Самоучителя для учителя
Представляется, что социальная структура наших предков из каменного века ненамного отличалась от того, что мы сейчас наблюдаем у примитивных народностей планеты. Изучение австралийских, африканских и иных первобытнообщинных культур наводит на мысль, что у них существует своя педагогическая школа, а институт преподавания для них—важный и безукоризненно отработанный элемент существования.
И не надо думать, что научить ребенка охотиться с бумерангом, кидать на оленя аркан, выделывать вручную из шкуры отличную замшу, знать повадки животных и особенности флоры—легче, чем научить того же ребенка основам математики.
В примитивных племенах дети до определенного возраста живут довольно беззаботно. Конечно, у них есть некоторые обязанности, но и свободного времени—сколько угодно. Они совершенствуют себя в умении владеть телом, изучают реальные и ирреальные опасности бытия. Так как физкультура для них—элемент жизни, то у них не возникает теорий и споров о необходимости или бесполезности контрастного душа, бега, хождения босиком, спортивных упражнений.
(В какой-то мере подобного стиля придерживается в воспитании детей и цивилизованная Япония. Маленьких японцев очень легко одевают в любую погоду—даже по снегу дети там ходят в летней обуви, — совершенно не обращают внимания на легкую простуду, дают им есть немытые фрукты и овощи, могут поднять уроненную в автобусе конфетку и сунуть ее малышу обратно в рот, даже не смахнув грязь. И дети там на удивление редко болеют.)
Совсем маленькие дети находятся под постоянным, но незаметным надзором более старших. Принцип опеки, тандема соблюдается в этих общинах неукоснительно и служит одним из важнейших методов начального воспитания.
Но это ненавязчивое наблюдение отнюдь не лишает малыша свободы. Он волен сунуть ручку в костер или подойти к краю неглубокой ямы и даже свалиться в нее, если это не связано с риском увечья. Но от серьезных неприятностей его страхуют подростки и взрослые, страхуют надежно.
Закалка тела связана с закалкой души. Плач, жалобы на боль, хныканье из-за каких-то неприятностей не только не поощряются, но безжалостно высмеиваются.
И малыши, маленькие «обезьянки», привыкают относиться к неудачам с иронией, мужественно. В дальнейшем, на испытаниях по переходу из детства в отрочество, они стоически перенесут боль, холод, голод, одиночество, сориентируются в экстремальных ситуациях и найдут достойное решение разных проблем.
Нам такие испытания могут показаться жестокими, но в той же Японии дети всегда сдержанно переносят боль, обиду, болезнь, лишения. Даже удивительно видеть пятилетнего карапуза, смело входящего к зубному врачу и выходящего от него с налитыми слезами глазами, но с обворожительной, хоть и вымученной улыбкой на мордашке. Воспитание целой нации—это ли не убедительный пример, доказывающий результативность метода?
Но наша книга и о воспитании, и об обучении наукам, хотя трудно четко разграничить эти два процесса. Мы намерены помочь вам освоить разные способы преподавания, обучения конкретным дисциплинам. Мы хотим НАУЧИТЬ УЧИТЬ так, чтобы ребенок не просто УЧИЛ ту же физику, а ИЗУЧАЛ ее активно и весело.
Мне не совсем удобно рассказывать о папуасах или австралийских аборигенах, так как информацию о них я получал из вторых рук, уже частично искаженную эмоциями первого автора. Никакой эксперимент с применением прибора не может считаться чистым, так как прибор тоже участвует в опыте и влияет на его результат.
В данном случае «прибор»—это сам человек, автор рассказа о какой-то этнографической группе. Чтобы свести искажения до минимума, я расскажу о детях народов Крайнего Севера, Заполярья, с которыми лично встречался, общался, работал.
Норильск, Хатанга, Диксон—интереснейшие места Заполярья, истинные хозяева там долгане и нганасаны. Хатанга—столица национального долганского округа, нганасаны же составляют самую малочисленную нацию Севера (их чуть более 5ОО человек) и живут в основном в оленеводческих стойбищах.
Кстати, в переводе самоназвание нганасаны означает «дети
солнца». Это невысокая (1м 5О — 1м 65), очень независимая
этнографическая группа, продолжающая вести «нецивилизованный» образ
жизни. Они не селятся в европейских поселках, не работают в городах.
Они все охотники, рыбаки, оленеводы, одежду шьют из шкур, предметы
быта берут из природы, покупают в сельмагах только табак, боеприпасы,
чай, ножи, фонарики и батарейки.
Ребятишек у них «забирают» в интернаты с 8 — 1О лет, чтобы дать четырехклассное начальное образование. Потом их оставляют в покое. Я взял слово «забирают» в кавычки, потому что раньше нганасаны всячески уклонялись от этой насильственной грамоты, прятали детей на дальних пастбищах, воровали их прямо из школ и увозили в тундру. Теперь смирились, а может сочли эти 4 года учебы полезными для детей.
Интересно, что за все время существования интернатов только семь подростков решили продолжить учебу дальше. Остальные, хоть в интернате им сытней и проще жить, да и учатся они легко, прекрасно все усваивают, запоминают, — предпочитают возвращаться в стойбище к своим древним занятиям: охоте, рыбалке, оленеводству.
Если в интернате эти дети не слишком выделяются на фоне ребятишек европейского типа, а порой и кажутся несколько заторможенными в развитии, тугодумами, то в тундре они буквально преображаются. Те знания, опыт, которые они приобрели в первые годы жизни и добрали на летних каникулах, оказываются для них более значимыми, чем вся интернатская программа.
Известно, что с началом полярного дня ходить по тундре, еще не скинувшей снежный покров, опасно—сожжешь глаза. Темные, противосолнечные очки еще не были изобретены в Европе, а нганасаны, долганы, чукчи, эвенки ими пользовались всегда. Дайте подростку 3О минут и две плоские дощечки. Он отшлифует эти дощечки, обрежет по размеру лица, прорежет в них две тоненькие, с нитку, щелки, увяжет сыромятным или замшевым шнурком—и готовы очки. Обзор отличный, солнце не слепит, да и на лице удобно сидят, не мешают.
Но все это – прелюдия. Какова главная причина, почему они не уходят в “большой мир”, а всегда возвращаются в стойбища? И как это связано с воспитанием городских или сельских ребятишек?
Спившиеся, деградирующие, суетливые, потерянные люди у них перед глазами как предостережение.
Рытхэу в свое время часто, хоть и иносказательно, писал о потерянных людях Крайнего Севера. А врачи-наркологи до сих пор дискутируют о быстром впадении представителей малых народностей в зависимость от алкоголя. Нганасаны отнюдь не лишены этой слабости. Стоит привезти в стойбище спирт (делать это запрещено, но все равно привозят), как жизнь там парализуется.
Пьют все: старики, женщины, маленькие дети. Пьют с какой-то патологической жадностью, пьют в лежку, а за опохмел готовы отдать что угодно: вещи, деньги, жен. (Тут правда, надо учесть, что понятия ревности у них не существует, сексуальные отношения достаточно упрощены, а обычай давать гостю жену, дочь сохранился до нынешнего времени.
Возможно, этот обычай возник благодаря догадкам шаманов и старейшин о генетическом вырождении расы и необходимости прилива «свежей крови» в общину.)
Но нас интересуют прежде всего педагогические приемы этих “детей природы”, властителей “белого безмолвия”. Хотя, повышенная тяга к спиртному у детей – вопрос важный и будет рассмотрен в соответствующей главе.
Ну, во-первых, детей там не бьют. Вообще не наказывают никогда!
Во-вторых, там не бывает не выученных уроков. Если ребенок недостаточно виртуозно владеет арканом для ловли оленей, над ним будут подтрунивать до тех пор, пока он настойчивой тренировкой не сравняется по мастерству с остальными.
Если не умеет грамотно ставить капкан, ловушки на песца, его будут брать на охоту только на вторых ролях— поднести, помочь, — а подобное отстранение для мужчины страшнее, чем наказание.
Попробуем на нашем современном языке перечислить, что знает нганасанская девочка к 14 годам, в чем она мастерица. И сравним со знаниями в любой другой области современного подростка города или деревни.
Зоология? Смешной вопрос, маленький охотник или охотница знает все возможное обо всех живых существах в тундре.
И с анатомией, основами физиологии они знакомы отлично. Ни один грамм из разделанной туши зверя у них не выбрасывается. Шкура, жилы, внутренние органы—все идет в дело. Что-то на одежду, что-то—на предметы домашнего и охотничьего обихода, еще что-то—на лекарства.
Если добавить к этому, что они неплохие метеорологи, отличные топографы, умелые историки, передающие знания изустно, как в древности, часто в аллегорической форме легенд и притч, своеобразные музыканты, строящие свою музыку в ритме природы… Вроде и приемов особых нет педагогических. Не бить. Не наказывать. Делай, как я. Слушай—и ПОНИМАЙ. Смотри—и УЧИСЬ.
Впрочем, нас же никто специально не учит «джентльменскому» набору ругательных слов. Но покажите мне первоклассника, который не умел бы материться! Нас почти не учат пользоваться ножом, ложкой, спичками, однако мы умеем с ними обращаться. У нганасанов процесс обучения слит с реальной жизнью, а жизнь состоит из фрагментов обучения, познавания.
Но, главное, у них иная шкала ценностей. У нас говорят: «какой же ты мужчина, если не куришь, не пьешь?» У них говорят (даже не говорят— подразумевают): «какой же ты мужчина, если не умеешь запрягать нарты, заарканить важенку (самку оленя), переночевать в пургу в самодельном снежном «шалаше»?»
Как же сделать так, чтобы и в школах на уроке химии или русского языка наши ученики учились столь же легко, но основательно, естественно и самозабвенно? Попробуем ответить на этот вопрос в следующей главе.
