, не имеющих для него “архитектурного” значения.

В этом смысле человек взаимодействует с ней как с окружающим пространством, а не как с архитектурной средой. Например, использование архитектурных особенностей жилого здания в ходе боевых действий как укрытия.

Архитектурная среда как условие и фактор жизнедеятельности человека. Индивид здесь выступает в роли субъекта, осуществляющего жизнедеятельность в условиях данной архитектурной среды, и одновременно – в роли объекта, принимающего квазипсихологическое и психологическое воздействие этой среды.

В начале 1950-х годов на месте снесенных трущоб в г. Сент-Луисе (США) был возведен жилой район Проут-Айгоу. Нарочито монотонная, утилитарно спроектированная архитектурная среда укрепляла сознание социальной неполноценности жителей нового района.

Постоянные конфликты, бесконечные акты жесточайшей агрессивности заставили муниципалитет Сент-Луиса, утративший контроль над районом, принять в 1972 году решение взорвать (!) постройки.

По мнению социологов и психологов, характер архитектурного пространства Проут-Айгоу несомненно оказывал сильное влияние на сознание и поведение его жителей.

Здесь мы имеем объект-квазисубъектный тип взаимодействия в системе “индивид –архитектурная среда”, причем в роли активного, квазисубъектного компонента в этой системе выступает именно “архитектурная среда”, а “индивид” выступает в роли принимающего воздействие объекта, пассивно и неосознанно реагирующего на это воздействие.

Архитектурная среда как средство изменения психического состояния и формирования сознания определенного типа.

Процесс порождения символа (имплицитно заключающего в себе общечеловеческие ценности) предстает в форме акта присвоения субъектом символического значения путем его преобразования из общечеловеческой ценности (по отношению к субъекту бытия в возможности) в ценность личностную (в бытие в действительности).

С точки зрения концепции порождающего восприятия и экопсихологического подхода к развитию психики человека присвоение символа включает в себя несколько уровней (этапов) психического отражения:

  • непосредственно-чувственный, на котором происходит порождение пространственной структуры (компонентами анизотропного отношения между субъектом и пространством являются зрительная система наблюдателя и архитектурное пространство);
  • эмоционально-опосредованный, на котором порождается эмоциональное отношение к визуально порожденной пространственной структуре и архитектурным формам;
  • понятийно-опосредованный, на котором пространственная структура обретает рациональное, знаково-символическое значение;
  • личностно-опосредованный, на котором порождается личностное (субъективное) отношение к порожденным субъектом аффективно- и знаково-смысловым значениям данного архитектурного пространства;
  • духовно-опосредованный, на котором происходит порождение символического значения архитектурного пространства, порождаемого сознанием субъекта в таком взаимодействии с архитектурной средой, при котором происходит порождение единого субъекта (носителя) символического значения и, соответственно, символического бытия данного архитектурного пространства.

При этом архитектурное пространство обретает субъективную (принадлежащую сознанию данного индивида) форму символического бытия, а сам индивид субъективирует, превращает это символическое бытие в структуру своего сознания.

В результате такого символо-порождающего акта, после его завершения начинает происходить обратный процесс – процесс обратного символического опосредования предшествующих уровней порождения значения воспринимаемого архитектурного пространства символическим смыслом его бытия.

Речь идет о последовательном опосредовании ранее порожденных личностно-, знаково- и аффективно-смысловых значений единым символическим значением, имеющим общечеловеческую, духовную природу.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)